Роман прошёлся по ковру, скрадывающему шаги, оглядел комнату, гадая, почему у неё нет окон. Толкнул единственную дверь, вышел в соседнее помещение.
Перед ним был кабинет с портретом президента на стене за столом и старинными книжными шкафами.
Он почувствовал тонкий, едва уловимый запах, напомнивший ему лунную базу.
Чёрт возьми, неужели это…
Внимание привлекла фотография в рамочке на столе. Он повернул её к себе. С фотографии на него смотрели двое: женщина в купальнике и министр образования России Фурсенюк Эдмон Арбенович.
В кармане проснулся телефон.
Роман вздрогнул, очнулся, глянул на экранчик айкома.
— Слушаю, Алтын.
— Ты где?! — раздался в трубке неуверенный голос бывшего разведчика.
— В кабинете Кочевника, — ответил Роман, вдруг ощутив, что он мокрый от пота.
4
Работа в Томске закончилась, практически не начавшись.
Сначала Афанасий узнал, что Роману удалось вычислить «крота» в рядах технических специалистов «конторы», и надобность в экстрасенсорном мониторинге отпала.
Потом стало известно, что «крот» — заместитель начальника лаборатории, где хранилось тело Фурсенюка, сбежал, и Афанасий получил задание определить место предполагаемого «залегания» агента Поводыря.
Сенсы честно потрудились над решением проблемы, «блиндажа» в окрестностях Томска не обнаружили, что было неудивительно, и Афанасий созвонился с Войновичем, чтобы получить инструкции по дальнейшей деятельности группы.
— Позвони Волкову, — ответил генерал. — Он сейчас во второй нашей лаборатории в Северске изучает артефакты. Возможно, ему понадобится твоя помощь.
— Сделаю, — пообещал Афанасий.
Однако позвонить Роману не успел. Через полчаса стало известно, что просвечивание В–портала мезонным пучком инициировало процесс включения устройства, Роман попытался остановить процесс, но не смог и исчез вместе с ремнём.
— Ёханый бабай! — выругался Афанасий, забыв, что разговаривает с Олегом Харитоновичем, не переносившим ругань. — Извините… Что же теперь делать?
— Ждать, — ответил координатор. — Сеть мгновенного транспорта АПГ не должна иметь опасно открытых выходов в космос. Рома где–нибудь да выплывет и сориентируется. Я в него верю. Вам же с Георгием теперь придётся разобраться в своём хозяйстве, как Поводырям удалось внедрить в систему своих агентов и не остался ли там кто ещё.
— Разберёмся, — сказал Афанасий, огорчённый пропажей друга.
В тот же день он ещё раз связался с Войновичем и получил разрешение вылететь в Москву.
Самолёты вечером в столицу не летали, пришлось ждать утра, поэтому в Москве группа появилась только к двенадцати часам дня.
Афанасий отпустил сенсов, доложил начальству о благополучном возвращении и поспешил в офис АНЭР, зная, что Шехерезада будет на работе.
К счастью, в офисе в данный момент никого не было, кроме неё, и Афанасий смог на несколько секунд обнять жену и почувствовать себя необходимым . По сияющим глазам Шехерезады было видно, что она рада его возвращению, и ожидание вечера, когда они могли остаться дома наедине, уже делало их счастливыми.
— Пообедаем вместе? — предложила она.
— Съезжу переоденусь и к тебе, — согласился он.
— Начальство ругать не будет?
— Начальство у меня понятливое, как и твоё, подождёт.
Шехерезада засмеялась.
— Ты чего? — удивился Афанасий.
— Вспомнила старый фильм «Стакан воды». Там героиня говорила: «Франция подождёт».
Афанасий засмеялся в ответ, чмокнул жену в щёку и поспешил к машине, предвкушая вечер с любимой женщиной.
Дома он постоял под душем, залез в компьютер, прочитал пришедшие за время отсутствия письма, ответил на одно из них, принадлежащее старинному приятелю из Брянска. Хотел выключить компьютер и получил ещё одно письмо, на этот раз от Джокера, отдыхавшего где–то на южных морях.
«Надо встретиться, — писал Сильвестр. — Получил интересную инфу. Приедешь, позвони».
Афанасий взялся за телефон, но посмотрел на часы и отложил звонок. Подождёшь до вечера, подумал он, не особенно анализируя смысл письма экстрасенса. Джокера он знал давно, верил в его способности, но не ждал от него каких–то открытий и прорывов. Бывший сотрудник милиции Сильвестр Первицкий был прагматиком, несмотря на наличие паранормальной чувствительности, и не жаждал стать знаменитым.
Через минуту Афанасий уже забыл о письме, так как всё заслонили другие события, более интересные и желаемые: обед с женой, встреча с Войновичем, разговор с вернувшимся Волковым (обалдеть можно, человек на Луне побывал!) и, наконец, на сладкое вечер с женой. Но Джокер сам напомнил о себе, позвонив ближе к ночи:
— Командир, добрый вечер, не поздно?
— Привет, Сильвестр, нормально, — вспомнил о письме сенса смущённый Афанасий. — Ты ещё загораешь или уже вернулся?
— Вернулся, надо бы встретиться.
— Надеюсь, это не срочно?
— Боюсь, что срочно. Со мной на Канарах произошёл странный случай, я встретил одного человечка, который рассказал такое, что ты обязательно должен знать.
— По телефону нельзя?
— Шутишь? — не понял Джокер.
Афанасий посмотрел на жену, медлившую гасить свет в спальне, прикрыл трубку телефона ладонью:
— Сильва говорит, важное дело.
— Пригласи его к нам.
— Не хочу. Ложись спать, я съезжу и быстро вернусь.
— Подожду.
Он поднёс трубку ко рту:
— Где?
— Могу подъехать к тебе.
Афанасий встретил взгляд Шехерезады, отрицательно мотнул головой:
— Это не лучший вариант.
— Тогда приезжай ты ко мне.
— В Щёлково? Представляешь, сколько я буду ехать?
— Предлагай компромисс, мне всё равно. Однако инфа исключительная!
— Сейчас пятнадцать минут двенадцатого, давай пересечёмся в центре, к примеру, в кафе «Пушкин». От метро рукой подать.
— Я буду на машине.
— Хорошо, подъедешь к Пушкинской площади, позвонишь.
Афанасий выключил телефон, с большим трудом преодолел предпостельную расслабленность, начал одеваться.
— Не нравится мне этот Сильва, — сказала Шехерезада с извиняющейся улыбкой. — Нельзя перенести встречу на завтра?
— Он говорит, дело очень серьёзное. Да и некрасиво менять решение, я уже назначил место и время. Ничего, постараюсь побыстрей.
Он накинул куртку, закрыл за собой дверь квартиры, спустился в подземный гараж, сел в свою синюю «Ауди». Рокот мощного десятицилиндрового двигателя прогнал сонливость и нежелание ехать ночью непонятно зачем. По улицам города он передвигался уже более или менее бодро, поддавшись настроению водителя, управляющего быстрым и мощным болидом. Конечно, «Маруся» Ылтыына была побыстрей и повыпендристей, но то была машина–купе, а седан Афанасия, насколько он знал, недаром считался самым сильным аппаратом среди машин этого класса.
Сдав авто парковщику у ресторана «Пушкин» (зарегистрированного как кафе), он выбрал столик в углу зала справа от барной стойки и заказал зелёный час с бергамотом. Есть не хотелось, но и сидеть за пустым столиком было неприлично.
Какая–то молодая пара примерилась было подсесть к нему, однако их окликнули знакомые из другого угла зала, и пара удалилась.
Афанасий расслабился, огляделся. Почему–то показалось, что к нему проявлен повышенный интерес.
Ресторан «Пушкин» в этот вечерний час был почти заполнен.
Среди его посетителей можно было увидеть всю московскую модную тусовку, включающую популярных актёров, писателей, поэтов, чиновников и известных политических деятелей. Мелькнули знакомые лица: режиссёр Никита Сергеевич, певица Сотская, омбудсмен Стахович, с которым Афанасий познакомился в недавние времена после поиска сына сенатора Григорьева. Общаться с ним не хотелось, и Афанасий сделал вид, что ищет на полу упавшую вилку.
Пронесло. Стахович в сопровождении юной красавицы с ногами от плеч сел в другом месте.
Джокер позвонил ровно в двенадцать ночи:
— Я подъехал.
— Заходи в ресторан, я сижу справа, в углу.
— Там куча ненужных ушей. Давай поговорим пять минут в машине, и ты решишь, что делать.
— Какой–то ты слишком таинственный, — пошутил Афанасий.
— Добавь ещё: такой весь неожиданный, — иронически добавил Первицкий.
— Ладно, сейчас выйду. Где стоишь?
— Не доезжая «Пушкина», за театром, чёрный «Туарег», номер три двойки.
Афанасий рассчитался за чай, вышел из ресторана.
Несмотря на позднее время, Тверской бульвар был полон машин, ползущих медленно, как поток лавы. Сходство дополняли красные стоп–сигналы автомобилей, похожие на угли.
Чёрный джип с номером «222» стоял между двумя одинаковыми «бумерами» без номеров.
Афанасий остановился, не чувствуя уверенности. Садиться в машину не хотелось. Зашевелившаяся интуиция родила в душе смутное беспокойство.