Читать интересную книгу Новый Мир ( № 1 2010) - Новый Мир Новый Мир

Идут в свете, в цвете…

— А это что, мама?

Корабль стоит в траве, брошенный.

Мать говорит:

— Ушла Волга-то, обмелела, там, где вы с Валькой купались, теперь сушь одна…

Мальчик через пролом заглядывает внутрь корабля: там темно, железо рваное. Коридор с оборванной проводкой… Двери. Как будто там живет кто-то. Ветер живет. Скрипы. Паутина. А может — капитан живет?

Он видит (Ч/Б): капитан в рубке попыхивает трубкой, в небе облака, на палубе народ, мотоцикл, бабка с козой, загорелый матрос швартует корабль у деревенской пристани…

Свет, цвет.

Они уже ушли от корабля, стоят в травах посреди острова. Она — большая. Он — маленький. Она вытирает ему испачканную щеку.

— Сколько ж я с тобой, Саша, ходить еще буду? Когда ты в ум войдешь? Мне к своим пора, — говорит Надя. — Ты откуда пришел-то? С кем приехал? — Надя держит за руку взрослого, долговязого парня.

— С Федькой, — вдруг издалека, но осмысленно отвечает долговязый парень.

— А звать тебя как, помнишь?

— Сашка.

— А меня?

— Надя ты, сестра моя!

— Так что ж ты мне голову морочишь — «мама», «мама», я обмерла, думала, с ума сошел, — взвизгивает Надя.

— А ты не серчай, не серчай, — говорит этот странный, да и не очень-то молодой уже парень. — Я отца увидеть хотел. Не помнил его. И карточки нету. И повидал: как бык его запорол из-за меня… Теперь поняла?

Надя смотрит на него и вдруг нежно, по-сестрински целует.

— Его здесь похоронили-то?

— Нет, как положено, на кладбище, на том берегу…

— А надо было здесь, под ивами, для кладбища он неподходящий богатырь, велик он, тесно ему…

Он оглядывает простор, камыши, воду — и вдруг видит табун коней, взметнувшихся неподалеку от него…

— А что за лошади это?

— Это чечен один, на том острове, табун держит, а сюда они попастись переходят, — говорит Надя.

К болоту подходят кони, гривами машут.

Он смотрит на коней с шалыми гривами.

Вдруг за камышами всадники в латах взвиваются, с перьями на шлемах. Кольчуги, колчаны, легкое тюркское вооружение кочевников.

Брат и сестра смотрят завороженно. Прячутся в высокой траве.

Скачут хазарские всадники.

— Плохие известия, великий каган. Варяги идут по Итилю с севера и тьма людей без лиц с востока. Плохие предзнаменования. Ворон мой не взлетает. Меч мой отяжелел…

— Пока твой меч не будет порхать, как ворон, сердце твое будет мягче свинца от страха. Горе — встретить испытания, трепеща, как женщина…

Надя:

— Откуда они? Саш, это ты опять делаешь?

— Не знаю… Странное место тут, времени через край — сами они выплескиваются…

Всадники исчезают, только черный ворон, вышелушившись вдруг из клубка перьев, возникает в небе, парит, вскрикивает сухо, делает мах — и исчезает.

Саша смотрит на сестру.

— Я пойду, Надя.

— Прощай, Сашенька.

— Не прощай надо говорить, а до свидания. Час-то какой? Уж солнце садится. Долгонько мы с тобой путешествовали… А меня, вишь, на берегу мужик дожидается. Федька зовут. Валин жених.

— Ну, кланяйся, а я пойду…

 

— Саша! Мать твою! — нетерпеливо кричит Федька.

— Загулялся я, Федя, нельзя мне раньше было, отца надо было повидать…

— Отца? — Федьке как будто и странно, он, может, и слышал, что родители Саши и Вали умерли, но ему не до этого. — Ты погляди! — тащит он Сашку куда-то по берегу. Хватает охапку травы, мнет ее. — Чуешь?

— Дурная трава.

— То-то и оно, брат! То-то и оно! Вот куда мы в другой раз за урожаем-то приедем! Понимаешь?.. А не понимаешь — и ладно. Ты фуфайку накинь, сейчас на реке прохладно, а мы к морю пойдем, там и вовсе — задует моряна — насквозь.

В лодке уже все готово для лова. Две канистры топлива стоят, канистра с водой, ящик какой-то железный, крюк, багор лежит, сети припрятаны, еда тоже куда-то спрятана, Федька хлеб жует. На нем толстый брезентовый плащ.

— Хлебушка хочешь?

— Не, не хочу. Днем сестра накормила.

— Смотри, потом не до еды будет…

— Не…

— Ну, тогда с богом: поехали! — И Федька с духом дергает стартер мотора. Лодку мигом выносит на середину Волги, и она красиво идет по ней, оставляя по борту нежно-лиловый отрез воды.

 

 

sub XV /sub

 

Некоторое время молча сидят: Федька — крепко держа рукоятку газа, Саша — посреди лодки, спиной к ветру. А мимо деревеньки летят, ивы, стога, луга. Родина летит. И хорошо отчего-то.

— Эх, Саня, рассказать бы тебе, как бывало… Как почуешь этот ветер в лицо, сразу стакан хлопнешь — а дальше — мама не горюй! Беспечно жили, брат…

Саше нечего ответить — он молчит.

Но Федька еще не исчерпал восторга:

— Мотор — вишь, какой у меня? Не смотри, что старый. «Ямаха», сорок лошадей… Годная вещь… От тока порулить не проси — этот нас враз перекувырнет. Норовист! Бывало, от ментов уходили — без вопроса. Те на «вихряйках» раздолбанных — а тут сам понимаешь… Зверь! Как на паровозе их объезжали, да с полным ящиком икры, вон, на котором ты сидишь, понял?..

Саша молчит, не знает, что отвечать.

— Ты что все молчишь-то? — раздраженно спрашивает Федька. — Днем ушел — прока никакого, щас молчит — тоже, товарищ!

— Я той жизни не знал, ничем не могу за тебя порадоваться… — произносит Саша.

Федька, по лицу видно, хотел обидеться, да передумал:

— А может, и молчи. Наше дело тихое. Сейчас на раскаты выйдем — ни зву-ка. Ни курить — ни-ни. Сетку будем ставить — уключина чтоб не скрипнула…

Лодка идет уж не между островов, а среди тростников, по большим просторам воды идет. И внезапно в гуще тростника остро тянет какая-то птица, и Саша, сложив по-своему руки, вдруг так же громко отвечает ей.

— Ты что? — вполголоса уже, тихо, набрасывается на него Федька. — Одурел совсем?

— Так ведь зовет…

— И что говорит? — без иронии, но как-то недоверчиво спрашивает Федька.

— Говорит: «Полнится горло восходящей луною…»

— Так прямо и говорит?

— Ну да. Примерно так…

— А ты что отвечаешь?

— Ну, соглашаюсь… Луна-то какая…

— Это вы, значит, о луне поговорили?

— Так примерно.

— Слушай, — придвигается к нему Федька, — а ты — не того?

— «Того», «не того», — как-то сухо отрезает Саша. — Сто раз спрашивали. А вот ты — «того»?

Этот вопрос Федька пропускает без внимания.

— А чё они говорят? — с хитрым любопытством спрашивает Федька. — Могут они, как собаки, людям служить? Предупредить там… А?

Саша молчит.

— Ну, что молчишь?

— Не будут они вам служить. Птицы — не собаки. Они говорят как поэты. Раньше поэты разговаривали с птицами… Теперь и поэты не могут…

— Ладно, ладно, — понижает голос Федька. — Луна всходит, цапля твоя права. А мы сейчас моторчик заглушим, поглядим, что у нас получится…

Он глушит и поднимает мотор, осторожно, почти беззвучно, достает весла, вставляет в уключины и вынимает откуда-то сеть.

— Так, — говорит. — Ты потихонечку ее трави, а я погребу….

Саша начинает стравливать сеть в воду, Федька гребет, и в законченном виде это получается красивая, каплевидной формы петля, стянутая у кормы лодки. Федька сушит весла, пробирается на корму и начинает собирать невод.

— Значит, так: я подтяну невод, и там, в конце, будет рыба. Ты, значит, берешь этот крюк… — На мешковине лежит острый стальной крюк, похожий на орудие убийства. — Берешь крюк, багришь его, вонзаешь крюк в спину и забрасываешь внутрь лодки…

— Федь, — начинает Саша.

— Что хочешь сказать? Что у тебя багрить не получится? А невод собрать у тебя лучше, что ли, получится? Знаешь, ты уж что-нибудь выбирай, а то какой ты мне помощник?

— Федя, — говорит Саша, — в таком деле помощи от меня нету…

— Ладно, — яростным шепотом говорит Федька, — неча болтать. Бери, значит, невод. Бери. И собирай обеими руками так, чтобы потом распустить можно было. Так, так. Понял? Давай.

Саша собирает невод. И вот он уж почти совсем собрался, а рыбы все нет.

— Да где ж она? — удивляется Федька. — Такое было улово! Или правда химией всю потравили, сволочи?

— Стоп, да вот же он… Э-э, недоросток, костеря… Сойдет… Ну-ка давай его сюда…. Мне-то поудобней…

Федька вонзает крюк в спину первого осетра, переваливает его в лодку. Тяжело ему. Он на Сашку шипит зло:

— Ты что сомлел? Сеть-то подтягивай!

Сашка тянет сеть, появляется второй осетр, Федька опять всаживает ему острый стальной крюк позади головы, переваливает в лодку.

Сашка смотрит, как рыба своим ртом-трубкой хватает воздух, ожигает красные жабры. Что-то есть в этих пойманных осетрах от смертельно раненных людей, которые еще дышат, но уже осознают, что все — рана смертельна, не выкарабкаться…

— Тяни! — шипит Федька.

Саша будто и не слышит его. Говорит: