мной был старший сын. Даже не столько тревожился за машину, сколько за него. Второй сын гостил у бабушки на каникулах, теперь все вместе возвращаемся.
Сдвинули стаканы, подполковник быстро разлил бутылку — хватило лишь на раз. Капитан-артиллерист выставил свою заначку — «Смирновку». Пригубили, что там пить на шестерых?! Попутчики выжидающе посмотрели друг на друга. Эдуард помялся и чистосердечно признался:
— У меня есть три литра чачи, но пить её нельзя! Очень крепкая, всю не осилим, а остатки выливать жалко. Вот если у кого-то была бы капроновая крышка…
— Да что нам три литра! На шесть человек! — засуетился майор с характерным сизо-красным носом и лицом в бордовых прожилках, выдающих сильно пьющего человека. — Как слону дробина…
— Слону может быть и дробина, но для нас она будет убойная. Отец гарантировал пятьдесят градусов, но я думаю, она гораздо крепче…
Видя, что продолжение банкета под угрозой, майор засуетился, полез в свои авоськи и достал литровую банку солёных огурчиков под капроновой крышкой.
— А вот и крышка, и закуска! Вскрывай чачу, будем дегустировать!
Громобоев взял у проводницы консервный ключ, откупорил банку и предупредил компаньонов:
— Заранее говорю, чтоб не было потом обид, пьётся этот продукт легко, но ощущение ног быстро потеряете, ослабеете и завтра во Франкфурте не встанете! По личному опыту знаю и за ваше самочувствие не ручаюсь…
Майор самонадеянно махнул рукой:
— Плевать, мне ехать до Берлина, высплюсь…
— И мне в Берлин, — ухмыльнулся Берш.
— А я вообще до Бюнсдорфа, — усмехнулся подполковник. — Как-нибудь с помощью сынков поднимусь…
Капитанам надо было в Дрезден, они, как и Эдик должны были сойти посреди ночи во Франкфурте. В итоге попутчики легкомысленно отнеслись к предупреждению Громобоева.
Видя, что компания загорелась, и не остановить, Эдуард махнул рукой и разлил по стаканам «нектар». Собутыльники оценивающе вдохнули аромат, чокнулись, и выпили, обратно с шумом выдыхая воздух, затем принялись одобрительно восклицая, закусывать. Колбаса, сало и огурчики моментально исчезли в желудках, третью чарку пили уже зажёвывая корочками хлеба, четвертую занюхивали рукавами.
— Всё! Шабаш! — сказал Громобоев, решительно закрывая банку тугой крышкой. — Полтора литра оставлю угостить друзей в полку.
Бершацкий пообещал зайти попрощаться во Франкфурте и, часто спотыкаясь, ушёл к себе. Майор в это время уже храпел, он храбрился больше всех, но и третий тост не осилил. Эдик с трудом взгромоздился на верхнюю полку.
Среди ночи капитан проснулся от того, что кто-то сильно тряс его за ногу.
— Военный, вставай! Франкфурт!
Эдик с трудом разомкнул глаза, но ни рукой, ни ногой он пошевелить не мог. Ощупал себя: почему-то спал в одежде и прямо на жёсткой полке, без подушки и матраца.
— В чём дело? — силился понять Громобоев. — Чего тебе надо?
В проходе стоял проводник, он звонко и свистяще шипел, чтобы не разбудить других пассажиров.
— Ваша станция назначения! Согласно, купленного билета! Выходите!
— О!!! — только и смог произнести Эдуард. — Уже Германия! Сейчас, полежу ещё чуток, поезд всё равно тут стоит два часа…
Проводник двинулся по вагону будить других сходящих на станции пассажиров, а не протрезвевший капитан мгновенно отключился.
Вскоре его снова сильно тряхнули за ногу. Всё тот же настойчивый мужик пытался до него добудиться.
— Эй! Поезд отправляется! Выходьте! Осталось десять минут.
Громобоев попытался встать, чтобы обуться, но понял, что в данный момент это для него непосильный труд.
— Товарищ, будь человеком, разреши доехать до Берлина?
— Мне-то что, езжай, — буркнул проводник. — Контролёров нет, бригадиру тоже все равно. А тебе из Берлина будет удобно добираться?
— Это мне сейчас сойти неудобно… До первого патруля или полицейского в таком состоянии…
Эдик постелил матрац, бросил сверху подушку, небрежно накинул на них простынь и мгновенно отключился. Показалось, что только положил голову, а уже вновь будят.
— Берлин! Ты просился до Берлина, — бубнил неугомонный проводник.
В этот раз Громобоев сумел заставить себя даже подняться с постели, сходить умыться, одеться, но на этом силы его вновь покинули, капитан положил руки на столик и упал на них опухшим лицом.
— Тяжко? — спросил с сочувствием проснувшийся сосед-подполковник.
— Ужасно! Говорил же вам вчера, предупреждал, что не надо чачу открывать! Теперь придётся пару дней мучиться похмельем. Намешали всего…
Подполковник судорожно потёр пальцами виски, помассировал ладонями лицо.
— Да, уж, газанули мы вчера неслабо…
— А как вы себя чувствуете? — еле слышно спросил его Эдик.
— Никак я себя не чувствую! Не помню, как рухнул и чем закончился вечер. Вроде бы без инцидентов? Провал памяти… в голове словно вакуум…
— Вчера завершилось хорошо, а вот каково будет сегодня…
Подполковник разбудил сыновей, и они начали собираться.
— Ты выходишь в Берлине? — спросил подполковник Громобоева.
— Вряд ли… Но попробовать надо, — с сомнением ответил Эдик. — Скорее это будет похоже на выползание…
Эдуард подхватил пакет и сумку, и поддерживаемый подполковником, выбрался на перрон. Свежий воздух слегка взбодрил, но не оживил. Проводник сочувственно покачал головой:
— Не мучайтесь, езжайте дальше!
— А как я выберусь из Бюнсдорфа? — спросил сам себя Громобоев.
— За мной приедет машина ФПС, — пообещал подполковник. — Места хватит…
— А меня захватите? — жалобно, с надеждой в голосе спросил седой майор, который тоже безуспешно пытался выйти.
— Всех довезу, но только до авиационного полка, а потом поеду в другую сторону, в бригаду связи, — подполковник назвал населённые пункты, где размещались части, но эти названия Эдику ничего не говорили.
— Мне всё равно, — пролепетал капитан. — Главное поближе к Лейпцигу, на юг…
Из соседнего вагона появился Бершацкий, он пожал руку Эдику, что-то невнятно промычал в усы, и со страдальческой миной на лице побрел по перрону.
Громобоева замучил сушняк, нестерпимо хотелось пить. Подполковник угостил соседа молоком, потом Эдик выпил огуречного рассола, затем стакан минералки, и видимо, в желудке получился убойный коктейль. Поначалу обильное питьё дало положительный эффект, дальше пошло гораздо хуже. С платформы в Бюнсдорфе капитан резво рванул в ближайшие кусты, чтобы облегчить желудок. На душе стало легче.
Подполковника действительно встречал кунг связистов на базе «Газ-66». Компания дружно влезла в него, стараясь никого не упустить. Майор вчера храбрился, а сегодня он тоже выглядел неважно, словно его побили палками.
Пара часов тряски в будке и компания прибыла в авиационный полк. Первое, что бросилось в глаза — лётчики в лётных куртках, белившие деревья и красившие бордюры. Другие лётчики носили мусор и мели дорожки мётлами.
— Браток, огоньку не найдётся? — попросил майор-попутчик одного трудягу в лётном комбинезоне прикурить.
В каком звании был этот лётчик не понятно, ведь знаков различия не было видно. Майор прикурил, с наслаждением выпустил облачко дыма и спросил с удивлением: