– Что? – забеспокоился Умар, смутно чувствуя беду. – Что?
– Звиняй, друг, – Бельфегор довольно фальшиво изобразил сочувствие. – Боюсь, новости хреновые.
12
Умар быстро водил головой из стороны в сторону. Волосы уже не торчали во все стороны, а стояли дыбом, как от прикосновения к генератору Ван де Граафа. Голубые глаза горели сумасшедшим огнём.
Рыжий засеменил к Хеспии мелкими дробными шажками, желая оттянуть летящий на него момент сокрушительной истины. Пока он шёл, девушка подобралась, напряглась. Под кожей на висках, прикрытых развеянной по ушам полупрозрачной дымкой волос, пульсировали вены.
Бельфегор шагнул назад, уступая Умару место. Донган всё ещё пребывал без сознания. Кровь из проделанной Марсеном раны на затылке пропитала полусгнивший опад. Предвкушая скорую развязку, Леонард взял на прицел Лазаря с Яникой – на всякий пожарный.
Наконец, траурное шествие Умара закончилось. За спину Хеспии он предпочёл не заглядывать – и так было ясно, что крыльев там нет, а вместо этого упал перед ней на колени, как раненый в спину солдат. Их лица оказались на одном уровне. Широко распахнутые глаза Хеспии совершили полное ужаса путешествие от лица Умара вниз по плечу и остановились на руке с револьвером.
– Что ты собираешься…
Умар резко подался вперёд и обхватил её руками в некоем симбиозе объятий и борцовского захвата. От неожиданности Хеспия охнула и зажмурилась.
– Зачем ты так со мной? – проговорил Умар. – Не понимаю...
Грубыми хлопками, от которых Хеспия содрогалась всем телом, Умар обыскивал её спину. С каждым хлопком удары становились ощутимее, хлёстче.
Нет, он не ощупывает её, неожиданно осознал Лазарь – он её бьёт.
– Других вариантов не оставалось, – отрывисто объяснила Хеспия. – Алтарь был близко…
Умар стиснул зубы:
– Сейчас хотя бы не ври. Ты с самого начала всё это придумала.
ХЛОП! ХЛОП! ХЛОП!
Яника шагнула вперёд, открыв рот для реплики, но Лазарь перехватил её за запястье: «Молчи!» Бельфегор обозревал происходящее с нескрываемым удовольствием на буйно заросшем лице. В чёрных глазах застыло напряжённое терпение хищника.
ХЛОП-С! ХЛОП-С! ХЛОП-С!
– Свобода всегда была для тебя важнее. В наших отношениях ты ценила только свою независимость. Думала, он тебе её сохранит! Надеялась, он окажется великодушней меня!
Он не спрашивал – он утверждал. Голос Умара был спокойным, почти убаюкивающим. В его обречённой умиротворённости крылось что-то зловещее. Как и в похлопываниях – жестоких в своей холодности.
БАХ! БАХ! БАХ!
– А он оказался ещё хуже. Ха! Могу представить твоё разочарование. Вот облом...
Смятым подбородком Хеспия лежала на плече Умара и жмурилась от боли.
– Умар, прекрати… (БАХ!) Отпусти … (БАХ!) Мне… (БАХ!) Больно… (БАХ!)
– Но я, хотя бы, был откровенен с тобой с самого начала! Ты всегда знала, чего от меня ждать. Я был для тебя, как открытая книга. И ты читала её, пока она тебе не наскучила…
Б-БАХ! Б-БАХ! Б-БАХ!
– Я бросила читать, когда поняла, что мне не нравится то, что я читаю!
Хеспия прокричала это на одном дыхании, не сбившись ни в одном слоге. Умар замер, избиение остановилось. Ушей Лазаря достиг облегчённый выдох Яники. Потом Умар отстранился от Хеспии, опустил руки ей на плечи и сильно стиснул в ладонях. Хеспию била крупная дрожь, точно инерция от ударов ещё сохранялась в теле.
– Отпусти меня, – тихо попросила она.
Рука, в которой Умар держал револьвер, легко соскользнула с её плеча и ткнулась дулом в щёку лежащего без сознания Донгана.
– А эта, значит, нравится? – нараспев спросил Умар и взвёл большим пальцем курок. – Эта тварь?
Лицо Бельфегора расслабилось, спало. Полоски губ, похожие на розовых ленточных червей, растянулись в довольной ухмылке. Чёрные глаза-кнопки с триумфом смотрели на Лазаря.
– Убьёшь его – убьёшь и её. Теперь они связаны, – отчётливо проговорил Лазарь и повернулся к Бельфегору. – Ой! Кажется, наши планы всё-таки расходятся.
Тяжёлая челюсть Бельфегора стала рывками падать вниз.
– Сопи в две дырки! – спохватился Леонард, щёлкнув револьвером, но слишком поздно.
Умар услышал предупреждение.
Он стоял к Лазарю затылком, однако лицо Хеспии с зеркальной точностью отражало изменения на другой стороне головы. Как показалось Лазарю, лицо Умара преисполнилось мучительным сомненьем.
Бельфегор тоже это заметил:
– Прикончи ублюдка. Не досталась тебе – не достанется никому, – зачем-то вспомнил он «Бесприданницу» Островского.
Яника снова дёрнулась в неконтролируемом порыве что-то предпринять, и Лазарь снова удержал её. Для чистоты эксперимента всё должно было произойти без экзогенного вмешательства.
Дуло револьвера сильнее вдавилось в щёку Донгана, образовав глубокую выемку. Умар не смотрел вниз – он неотрывно вглядывался в лицо своего навсегда потерянного Ангела, который, по сути, больше таковым не являлся, и думал, размышлял, взвешивал.
Во всяком случае, Лазарю хотелось в это верить. Он почувствовал, как тонкие, всегда холодные пальцы Яники, сцепились с его пальцами, всегда очень горячими, в неразрывный замок. Наверное, так сцепляются руками сидящие в соседних креслах пассажиры самолёта, потерявшего управление и падающего на огромной скорости в океан.
Лицо Хеспии, между тем, сменило выражение. Теперь оно отражало глубокую неизбывную жалость, вот только непонятно, к кому. Жалость к другому предвещала «хэппи-энд», жалость к себе… она никогда ничего хорошего не предвещает. Лазарь неотрывно вглядывался в рыжий затылок Умара, и всё гадал: что за ним? Хеспия молчала. Одно её слово, одна ласковая улыбка – и всё могло поменяться в сторону «хэппи-энда». Но она молчала. Видимо, тоже не хотела смазывать результаты опыта.
– Стреляй! – подначивал Бельфегор. Любая заинтересованность в научной стороне вопроса в этом человеке отсутствовала напрочь. – Кончай му-му водить. Спусти курок!
– Я люблю её, – наконец проговорил рыжий затылок.
За этим могло последовать что угодно – слёзы раскаяния, объятия примирения, выстрел. Но обязательно что-то одно.
13
Большим пальцем Умар плавно спустил курок с боевого взвода.
– Ну, ты и тряпка! – взорвался Бельфегор. – Не решишься сейчас, потеряешь уважение к себе! И тебя уже никто не будет уважать!
Умар не слушал его. Он вынул пистолет из щеки Сенсора и с размаху отправил подальше в кусты. Потом повернулся к Бельфегору, и Лазарь, наконец, смог увидеть его профиль. Тонкая блестящая полоска слезы растянулась во всю щёку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});