Ной взял второе пирожное, откусил кусок. Потом второй. Пирожное было большим, но в два приема он ополовинил его. Начал жевать, сверля взглядом сидевшую напротив Дженеву Дэвис.
– Еще ванильной коки? – предложила она.
Он попытался сказать «нет», но набитый рот не позволил говорить, и, к своему удивлению, он кивнул.
Она добавила в его стакан вишневого сиропа, налила коку, положила пару кубиков льда.
Когда Дженева вновь села за стол, Ной уже освободил рот от пирожного.
– Позвольте мне попробовать еще раз.
– Попробовать что?
– Объяснить вам ситуацию.
– Святой Боже, я же не тупица, дорогой. Я прекрасно понимаю ситуацию. У вас есть железное алиби, и в суде я дам показания, что вы нам не помогали, хотя на самом деле помогали. Вернее, поможете, – она взяла со стола триста долларов. – А если все пройдет хорошо и в суд никому идти не придется, я отдам вам эти деньги, и мы полностью оплатим выставленный вами счет. На это потребуется время, возможно, мы будем платить частями, ежемесячно, но мы всегда соблюдаем данные нами обязательства, Микки и я. И потом, никому из нас в суд идти не придется. Вы уж не обвиняйте меня в неуважении к закону, дорогой, но я уверена, вы понимаете, что в данном случае правда не на его стороне.
– Я служил в полиции до того, как стал частным детективом.
– Тогда вы как никто другой должны разбираться в законах, – наставительно ответствовала она с улыбкой, какой бабушки жалуют любимых внуков, отчего ощущение тепла в его теле только усилилось.
Хмурясь, наклонившись над столом, он пытался бороться с ее упрямым нежеланием смотреть фактам в лицо.
– Я разбирался в законах, но меня выгнали со службы, потому что я сильно избил подозреваемого в преступлении. Чуть ли не до смерти.
Она поцокала языком.
– Гордиться тут нечем.
– Я и не горжусь. Мне повезло, что я не попал в тюрьму.
– А вот по вашему голосу определенно чувствуется, что гордитесь.
Уставившись на нее, он доел пирожное. Потом запил ванильной кокой с вишневым сиропом.
Дженеву его взгляд не напугал. Она улыбалась, словно радуясь тому, что ему нравятся ее пирожные.
– Честно говоря, где-то и горжусь. Не следовало бы, учитывая, к чему это привело. Но горжусь. Я приехал по вызову соседей. Семейная ссора. Этот тип как следует отделал свою жену. Когда я приехал, она лежала на полу, вся в крови, а он бил дочь. Маленькую девочку лет восьми. Уже вышиб ей несколько зубов. Увидев меня, отпустил, аресту не сопротивлялся. Но я вышел из себя. Увидев девочку с окровавленным ртом, потерял контроль над собой.
Перегнувшись через стол, Дженева сжала его руку.
– И правильно.
– Нет, неправильно. Я бы не остановился, пока не убил его, но девочка меня оттащила. В рапорте я солгал, написав, что подонок сопротивлялся аресту. На слушаниях жена дала показания против меня… но девочка солгала, взяв мою сторону, и они поверили девочке. Или сделали вид, что поверили. Мне пришлось уйти со службы, а они согласились выплатить мне компенсацию при увольнении и поддержать мое ходатайство о выдаче лицензии частного детектива.
– Что случилось с ребенком? – спросила Дженева.
– Как выяснилось, избиениям она подвергалась давно. Суд лишил мать родительских прав и назначил опекунами бабушку и дедушку по материнской линии. Она скоро закончит школу. У нее все в порядке. Хорошая девочка.
Дженева вновь сжала ему руку и откинулась на спинку стула, сияя, как медный таз.
– Вы совсем как мой сыщик.
– Какой сыщик?
– В которого я влюбилась, когда мне было чуть больше двадцати. Если бы я не спрятала тело моего убитого мужа в нефтяном отстойнике, Филип, возможно, не отверг бы меня.
Ной не знал, как на это реагировать. Вновь протер вспотевший лоб.
– Вы убили вашего мужа? – наконец спросил он.
– Нет, моя сестра. Кармен застрелила его. Я спрятала тело, чтобы защитить ее и уберечь отца от скандала. Генерал Стернвуд, это наш отец, не отличался крепким здоровьем. И он…
На лице Дженевы отразилось недоумение, она замолчала.
– И он?.. – повторил Ной, побуждая ее продолжить.
– Нет, конечно, это была не я, а Лорен Баколл[101] в «Большом сне»[102]. Сыщика, Филипа Марлоу, сыграл Хэмфри Богарт.
Ной улыбнулся, хотя и не понимал, чему улыбается.
– Что ж, это очень уж трогательное воспоминание, пусть и ложное. Честно говоря, мне становится как-то не по себе, когда я вдруг вспоминаю, что вела себя плохо. Это настолько противоречит моей природе, что у меня и быть не могло таких воспоминаний, если бы мне не прострелили голову.
Количества сахара в пирожных и двух стаканов коки вполне хватало для того, чтобы вести интеллектуальную дискуссию на любую тему, но иной раз хотелось пива. А поскольку пива не было, он решил кое-что уточнить:
– Вам прострелили голову?
– Вежливый и хорошо одетый бандит ограбил наш магазин, убил моего мужа, ранил меня и скрылся. Я не буду рассказывать вам, как выследила его в Новом Орлеане и лично расправилась с ним, потому что случилось это с Алеком Болдуином, а не в моей реальной жизни. Но даже при том, что я мухи не обижу, я бы смогла пристрелить его, если б знала, как выследить. И думаю, выстрелила бы в него не один раз. Сначала в каждую ногу, чтобы заставить его страдать, потом дважды в живот и, наконец, один раз в голову. Я ужасно жестокая, дорогой?
– Не жестокая. Но более мстительная, чем я ожидал.
– Это хороший, честный ответ. Вы произвели на меня впечатление, Ной.
И одарила его одной из своих обаятельных улыбок.
Он тоже не мог не улыбнуться.
– Мне так нравится болтать с вами, – еще улыбка.
– Мне тоже.
Глава 61
Суббота: из Хоторна, штат Невада, в Бойсе, административный центр штата Айдахо. Четыреста сорок девять миль. Главным образом пустоши, яркое солнце, но ровная дорога.
Стая стервятников кружила над чьим-то трупом в пустыне к югу от Лавлока, штат Невада. Заинтригованный, Престон Мэддок тем не менее решил, что крюк делать не стоит.
На ленч они остановились у ресторана в Уиннимакке.
На дорожке, ведущей к входной двери, полчища муравьев пожирали жирное тело раздавленной пчелы. Вытекавшая из насекомого жидкость радужно блестела, совсем как пленка нефти на поверхности воды.
Конечно, он шел на определенный риск, появляясь с девочкой Рукой в общественных местах. Ее представление в пятницу, в кафетерии к западу от Вегаса, нервировало. Она могла бы добиться желаемого, не окажись официантка так глупа.
Большинство людей глупы. Такую оценку Престон Мэддок дал человечеству в одиннадцать лет. За последующие тридцать четыре года у него не нашлось оснований изменить ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});