потому смотрящий не в прошлое, а в будущее, говорит, что Иов не должен роптать, так как это проявление гордыни. Наконец, Иову отвечает сам Господь. Это происходит потому, что, пережив страдания, Иов может требовать у Бога ответа и имеет право его получить. Господь не вменяет ему во грех ропот. Ответ Господа предназначен только для Иова, не универсальный, не рациональный, а личный. Ответ, который нельзя выразить словами, а можно лишь пережить, оказавшись на дне горя, оставшись с Богом один на один, так как Он приходит в глубины страданий и выводит оттуда человека, когда тот уже не ждет этого, так как сделал в своей любви к Богу всё, что мог, что было в его силах.
В христианской традиции образ Иова — это прообраз Христа, пережившего все возможные мучения, в том числе и ощущение богооставленности, воскликнувшего на кресте: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?», но не отказавшегося от любви к людям и своему Отцу, по своей воле пошедшего на Голгофу, опустившегося в Шеол[33] ради этой любви. Когда страдал Иов, Господь мог открыть ему тайну крестной жертвы Христа, чтобы объяснить, что богооставленности не бывает никогда. Когда люди страдают и, несмотря на это, сохраняют любовь к Богу, даже если они ропщут, Господь в свое время посылает им Утешителя — Святого Духа, который уже пришел в мир благодаря Христу.
Восьмидесятилетие Юнга в 1955 году было отмечено не только чествованием, но и очередным обсуждением в обществе его принятия нацистских идей. Сторонники и последователи защищали своего наставника, заявляя, что его фразы якобы были неверно истолкованы, что Юнг оказывал помощь еврейским беженцам в Швейцарии, что нацисты запретили его работы. Однако эти объяснения не удовлетворили тех, кто помнил высказывания Юнга о национал-социализме в начале 1930-х годов.
С возрастом Юнг всё больше времени проводил в своей Башне. Его любимыми развлечениями являлись плавание на лодке по озеру, игра в карты и чтение детективов, в особенности книги Агаты Кристи и Жоржа Сименона, которые огромными кучами были навалены по всему дому. Как писала его ученица Аниэла Яффе, «для Юнга образ детектива являлся современной версией алхимического Меркурия, человеком, разгадывавшим загадки, развлекавшим своими героическими поступками»[34].
В 1955 году скончалась супруга Юнга Эмма, и он остался жить в своей Башне с Рут Бейли, ставшей домоправительницей. «Я была с семьей, когда его жена умерла, — вспоминала Бейли. — Юнг был очень опечален — он был весь белый и напряженный, ничего не говорящий. Он ходил по комнате, в то время как вся семья сидела в тишине, боясь сказать ему хотя бы слово. Я встала и пошла за ним, чтобы постараться вытащить его из переживаний»[35]. Правда, у местных чиновников возникли закономерные вопросы, почему за человеком, у которого такое количество детей, некому присматривать. Ответ им дала дочь Марианна: дети Юнга повзрослели и имеют собственные семьи, поэтому, мол, у них не остается времени для ухода за отцом.
Только Рут Бейли могла терпеть его характер, который уже не скрывался за фасадом «странностей гения». Юнг и сам предупреждал ее об этом: «Я человек, который впадает в приступы сильного гнева. Имейте это в виду. Они ничего не значат и скоро пройдут»[36]. Раздражительность и гневливость Юнга в старости были обыденным делом. Так, однажды Рут готовила еду, и Юнг, заметив, что она собирается добавить в нее помидоры, стал орать, чтобы она не делала этого, а затем настолько сильно вышел из себя, что долго не мог успокоиться. Подождав, когда гнев Юнга утихнет, Бейли обратилась к нему со словами: «Если я не дороже тебе этих двух помидоров, я уйду». — «Не делай этого, — сказал Юнг, — всё, что ты должна запомнить, так это не делать того, что взбесит меня»[37].
В последние годы своей жизни Карл Юнг диктовал одной из своих последовательниц мемуары и вместе с учениками принял участие в подготовке книги «Человек и его символы».
Шестого июня 1961 года Карл Густав Юнг скончался. Его тело было кремировано, а пепел захоронен в семейном склепе, спроектированном им самим. По свидетельствам очевидцев, в день смерти Юнга разразилась сильная гроза и молния ударила в дерево, под которым он любил проводить время. Люди, искавшие во всём тайный смысл, увидели его и в этом явлении. А между тем это была просто гроза.
Глава II
Альфред Адлер
(1870–1937)
Древние римляне верили, что у каждого места есть свой дух-покровитель, которого они называли гением. Если следовать их воззрениям, то можно предположить, что духи бывают разными — красивыми и не очень, легкомысленными и умудренными опытом, веселыми и печальными. Как и места, в которых они обитают. Они, как и люди, рождаются, мужают, стареют и умирают, а им на смену приходят новые гении, и всё повторяется сначала. Тогда получается, что во второй половине XIX века гений Вены достиг своей зрелости и, возможно, даже стал одним из тех, кто покровительствовал бурному росту всего современного западного мира.
В эти десятилетия Вена преобразилась. Город пронизали широкие проспекты, были построены великолепные здания городской ратуши, Венского университета, оперного театра. Банки Вены считались одними из самых надежных в Европе. Бурное развитие транспорта (особенной гордостью венцев являлись трамваи, перевозившие несколько десятков тысяч человек в день) привело к переселению людей из центра города на окраины. В столице был проложен новый водопровод, по которому чистейшая вода из горных районов поступала в дома. Именно в Вене появилась первая бесплатная городская поликлиника для малоимущих слоев населения — в то время, когда понятия социального обеспечения еще не существовало.
Столица Австро-Венгрии оставалась мировым культурным центром, куда стремились ученые, музыканты, писатели, художники из разных стран. Всё это способствовало росту численности населения. К началу XX века в Вене проживало более двух миллионов человек, подавляющее большинство которых были иммигрантами. При этом город являлся ярким примером терпимости ко всему новому и инокультурному.
Именно в такой Вене, на ее окраине, в семье еврейского торговца 7 февраля 1870 года родился мальчик, которого назвали Альфред. Его родители — Леопольд и Паулина Адлер — были родом из провинции Бургенланд, располагавшейся в самом сердце Австро-Венгерской империи. Эта земля гордилась тем, что когда-то там жили великие музыканты Гайдн и Лист. Евреи, обитавшие в Бургенланде, всегда выступали торговыми посредниками между различными частями страны, не ощущая антисемитских притеснений и прекрасно ассимилируясь в самых отдаленных уголках империи. Одним из них был и торговец зерном Леопольд Адлер, перебравшийся в Вену в надежде разбогатеть. На этом поприще он, однако, не преуспел, и семья его пребывала в