К мучительным тревогам, причиняемым этим положением, присоединились затруднения и опасности надвигавшейся революции. Страсти по-прежнему волновали страну: партии работали, не покладая рук, и не мирились с создавшимся положением, а между тем, не было никого, кто мог бы сдерживать и направлять их. Царствовавший в это время король, Карл XIII, избранный сначала регентом, а затем, – по устранении от престола его племянника Густава IV с потомством, – вступивший на престол, был стар, немощен и не имел детей. Королева была непопулярна и пользовалась дурной славой. Ее подозревали в самых низменных интригах. Нужно сказать, что и старшая линия Ваза не лишилась своих приверженцев. Антиправительственные партии обвиняли представителей дворянства в потворстве русским и натравливали на них буйную демагогию, которая придавала своим разрушительным тенденциям окраску восторженного, патриотизма.
Среди такого смятения и опасностей Швеция стремилась, – правда, без надежды на успех, – создать такое положение, при котором она могла бы привести в порядок свои дела и восстановить пошатнувшуюся судьбу своего народа. Ее главной заботой было восстановить свою династию, создать королевский род, который, по смерти Карла XIII, мог бы наследовать младшей линии Ваза, и привить жизненную ветвь к этому иссохшему стволу. 14 июня 1809 г. сейм избрал наследником престола Карла-Августа Августенбурга, зятя датского короля. Сам по себе этот принц не обладал никакими качествами, способными пленять людей и увлекать сердца;[560] и все-таки Швеция видела в нем надежду на более верное обеспечение своей судьбы, залог национальной независимости. Этого было для нее вполне достаточно, чтобы окружить его заботой и уважением. И в это-то время, когда все беды готовы были обрушиться на несчастных шведов, когда Наполеон особенно настаивал на выполнении своих требований, над Швецией неожиданно разразился громовой удар. 28 мая 1810 г., во время смотра принц Августенбург внезапно почувствовал себя дурно, упал с лошади и тут же скончался. Эта смерть, слишком внезапная, чтобы удрученный горем народ мог приписать ее естественным причинам, снова ставила в неопределенное положение будущее Швеции и отдавала ее на жертву всевозможным случайностям.
Приходилось приступить к избранию нового наследника престола. Для этого нужно было собрать сословных представителей, созвать сейм, т. е. предоставить открытое поле соперничеству и беспорядкам. Во время этой неурядицы правительство осенила мысль, что само Провидение позаботилось приготовить ему средство сократить и, по возможности, упростить переходное время. У оплакиваемого принца был брат. Естественно было думать, что, если признать этого молодого человека занять место умершего и направить на него избирательные голоса сейма, все могло бы свестись к замене одного лица другим из той же семьи, и можно было рассчитывать сразу же оборвать интриги, которые стали сказываться уже повсюду. Правда, король и его советники допускали это решение только с одной важной оговоркой. Под гнетом возраставших бедствий Швеция пришла к убеждению, что ей следует снова завоевать благосклонность Наполеона, что следует обратиться к нему за советом и заручиться его покровительством. Она спрашивала себя, не отнесется ли император к ней с большим участием, если она обратится к нему с просьбой устроить ее судьбу и одобрить и заранее утвердить выбор будущего короля? Она думала, что, может быть, умилостивленный таким изъявлением покорности и почета, удовлетворенный ее готовностью следовать его указаниям, Наполеон согласится смягчить свои экономические требования; что, может быть, он примет во внимание интересы и страдания народа, жаждущего отдать себя в его распоряжение и просящего у него только немного терпения и снисходительности. Отдавшись этой надежде, шведское правительство отложило всякое окончательное решение до тех пор, пока не получит из Парижа совета, или, вернее, предписания, 2 июня, в то время, когда кабинет в принципе соглашался на все требования французской ноты, король написал императору слезное письмо. В нем он особенно подчеркивал удручающие его старость несчастья и, указав на свои симпатии, намекнув на второго принца Августенбурга, в довольно ясных выражениях просил Наполеона принять благосклонно этого кандидата и признать его наследником престола.[561]
Наполеон узнал о смерти наследника принца еще до получения этого письма. Для него не было существенно важно избрание наследником определенного лица. Он просто желал, чтобы в Швеции установилась власть настолько сильная, чтобы с одной стороны, заставить нацию порвать с Англией, а с другой, не подпасть под влияние и опеку России. Молва приписывала петербургскому кабинету намерение выставить в числе претендентов принца Ольденбургского, родственника дома Романовых. Наполеон не считал возможным согласиться на этот выбор, но, с другой стороны, решил не оказывать покровительства кандидату, который мог быть неприятен царю. Он всегда думал, что наиболее разумным средством поддержать Швецию было – сблизить ее с Данией, которая, будучи другом Франции, не была врагом России; дать Швеции возможность опереться на владевшее в то время Норвегией Датское королевство. Сгруппировать вокруг Балтийского моря их боевые силы и создать нечто вроде скандинавской федерации. Выбор покойного принца ему нравился, ибо он доказывал стремление шведов вступить на этот путь. В настоящее время он задавался вопросом, не наступил ли удобный момент предпринять решительный шаг и теперь же подготовить не только самые тесные отношения между обоими правительствами, но и слияние корон? Для достижения этой цели достаточно было бы предоставить права внезапно открывшегося в Стокгольме наследия вместо датского принца самому королю Дании, Фридриху VI и возвести на шведский престол царствовавшего в Копенгагене монарха. Когда Наполеон в первый раз подумал о возможных кандидатах, он как будто и склонялся в пользу этой развязки. По крайней мере, на это указывает появившаяся 17 июня в официозном Journal de l'Empire статья. В ней – в нескольких строках, достаточно ясных, чтобы поставить в известность о желании императора, иначе говоря направить общественное мнение, – внимание шведов обращалось на датского короля.
Несколько дней спустя в Париж прибыло письмо Карла XIII. Кандидатура, представленная на благоусмотрение императора, не отличалась существенно от кандидатуры, сразу же завоевавшей его симпатии.
Она вела к той же цели, правда менее прямым путем. Не подготовляя слияния корон, она создавала связь между Швецией и Данией. За ней было даже некоторое преимущество, ибо Россия легко могла согласиться на нее, тогда как возможность полного слияния скандинавских государств, вероятно, встревожила бы ее. Наполеон перестал думать о датском короле и охотно присоединился к выбору принца Августенбурга. Приняв за правило не вмешиваться непосредственно в дела Швеции, он не высказал своего согласия в точных выражениях, но в своем ответном письме королю от 24 июня вставил следующую фразу: “Я получил письмо Вашего Величества от 2 июня. Принимая искреннее участие в вашем горе, я глубоко огорчен затруднениями, в какие поставило вас это новое обстоятельство. Я испытал некоторое удовольствие, увидя по вашему письму, что Провидение указало вам средство выйти из затруднений… Проект возобновить связь Швеции с Данией, очевидно, представляет особые выгоды для вашей страны”.[562]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});