своих нежных руках, эта женщина была очень мягкой и далекой от мирской суеты хранительницей семейного очага, которая редко лезла в дела мужчин. В отсутствие мужа, когда какие-то посторонние люди с претензиями ворвались к ней в дом среди ночи, она совсем растерялась, не зная, что предпринять.
— А-Жань, наконец-то ты пришел, — робко позвала она.
Мо Жань сделал вид, что не замечает жалобщиков, и с улыбкой сказал:
— Уже так поздно, а тетушка все еще не спит? Зачем меня искали?
— Э... Вот этот господин Жун, он говорит… что ты взял его деньги?
Эта женщина была очень порядочной и стыдливой, поэтому постеснялась упомянуть, что Мо Жань ходил в бордель, сделав акцент на другом, по ее мнению, менее постыдном поступке.
Мо Жань удивленно оглянулся:
— У меня что, денег мало, зачем мне брать чужое? Кроме того, эти господа мне не знакомы. Мы встречались?
Рослый господин холодно усмехнулся:
— Я простой человек по фамилии Чан[5.8], старший сын в семье купцов. Такие торговцы, как мы, не обращают внимания на условности, поэтому можете называть меня просто почтенный Чан-да.
Мо Жань слегка улыбнулся и, как всегда, перевернул все с ног на голову, решив покаламбурить:
— О, вы тот самый Дачан[5.9], давно хотел с вами познакомиться! Прошу прощения за мою невнимательность! Тогда тот, другой человек…
Почтенный «Дачан» ответил:
— Хе-хе-хе, молодой господин Мо, вы еще можете прикидываться дурачком и утверждать, что видите меня впервые, но в этом месяце из тридцати дней пятнадцать вы ночевали в комнате Жун-эра. Вы ослепли? Как можно его не узнать?
Ни один мускул не дрогнул на лице Мо Жаня. С улыбкой взглянув на Жун Цзю, он заявил:
— Это наговор, я приличный человек, а не какой-нибудь извращенец! Я не мог провести ночь ни с тремя, ни тем более с девятью детьми[5.10]!
Жун Цзю покраснел от гнева и еще крепче прижался к груди господина Чана, поливая его одежду горючими слезами:
— Мо… молодой господин Мо, я знаю, что мой статус очень низок и в приличном обществе нет места таким, как я, поэтому никогда не смел требовать многого. Я... я бы не решился прийти сюда, если бы вы не нанесли мне такую большую обиду… а теперь вы... вы говорите, что не знаете меня... я… я…
Играя роль несправедливо обиженного, Мо Жань возмущенно парировал:
— Я в самом деле понятия не имею, кто ты. Я даже не знаю, мужчина ты или женщина. Не понимаю, каким образом мы могли с тобой встречаться?
— Еще вчера ночью господин Мо пользовался моими услугами, как можно так быстро охладеть? Господин Чан, господин Чан, пожалуйста, заступитесь за меня! — еще крепче вцепившись в человека по фамилии Чан, он заплакал навзрыд.
Лицо Сюэ Мэна, все это время слушающего эти речи, сначала посерело, а потом стало багрово-красным, нахмуренные брови судорожно дернулись. Если бы не его статус молодого хозяина, который, несмотря ни на что, должен быть сдержанным и вежливым с гостями, он бы уже давно спустил с горы этих сучьих пидорасов.
Господин Чан погладил Жун Цзю по голове, мягко произнес несколько слов утешения, после чего поднял голову и сурово произнес:
— Госпожа Ван, Пик Сышэн известен как праведная духовная школа, однако молодой господин Мо — подлый и низкий человек! Жун-эр тяжело трудился, чтобы заработать эти деньги и выкупить себя из публичного дома, а сейчас он остался без медяка в кармане. Этот юноша не только плохо обращался с Жун-эром, но и отнял его потом и кровью заработанное имущество. Моя семья Чан не взращивает небожителей, однако мы честные торговцы, а богатство и хорошая репутация могут открыть многие двери. Если эта благородная школа не удовлетворит нашу жалобу, я сделаю все, чтобы вашему ордену не было места в землях Сычуани!
Растерявшаяся от такого напора Госпожа Ван поспешила ответить:
— Э… господин Чан, пожалуйста, не гневайтесь. Я… я…
Мо Жань про себя холодно усмехнулся: видимо, эта семья торгашей солью достаточно богата, но при этом этот господин «Дачан» не мог сам выкупить Жун Цзю, вынуждая его продавать себя. По-любому здесь что-то нечисто.
Однако эти мысли никак не отразились на его лице. Широко улыбнувшись, Мо Жань сказал:
— Оказывается, глубокоуважаемый Дачан — человек состоятельный, старший сын купца из Ичжоу. Ох, вы умеете себя подать, так внушительно и впечатляюще! Очень польщен нашим знакомством! Восхищаюсь и преклоняюсь перед вами!
На лице «почтенного Дачана» тут же появилось высокомерное выражение:
— Хм, хорошо, когда человек знает свое место! Раз уж мы во всем разобрались, молодой господин Мо, признайте свою ошибку и впредь не напрашивайтесь на неприятности. Вещи, что забрали у Жун-эра, можете вернуть прямо сейчас?
Мо Жань рассмеялся:
— Странный вы человек. Исходя из ваших же слов, чтобы заработать, ваш Жун-эр каждый день принимает множество «гостей». Даже если у него что-то пропало, почему в этом обвиняют именно меня?
— Ты!.. — Господин Чан заскрежетал зубами, но в итоге все же смог взять себя в руки и изобразил улыбку. — Ладно, я сразу понял, что он будет отпираться и изворачиваться! Госпожа Ван, вы же сами видите, как неразумно ведет себя молодой господин Мо. Несмотря на свою вину, он не желает признаваться. Я больше не могу тратить время на разговоры с ним. Вы как хозяйка школы должны решить эту проблему!
Госпожа Ван в самом деле была женщиной простодушной и неконфликтной, поэтому от такого давления она разволновалась еще больше и заговорила сбивчиво и сумбурно:
— Я… А-Жань… Мэн-эр…
Увидев, что его мать находится в затруднительном положении, Сюэ Мэн решительно выступил вперед:
— Господин Чан, на Пике Сышэн строгая дисциплина, так что если ваши слова правдивы и Мо Жань действительно позарился на чужое и прелюбодействовал, то он, конечно, будет строго наказан. Но пока вы обвиняете его лишь на словах, есть ли у вас доказательства его проступка?
Господин Чан усмехнулся:
— Зная, что от вашего ордена всего можно ожидать, я поспешил предъявить наши требования госпоже Ван до возвращения Мо Жаня, – прочистив горло, он начал перечислять, — Слушайте внимательно: у Жун-эра пропало два ху[5.11] жемчуга, десять серебряных слитков, пара золотых браслетов, пара заколок из жадеита и нефритовая подвеска в виде бабочки. Достаточно обыскать Мо Жаня, чтобы убедиться в моей правоте.
Мо Жань перебил его:
— С чего вдруг вы будете