захрипела я, пытаясь схватить ртом воздух.
Он выполнил мою просьбу и сделал шаг назад, начав расхаживать передо мной, заложив руки за спину.
– Твой… – он с трудом пытался подобрать слова, – муж… Сказал своим кровососам, что ты мертва. Они теперь доложат ему, что видели тебя живой и невредимой! Что ты прикажешь теперь делать?!
– Люциан, ты же знаешь, что моей вины в этом нет, – постаралась я смягчить его, приблизившись, касаясь рукой его плеча, укутанного плащом.
– Знаю, но на него нахлынут воспоминания о тебе, и он захочет тебя вернуть!
Я провела пальцами по его щеке, уколовшись его щетиной.
– Но на меня не нахлынут, и я не захочу возвращаться, – успокоила его я и в подтверждение своих слов коснулась губами его уст, дабы не оставить ему надежды на сомнение в моих намерениях.
Отстранившись, я заглянула в его глаза. Они излучали понимание и благодарность, но в одно мгновение стали злыми и голодными.
– Я хочу тебе верить, – признался он, но внутри закипала ненависть, – только мне сказали, что ты попросила о встрече с Аро, прочитав его письмо. Вампиры не просто так появились в здешних краях, я прав?
Я сделала шаг назад.
– Что скажешь теперь? – бескомпромиссно прозвучал его вопрос. – Зачем ты хочешь его увидеть?
Я опустила взгляд, начиная терять самообладание.
– Я жду ответ! – напомнил он.
– Ты пять месяцев держал меня взаперти, чтобы я не удумала убить нашего ребенка. Я бы очень хотела избавиться от него, но мой неуязвимый организм не позволил бы мне это сделать, ты забыл об этом, когда пригрозил мне расправой за гибель Элины во чреве. Я не желала её появления на свет до тех пор, пока это не произошло. Потом, лишь единожды заглянув в её глаза, я поняла, что она – самое лучшее, что случилось в моей жизни. Я отдаю себе отчет в том, что это был своего рода гипноз с её стороны, но я рада тому, что так получилось. Она была зачата в ночь полной луны и рождена с её чарами, впитав в себя её магию, что оставила свою печать в волосах нашей дочери.
– Ты солгала мне! – заключил он. – Сказав, что не захочешь возвращаться к нему и что на тебя не нахлынут воспоминания, что ты имела ввиду? Ты до сих пор его любишь?
– Ради тебя я совершила достаточно, чтобы ты не сомневался в моих чувствах! – вспомнила я о своих жертвах во имя создания неповторимого гибрида для Люциана.
– Неужели ты так искусно лгала мне всё это время?! – он недоверчиво окинул меня презрительным взглядом.
– Нет! – запротестовала я. – Я не лгала тебе! Всё, что я делала, было по-настоящему! Я тебя любила, ровно, как и сейчас! Я была с тобой предельно честна и откровенна, не ведя двойную игру! Просто сегодня, когда я встретила подданных Вольтури, я…
– Ты захотела быть с ним?!
– Нет! Я прочитала письмо.
– Что в нем было?
– Аро писал, как сильно любит меня и тоскует. Ему тяжело, я видела это в каждой букве, в каждом завитке каллиграфического почерка. Поверь мне, я испытала лишь жалость к нему, не более!
– Вас с ним связывает гораздо большее, чем тебя со мной!
– У нас с ним двое детей, прошу, не забывай об этом… – взмолилась я.
– Это не проблема! – воскликнул он, сделав шаг вперед.
Он схватил меня за волосы и потащил вверх по лестнице, уводя прочь из тронного зала. Толкнув дверь, что вела в мою комнату, он бросил меня на постель, плотно задернул шторы, чтобы не видеть на моём лице отвращения ко всему тому, что он собирался совершить со мной. Его действия были резкими, уверенными, жестокими.
Несколько ударов по лицу, ссадины на моих плечах заверили меня в искренности и серьезности его намерений. Он сорвал с меня одежду, нарушив целостность её швов, сбросил с себя то, что сковывало его движения, затем одной рукой сжал моё горло, а второй – зафиксировал мои запястья у меня над головой, вдавив их в подушку, чтобы у меня не было возможности сопротивляться. Поначалу, я старалась всеми своими немощными силами прекратить его безумие, просила, плакала, умоляла, взывала к голосу его совести, пытаясь открыть его сознание на то, что он творил в этой комнате, но все мои попытки увенчались провалом. У него была цель, подстегиваемая инстинктами дикого, свирепого волка, и он шел к неё уверенно, несмотря ни на что, даже на мои стоны, вызванные его грубыми, жестокими толчками где-то между моих тазовых костей.
Эту боль я могла стерпеть, но обида, что разрывала мою грудь, заставляла слезы литься по моим щекам. Люциан же смотрел на меня глазами, свободными от сочувствия и жалости. Он ненавидел меня, поэтому не стал стыдиться своих грязных животных желаний, а просто бездушно и жестоко насиловал и без того слабую плоть той, которую бесконечно любил пару часов назад, той, что подарила ему самое большое счастье за всю его восьми вековую жизнь. Теперь всё это было неважно. В голове пульсировала лишь одна мысль: «Скорее бы всё это закончилось!».
Я пыталась поймать его взгляд, не имея возможности сказать ему, попросить прекратить эту пытку, но он не смотрел на меня. Это был зверь, которого уже невозможно остановить, ведь он перешел к той стадии войны, когда все средства кажутся идеальными для достижения заветной цели – мести. Кровавой, жестокой, подлой, безжалостной мести.
Огненное пламя разлилось внутри меня. Глупец! Он, видимо, не догадывался, что женщина не может забеременеть в любой момент, а только в определенные дни, но, я решила так, раз уж это его так подстегивает, так забавляет, то пусть радуется своей ничтожной победе, которая не приведет к окончательному выигрышу в этой эпопеи. Я позволила ему думать, что сегодня он что-то сумел доказать, но это было не так на самом деле.
Он поднялся с постели, взял тканевые лохмотья, что час назад были моей одеждой, распахнул окно и выбросил их в пропасть, которая чернела внизу.
– Теперь ты никуда не денешься! – прохрипел он, возвращая себе приличный вид.
– Ты пожалеешь об этом! – бросила я ему, укрываясь алой простыней, на которой, к счастью, не было видно моей крови, вытекшей из порванных ран на моих внутренностях и коже, что зажили в считанные мгновения.
Он ушел, зло усмехнувшись напоследок. Я запомнила его выражение лица – победитель, которые проиграл сегодня битву со своим инстинктом.
Я хотела найти ему оправдание, простить, но каждый аргумент в его пользу покрывал контраргумент, который не