Читать интересную книгу Пришествие Короля - Николай Толстой

И вспомнил я его слова, прозвучавшие в темной палате замка короля Брохваэля в Каэр Гуригон, вспомнил обманный его ход на доске для гвиддвилла. Предательство! Мне было холодно в этой бессолнечной пустыне, холодно, как тогда, когда я лежал в моем промерзшем убежище под горой Невайс по бедра в снегу, с сосульками в волосах. Тоской звучал вой волков, и резал тело острый ветер. Люди короля Риддерха нежатся под теплыми одеялами на перинах — не для них жестокий мороз и затопленный брод!

Но мысль моя в тот миг была быстрой и яростной, как порыв ветра на горном склоне, острой, как иглы инея, и пронзающей, как красный луч низкого солнца над снежной равниной. Когда мужи учености и чародейства, лливирион, отрывают взгляд от своих книг, чтобы созерцать книгу более великую, они делят ночное небо меридианами, покрывающими его сеткой вроде паутины, и стараются таким образом приложить искусство упорядочения и познания к предмету своего изучения.

Но что есть все эти мысленные меридианы, как не тонкая летняя паутинка, плавающая в воздухе у стены действительности, не дающая ей пролететь над скрытым за нею лабиринтом? Именно там вьется истинная дорога небес — Каэр Гвидион, мост, по которому восходят ввысь души.

И здесь, в Придание, дороги Ривайна есть не что иное, как мысленные меридианы, наложенные на Правду Земли. Ни один смертный не имел такого ясного ума, как Иул Кессар[118], император Ривайна, который завоевал Остров Могущества в отместку за Майнласа. Именно он сетью наложил на земли бриттов дороги, чтобы удержать пойманного быка. И все же бык разорвал сеть, как будет всегда, и ныне шиповник да бобры распутывают плетенье императора мира.

Если смахнуть с камня плод трудов паука, яснее станут витки древнего пути, идущего из Середины. Пока болота, трясины и зимние разливы насмехаются над дорогами Ривайна, высоко над острыми холмами и валами тянется по облакам величественный путь, который люди и доныне зовут Каэр Гвидион. От Кремневых Копей до Леса Нойтониог тянется он, огибая Голову Врана (которая есть Середина Острова), пока не погружается в бурное море Удд.

Как и небесный путь Каэр Гвидион, он огибает Середину. И более того, как я увидел в моем внезапном озарении, он также огибает Колесницу Медведя! Теперь я слишком ясно понял, что таилось за издевательским хохотом Гвина маб Нудда, когда швырнул он свою последнюю фигурку в нашей партии в гвиддвилл, — его враждебные пешки окружали нашего короля не по правилам, не по квадратам, а хитрым, древним путем, о котором я уже забыл!

Люди раскладывают девственную природу на уток и основу, и задача провидца — соединить одно с другим, скользя туда и обратно через край. В моем сознании тут же всплыло воспоминание — как будто мне не следовало бы подумать об этом давным-давно, еще в Каэр Гуригон. Неужто я на самом деле Мирддин Безумный? Ведь король Мэлгон Высокий Гвинеддский и войско Кимри сейчас идут прямой дорогой от Каэр Кери Где же они собирались встать? Разве не у стен покинутой крепости Динайрт, не на внешней стороне границы Равнины Иверидд?

Я сразу же увидел все. Или почти все. Я ощутил озарение, полное и внезапное, как тот магический водопад света, который омывает всю землю, когда падучая звезда прорывает покров небесного шатра. Как у нас в Придайне есть земной Каэр Гвидион, пересекающий Остров Могущества, как его блистающий двойник — небеса, так у нас на этом пути есть и земная Колесница Медведя. Ведь «Динайрт» означает «Медвежья Крепость», а Медведем этим был Артур, который взял древнюю твердыню, перестроил ее и сделал основой щита, который прикрывает пастбища Придайна от Пустошей Ллоэгра, в которых заправляет Напасть Ивисов.

С ночного неба Гвидион и Мат получили свое колдовское знание, которое записали они в Книгах Бриттов, и теперь в ночном небе было ясно написано то, что я искал. Сзади, по древнему пути, по извилистому Каэр Гвидион приближается враг — пока беспечные князья Кимри бездумно скачут по мощеной дороге, уже сейчас готовится им западня у Медвежьего логова.

Скорчившись на земляном полу холодной конуры в кузне Гофаннона, подтянув колени к груди, исходя потом в своей кабаньей шкуре и жуя кусок тухлого мяса этой твари, я все видел тем глазом, что вырвал у меня Ястреб Гвалеса в черный час на Инис Вайр, приюте белых чаек. Ллоэгр, Равнина Иверидд, Равнина Брана, укрытая туманом, была незрима для моего недремлющего ока. Но сквозь щели между стропилами прокопченной крыши, опирающейся на семь сверкающих колонн, просвечивал звездный свет, отражая все так же ясно, как в зеркале полированной бронзы.

Я видел карту, более искусную, чем та, что показывал Мэлдаф в чертогах Брохваэля Клыкастого. На ней ярко тлел Охотничий Пес — звезда этих дикарей Там изгибался Каэр Гвидион, там была Колесница Медведя, затянутая мигедортом, друидическим туманом войны, там рядом с ней ярко полыхала Звезда Артура, Возницы-Медведя, которым стал он, как говорят люди, после того, как оправился после жестоких мучительных ран, полученных на страшном поле Камланна. Но Артур ли вел бриттов на двенадцати волнах их побед? Или был это преображенный Артур, чья повозка, полная трупов, катится впереди воинства ушедших, ведя их к месту последнего привала под пустой горой? Я теперь знал много больше, но мне предстояло узнать еще больше и еще большего достигнуть.

Долго лежал я между сном и явью, пока мой эллилл, подобно перышку, не опустился ко мне, чтобы воссоединиться с моим опустошенным телом. Было нежное время зари, и мне показалось, что моя Гвенддидд пошевелилась во сне рядом со мной и повернулась, чтобы обвить меня белыми своими руками, бормоча что-то нежное в своем невинном сне. Но когда я проснулся и перестал быть виллт, Гвенддидд рядом не было. Только гаснущий бриллиант Утренней Звезды улыбался мне сквозь трещины в крыше моей кельи, сияя яркой точкой на лазури неба, словно ямочка на круглой щеке моей возлюбленной.

Мой эллилл уже не летал вольно между мирами. Звездные узоры, которые я рассматривал, были врезаны в кость моего черепа. Снова вернулся в хрупкую оболочку дух, который, как я представлял себе, на краткое время опять распался на девять форм элементов, собранных матерью моей Керидвен в ее Котле Колдовства во время зачатия меня, моста над шестьюдесятью реками, коракля, плывущего по бескрайнему океану. Что было снаружи, стало внутри — я был каплей дождя, пузырьком в пиве. Как колдовской перегонный куб, я представлял всю вселенную.

Мой милый домик на холме —Милей дворцов земныхВ нем звезд полет подвластен мне,И Солнца, и Луны.Скажу — искусный ГофаннонМне эту кровлю клал,Могучий сын пресветлой Дон,Что этот мир ковал.И сквозь ее священный кровИ капля не прольет,Не пролетит, почуяв кровь,Жестокое копье.И двери здесь отворены,И взору нет преград,И нет ни вала, ни стеныВкруг моего двора.

Обессиленный видением, я долго спал в своей холодной каменной келейке, и странные темные сны снились мне. Через некоторое время мне показалось, что меня куда-то перенесло, что я говорю с незнакомцами, которые несут какую-то тарабарщину на корявых чужих языках, не сходных с чистым бриттским наречием, и что я забрел в дикий холодный край, далеко-далеко от окаймленных морем берегов Острова Могущества.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});