Хайдеггера, связь, которую он устанавливает между ним и Деррида, не служит комплиментом последнему. Если верить Хабермасу, подходы Хайдеггера и Деррида едва ли не полностью совпадают друг с другом: «Известная мелодия самопреодоления метафизики задает тон и проекту Деррида; деструкция переименована в деконструкцию»[1038]. По Хабермасу, который в этом пункте довольно близок к «Мысли 68» Ферри и Рено, у Деррида, таким образом, нет ничего нового, если не считать тона, но последний приводит к крайне предосудительному устранению различия между философией и литературой:
Философское мышление, если, согласно рекомендациям Деррида, оно освобождается от обязательства решать проблемы и литературно-критически переосмысливается, лишается не только присущей ему серьезности, но и результативности. И наоборот, литературная критика теряет свою способность выносить суждения, когда она, как представляется последователям Деррида на литературных факультетах, переключается с присвоения содержаний эстетического опыта на метафизическую критику. В результате ложной ассимиляции одной отрасли деятельности другой обе лишаются субстанциональности[1039].
Известность Хабермаса и его растущее влияние в Германии заставляют Деррида дать ответ, тем более что в немецкой прессе недавно появились статьи с весьма резкими выпадами в его адрес, связанные с делом де Мана. В газете Frankfurter Rundschau Манфред Франк заявляет, что опасается, как бы молодые немцы не попали «в руки французов», подозревая весь «французский Интернационал» – Деррида, Делеза и Лиотара в «неодарвинистском» фашизме или протофашизме[1040]. По свидетельству Александера Гарсиа Дютмана, который был студентом во Франкфурте, а потом вошел в круг Деррида, Хабермас специально предостерегал своих студентов от влияния Деррида, называя его мысль нигилистической, обскурантистской и сомнительной в политическом отношении.
В одном длинном примечании, добавленном во французское издание «Воспоминаний для Поля де Мана», Деррида вначале возмущается методом Хабермаса, напоминая, что в одной из посвященных ему глав его на 30 страницах критикуют «без единой ссылки на какой-либо из [его] текстов» и при этом «называют именно что… автором спорных, как считается, тезисов». Выделив несколько ошибочных интерпретаций, Деррида наносит более прямой удар по самим принципам философии Хабермаса:
Грубейшие из нарушений элементарных правил дискуссии (дифференцированного прочтения или выслушивания другого, доказательства, аргументации, анализа и цитирования) всегда совершаются именно во имя этики, якобы демократической этики обсуждения, во имя прозрачной коммуникации и «консенсуса». Моралистический дискурс консенсуса или по крайней мере тот, что притворяется искренне призывающим к консенсусу, всегда на деле бесцеремонно нарушает классические нормы разума и демократии[1041].
Все эти темы занимают центральное место в другом важном тексте 1988 года – «К этике дискуссии». Это послесловие к книге Limited Inc., в которой собраны части того особенно жесткого спора, который был у Деррида 10 лет назад с Дж. Р.Серлом. Возвращаясь к тексту Серла «Повторяя различия: ответ Деррида» и к резкому ответу, данному им в Limited Inc abc…, Деррида пытается проанализировать «симптомы, которые эта полемическая „сцена“ может еще предложить для прочтения», помимо собственно теоретических содержаний, разыгрывавшихся в этой дискуссии[1042]. Деррида все больше признает то скрытое насилие, которое задействовано в академических или интеллектуальных спорах, в том числе в его собственном подходе. Позднее в интервью Эвелин Гроссман он дает объяснение:
Когда я пытаюсь думать, работать или писать и когда считаю, что нечто «истинное» должно быть заявлено в публичном пространстве, на публичной сцене, никакая сила в мире не может мне помешать. Это не вопрос смелости, просто, когда я считаю, что нечто необходимо сказать или продумать каким-то «истинным», пусть пока и неприемлемым образом, никакая сила в мире не могла бы не дать мне сказать это… Мне иногда случалось писать тексты, которые, как мне было известно, кого-то заденут. Например, это была критика Леви-Стросса или Лакана, и я все-таки достаточно хорошо знаю среду, чтобы понимать, что такие тексты наделают шума, но я не мог от этого воздержаться. И это просто такой закон, что-то вроде влечения или закона: я не могу этого не сказать. Между нами говоря, бывало так, что в те моменты, когда я писал тексты такого рода, с критикой, для некоторых кругов в чем-то вызывающей, я писал, а потом, когда ложился поспать или в полудреме кто-то более трезвый или более бдительный во мне говорил: «Ты совсем сошел с ума, ты не должен делать этого, не должен это писать. Ты же понимаешь, что будет…». Но затем, открыв глаза и взявшись опять за работу, я все-таки делал это. Я не подчиняюсь этому совету проявить осторожность. Именно это я называю влечением к истине: это должно быть заявлено открыто[1043].
И все же два года непрерывных сражений становятся для Деррида своеобразной поворотной точкой. Следующий период будет определяться новыми союзами, да и сам Деррида станет другим, более спокойным человеком. И на первый план вскоре, словно бы в ответ на обвинения, выйдут этические и политические вопросы.
Глава 3
Живая память. 1988–1990
Из-за всевозможных обязанностей, поездок и накапливающейся переписки Деррида чувствует себя все больше перегруженным. Как отмечает Авитал Ронелл, поскольку он не занимает профессорского поста в университете Франции, у него нет ни ассистента, ни секретаря, которые могли бы помочь ему в работе, так что приходится «самому искать, копировать, сверять и всем заниматься»: «Я и сейчас вижу, как он со своим тяжеленным портфелем, набитым книгами, бредет на слушания какой-нибудь комиссии… В некоторые дни он был своим собственным пролетариатом, по крайней мере по меркам американских университетов»[1044].
Несмотря на свою работоспособность, бывает так, что Деррида не справляется с делами. Осенью 1987 года он знакомится с Элизабет Вебер, молодой женщиной, которая работает над немецким переводом «Улисса-Граммофона» и несколько раз по завершении его семинара рассказывает ему о трудностях, с которыми столкнулась. «Через несколько месяцев, когда я заканчивала докторскую диссертацию, он спросил меня, не будет ли мне интересно ему немного помочь, особенно с корреспонденцией. С начала 1998 года я каждое воскресенье приезжала в Рис-Оранжис, чтобы работать с ним. По утрам Деррида надиктовывал мне ответы на письма, которые скопились за неделю. Послеобеденное время обычно посвящалось papers, полученным им рукописям и книгам, а также разбору его библиотеки»[1045].
Вскоре задачи Элизабет Вебер расширяются. Она объясняет это так: «Через какое-то время он также доверил мне доработку и корректуру некоторых книг: Limited Inc., в которой были собраны тексты по дискуссии с Серлом, а также огромный сборник интервью „Многоточие“ (Points de suspension). Если мне не изменяет память, именно я была инициатором этого проекта. Мы подробно обсуждали, какие интервью