Нефертити повернула голову и посмотрела в окно. Далеко внизу, на пристани, где стояла ее ладья, оранжевым пламенем горели факелы, их отсвет дробился на мелкие осколки, отражаясь в покрытой рябью поверхности Нила.
– А что Хоремхеб? – тихо спросила она. – Ты ведь только его боишься, разве не так? Ты боишься, что он возьмет власть над Сменхарой, а потом, возможно, и над маленьким царевичем, и однажды ты проснешься и узнаешь, что он сделался регентом – человек, которым всю жизнь двигало огромное честолюбие. Ты думаешь, что, вкусив настоящей власти, он сможет удовлетвориться местом регента позади трона?
Эйе теперь сидел в полной темноте, и единственным признаком того, что он все же слышал ее, было его участившееся дыхание. Через некоторое время он сказал:
– Хоремхеб любит Египет. Он всегда чувствовал себя в долгу перед своей страной. Однако я не знаю еще, как далеко он может зайти, отдавая свой долг. Конечно, его мальчишеская вера во всемогущество фараона пошатнулась.
– А ты не боишься быть со мной таким откровенным? – Нефертити отодвинула кольца и спустила ноги с кровати. Коленом она задела колено отца. – Я – царица. Я правила, а моя дочь Мериатон – нет. Что если я пойду к Хоремхебу и предложу ему брачный союз? Он легко расторгнет брак с Мутноджимет или сделает ее второй женой. Люди сочувствуют мне. Я – несчастная царица, изгнанная бессердечным супругом. Вместе мы сможем низложить и изгнать Сменхару.
Она не знала, откуда у нее возникла уверенность, что Эйе улыбается в темноте.
– Моя дорогая Нефертити, – отозвался он с оттенком насмешки в голосе, что подтвердило ее уверенность. – Меня восхищает твое упорство. Мне жаль тебя, потому что твоя жизнь была полна страданий, и я люблю тебя, потому что ты была когда-то моей маленькой девочкой, бегавшей в садах Ахмина, но по-настоящему я не доверяю тебе. Ты думаешь, я говорил бы с тобой так откровенно сегодня, если бы считал, что Хоремхеб согласится хотя бы выслушать тебя? – Он неожиданно отыскал в темноте ее руку и пожал ее, и Нефертити, вздрогнув, ответила на его пожатие. У него были сухие и очень горячие пальцы. – Прости меня, если можешь, царица, за то, что я скажу тебе. С тех пор как Мэй перехватил на границе твоего посланника, мы с Хоремхебом и Сменхарой знаем, что ты замыслила заполучить в Ахетатон хеттского царевича. Для Хоремхеба ты – изменница.
Нефертити похолодела от ужаса. Отняв руку у Эйе, она вскочила и подбежала к двери.
– Зажгите свет! – воскликнула она, и слуги поспешили к ней в комнату с лампами, которые были уже зажжены и стояли в коридоре, расставили их по комнате, после чего поклонились и вышли.
Теперь она увидела Эйе, который сидел в кресле, глядя на нее вполоборота, с участливым и извиняющимся выражением.
– Ты знал и ничего не сказал мне! – закричала она на него, окаменев от боли. – Ты позволил мне страдать, ты позволил мне надеяться, верить – даже сегодня я еще надеялась… – Она сглотнула. – Никогда не думала, что ты можешь быть таким жестоким.
– Но тогда было уже слишком поздно остановить твой заговор, – ответил он. – Было проще устроить засаду на царевича Зеннанзу и убить его так, чтобы Суппилулиумас поверил, что это дело рук хапиру. Теперь ты понимаешь, почему Хоремхеб не захочет иметь с тобой никаких дел?
– Значит, на мою просьбу ответили. – Она почувствовала, как слезы унижения полились из глаз, уже мучительно покалывая ее воспаленные веки. – Суппилулиумас послал его, царевича Зеннанзу. – Она подошла к ложу и опустилась на него, аккуратно оправляя на коленях платье и не глядя на Эйе. – Во что бы то ни стало забери Тутанхатона, – закончила она тихо. – Тогда у меня не будет необходимости больше говорить с тобой.
Он встал и поклонился.
– Я защищал тебя перед Хоремхебом, – сказал он. – Несмотря ни на что, я твой отец, и я верен тебе. Но, Нефертити, настало время принять ту участь, что выпала на твою долю, и успокоиться. Утром я пришлю за Тутанхатоном.
Он подождал немного, но она не ответила ни на его поклон, ни на его слова, тогда он повернулся и вышел. Дверь тихо закрылась за ним.
Была почти полночь, когда Эйе устало поднялся по ступеням своего причала и в сопровождении стражи прошел через шелестящий темный сад к дому. Он знал, что откровенность с Нефертити ничем не грозит ему. У нее не осталось средств, с помощью которых она могла бы снискать благосклонность какого-нибудь влиятельного лица, и было совершенно очевидно, что Хоремхеб не станет иметь с ней никаких дел. Он и мне больше не доверяет, – подумал Эйе. Войдя в опочивальню, он приказал слугам раздеть его. – Наши мнения о том, как восстановить порядок в этой стране, всегда были несхожи, но сейчас разногласия между нами очень быстро растут, и дело может дойти до открытого соперничества. Надеюсь, что этого все же не случится. Сейчас он сбит с толку и не знает, как ему действовать дальше, но, как бы там ни было, я не должен позволить ему получить власть над Тутанхатоном. Мне необходимо сохранить свое влияние при дворе; придется наносить визиты Сменхаре, не выпускать из поля зрения Тутанхатона и пытаться сдерживать нетерпение Хоремхеба.
Он стоял, запрокинув голову и прикрыв глаза, покорившись умиротворяющим, благоговейным прикосновениям слуг, которые омывали его ароматной водой, одевали в свежее платье, обмахивали опахалами. Все лампы в комнате погасили, горел только один ночник. Слуги поклонились и пожелали ему доброй ночи. Он лежал в жаркой комнате, утомленный, но неспособный расслабиться, думая об убийстве иноземного царевича, которое было совершено по его приказанию. Сменхара уже забыл о нем, а Хоремхеб расценивал его как политическую необходимость. Мы могли бы просто схватить его и отослать домой к отцу, – думал он. – Возможно, Суппилулиумас счел бы подобные действия слабостью, но это могло предотвратить дальнейшее ухудшение отношений между нашими странами.
Он уже задремал, когда услышал, что дверь отворилась, и, приподнявшись на локте, увидел в свете ночника свою жену. Тии куталась в желтый халат. Она была босая, седые волосы были небрежно откинуты, открывая высокий лоб. Мягкий свет ночника скрадывал морщинки.
– Уже так поздно, я думал, ты спишь, – улыбнулся он, жестом приглашая ее на ложе.
Тии села, поджав губы.
– Я слышала, как ты пришел, – ответила она. – Я ждала тебя. – Как обычно, она не спросила, где он был. Она никогда не вмешивалась в его дела, не спрашивала, о чем он думает, и само это ее безразличие делало ее как-то ближе. – Я хотела сказать тебе, что, как только ты ушел, прислали весть из дворца, что ребенок Анхесенпаатон умер.
Эйе вздохнул.
– Бедная царевна. У нее все же отняли ее куклу. Нужно будет навестить ее утром.