Министр обороны Павел Грачев лишь после долгих колебаний отдал приказ о применении танков, потребовав письменного распоряжения Верховного главнокомандующего.
С семи утра начался танковый обстрел Белого дома. К вечеру порядок в столице был восстановлен. По неполным официальным данным, погибли 150 человек. Всенародно избранный Верховный совет, ставший «угрозой демократии», был ликвидирован. Лидеры «демократов» утверждали, что «с фашизмом покончено», а гражданская война пресечена в зародыше, парализовавшее страну двоевластие закончилось. Предстоящие в декабре парламентские выборы и утверждение новой конституции, устанавливавшей четкое разделение властей, должны были убрать последние помехи на пути рыночных реформ и становления политической демократии.
Рождение «олигархии»
Выборы, однако, преподнесли властям неприятный сюрприз. По партийным спискам, на основании которых избиралась половина депутатов Государственной думы — нижней палаты нового российского парламента, выиграла Либерально-демократическая партия демагога-скомороха Владимира Жириновского (23 % голосов против 16 % у пропрезидентского «Выбора России» и 12 % у КПРФ). По случаю ожидавшегося триумфа гайдаровского «Выбора России» в Кремле было устроено грандиозное шоу. «Встреча нового политического года» транслировалась в прямом эфире. Торжество было испорчено: гости разбежались, сникшие ведущие едва дотянули программу до конца в полупустом зале. Один из участников — Юрий Карякин бросил прямо в микрофон: «Россия, ты одурела!»
Россия, разумеется, находилась в полном душевном здравии. Протестным голосованием граждане всего лишь выставили торжествующей власти свою оценку по «поведению» и «успеваемости». Успехи были неважные.
Регистрируемый официальной статистикой валовой внутренний продукт составлял около половины от уровня кризисного 1990 года, инфляция не унималась. Росло социальное расслоение. Доходы 10 % наиболее обеспеченных граждан превышали доходы 10 % наименее обеспеченных в 11 раз (в благоустроенных развитых странах этот фундаментальный показатель находится на уровне 6).
Впрочем полнота этих данных вызывает сильные сомнения. Жить действительно было трудно, но весьма значительная часть производства и доходов граждан не попадали в сводки Госкомстата. Доля «теневой экономики» достигала, по оценкам некоторых экспертов, 40 % валового внутреннего продукта. Наличные (в пору высокой инфляции — долларовые) и неденежные формы расчетов, господствующие в этой сфере экономики, приводили к тому, что государственный бюджет хронически недополучал налоговых поступлений. Дефицит достиг гигантских размеров. Государство задерживало выплату своих долгов. Действительно в отчаянном положении оказались бюджетники — работники государственных предприятий, военнослужащие, учителя, пенсионеры.
Признав, что ваучерная приватизация не привела к оживлению промышленности, не создала «среднего класса» и ничего не дала бюджету, правительство летом 1994-го объявило о переходе ко второму — «денежному» этапу приватизации.
За счет приватизации планировалось получить в бюджет 1995 года более 8 триллионов рублей (весь дефицит бюджета составлял 50 триллионов). Таких поступлений можно было ожидать только от продажи высокоприбыльных предприятий, каковыми были нефтяные компании, однако Государственная дума исключила «стратегическую» «нефтянку» из плана приватизации. Распродажа госсобственности за «живые» деньги порождала злоупотребления. Чиновники по сговору с покупателями занижали цены и устраняли от конкурсов нежелательных конкурентов. Вместо честных аукционов устраивались фиктивные. Отдельные особенно вопиющие случаи получали скандальную известность. Так, Краснодарская табачная фабрика была продана за 60 млн долларов, хотя почтенная зарубежная фирма предлагала 167 млн. Чиновники, причастные к проведению аукционов, наживали крупные состояния, казне перепадали крохи.
Доходы от приватизации к концу августа 1995 года едва достигали 500 млрд рублей (6 % плана, бюджет горел синим пламенем). Чтобы спасти бюджет и обойти запрет Госдумы, решено было реализовать идею «залоговых аукционов», высказанную главой ОНЭКСИМбанка Владимиром Потаниным еще в марте. Суть идеи заключалась в том, что коммерческие банки выдают правительству кредиты под залог акций высокоприбыльных предприятий. По истечении известного срока правительство должно было организовать конкурс по продаже заложенных акций и либо вернуть кредит, либо передать акции в полную собственность кредитора. Механизм был прост, изящен и юридически безупречен.
Всего было проведено двенадцать залоговых аукционов, но только в четырех крупнейших цена передаваемого в залог пакета устанавливалась выше 100 млн долларов. Банк ОНЭКСИМ выдал правительству в кредит 170 млн долларов под залог 38 % акций «Норильского никеля» и 130 млн — под залог 51 % акций нефтяной компании «Сиданко». Банк МЕНАТЕП выдал правительству 159 млн долларов под залог 45 % нефтяной компании «ЮКОС» и вместе со «Столичным банком сбережений» — 100 млн за 51 % акций «Сибнефти».
Счетная палата, находившаяся под контролем оппозиционной Государственной думы, проанализировав механику проведения залоговых аукционов, призвала законодателей признать сделки «притворными» и, соответственно, юридически ничтожными. Но тут выяснилось, что договоры составляли юристы банков, не зря получающие высокое жалованье. Отменить сделки было невозможно без больших потерь — финансовых и репутационных — для власти. Правительство даже не предусматривало средств для возврата кредитов в бюджете
1996 года. У него были другие заботы. Как писал позднее Анатолий Чубайс, «170 млн в декабре 1995 года — это были ого-го-го какие деньги. Это был какой-то абсолютно невероятный прорыв в то время… Деньгами, полученными от залога „Норильского никеля“, мы мгновенно заткнули кучу бюджетных проблем. И в первую очередь дыры по зарплатам».
Ради латания бюджетных дыр государство пользовалось и более рискованными приемами. 11 октября 1994 года курс рубля вдруг упал на валютной бирже более чем на 30 %. Президент объявил «черный вторник» результатом диверсии и «попыткой финансового путча». Совету безопасности было отдано распоряжение найти диверсантов. Диверсантов не нашли. И немудрено, поскольку главным «диверсантом» и подлинным виновником «черного вторника» был Центробанк, позволивший «обвалить» рубль, чтобы скупить побольше «дешевых» рублей и расплатиться с частью бюджетных долгов. Уже 13 октября курс вернулся к докризисной отметке.
Отдельные граждане обогащались при помощи чистого мошенничества. Бесчисленные «банки» и «страховые компании» одну за другой выстраивали финансовые «пирамиды», сказочно обогатившие учредителей, доставившие умеренный доход первым вкладчикам и вчистую разорившие миллионы припозднившихся доверчивых «партнеров». Весьма значительную роль в создании крупных частных капиталов играли льготные кредиты и таможенные льготы, которыми ведавшие их раздачей чиновники одаривали, разумеется небескорыстно, доверенных предпринимателей.
В результате залоговых аукционов бизнес-ландшафт России радикально изменился. Выделилась группа сверхбогатых предпринимателей, получивших широкие возможности влиять на политические решения и не совсем точное наименование «олигархов». Среди них ведущее положение занимали Рэм Вяхирев («Газпром»), Владимир Гусинский (Группа «Мост»), Вагит Алекперов (ЛУКОЙЛ), Борис Березовский (Логоваз), Владимир Потанин (ОНЭКСИМ-банк), Михаил Ходорковский (банк МЕНАТЕП), Александр Смоленский («Столичный банк сбережений»).
Глава Госкомимущества Альфред Кох не скрывал, что «на ваучерном этапе приватизации мы сами создали некий искусственный спрос», а «на денежном этапе спрос, напротив, был ограничен, так как денег было немного, и потому нужна была индивидуальная работа с каждым покупателем». Шахматист Гарри Каспаров довольно точно описал результат этой «индивидуальной работы», сказав, что «в России существуют только назначенные собственники».
Рядовые граждане, впрочем, тоже вполне успешно обустраивались в новой реальности. Исследования социологов показывали, что группа, не мыслящая жизни вне патерналистско-эгалитарной системы общественных отношений, перестала численно расти. «Советского» идеала крепко держалась приблизительно треть населения. Около
20 % российских граждан придерживались радикальной либерально-индивидуалистической идеологии, ни в коем случае не желая возврата к советскому прошлому и рассчитывая только на собственные силы. Около половины относились критически к сложившейся реальности, но в то же время не желали и реставрации прежних порядков. В 1995 году, по социологическим опросам, 70,6 % россиян ставили политическую и гражданскую свободу выше материального благополучия. Большинство рассчитывало на улучшение своего положения в рамках нового порядка в ходе его естественной эволюции.