в безраздельной власти тварей, столь мерзких, что на них и солнце не светило бы, если бы чувствовало подобно людям.
Но если солнце и чувствует, то совсем иначе…
В тронном зале замка Альтигена ждали владельцы окрестных крепостей и высшая знать, правившая в граде Вольном, самом большом замке между Приютом и Белым городом.
Град Вольный. Эта крепость была ближайшей к Белому городу и многие из тех, кто жил в ней, открыто выражали желание присоединиться к Белому городу, пойти на поклон к белым магам. Альтиген знал обо всём этом, и новость о нападении белых рыцарей бросала его в жар, теперь он резко ощутил, будто попал в логово врага.
Коридор закончился.
Вдох, выдох, вдох…
Вновь твердый, целеустремленный взгляд.
Бодрые его шаги уже слышались в зале, где он прошел к красивой резной трибуне, украшенной фигурами львов и хлебных колосьев. Зал был завешан синими тканями, местами украшенными парчовыми полосками с разнообразными узорами, что изображали пшеницу и подсолнухи. Горело великое множество свечей. Несколько сотен людей сидели здесь.
Местная знать была одета в кафтаны ярких цветов, на головах их были меховые шапки, а вместо бороды они любили носить длинные усы, что на вкус Альтигена смотрелось забавно, сам он был чисто выбрит и коротко острижен по моде Белого города.
Руки он положил на трибуну и опустил голову ненадолго, затем только явил залу свои глаза, твердость в которых была слегка смазана обидой.
— Я приветствую всех. Дай мне слово, господин Град Вольный!
Прозвучали сдержанные рукоплескания.
— Этим утром прибыл гонец из Великого Приюта. Мне сообщили, что белые рыцари напали на наш караван. Ночью, когда все спали, они пришли, и только бдительность и мужество черных рыцарей не дали каравану погибнуть, — сперва он говорил быстро, но позже темп выровнялся, — Этот вопиющий случай не останется без внимания. Ранее я также получал вести о мелких нападениях на наши караваны на западе, о поджогах стоянок, но этот случай стал вопиющий. Если ранее можно было списать все на нападения неизвестных бандитов или монстров пустошей, то теперь белые рыцари напали открыто. Всяческое препятствование свободной торговле между городами, — Альтиген чувствовал удивление, растущее среди слушающих, — это неприемлемо. Считаю нужным заявить о том, что Белый город, совершив это вероломное нападение, ставит ни во что-то согласие, которого мы между собой достигли. Наш орден всегда хранил мир и спокойствие, вверенные ему многими крепостями и убежищами. И мы не допустим никакой угрозы по отношению к ним или к нам самим. Верю, что честь и твердость слова восторжествуют, как основы отношений между людьми в новом мире. Грубая сила больше не должна быть принципом, по которому выстраиваются отношения между народами и организациями.
Завершив свою речь, Альтиген отошёл от трибуны и вышел по тому же коридору, оставив зал в лёгком смятении.
Смешанные эмоции вызвали эти слова.
Знатные люди, местные старейшины и пользующиеся влиянием волшебники шептались между собой.
С одной стороны, они были печально удивлены вестями о злодействах, чинимых белым рыцарством, которые в их глазах выглядели кошмаром, происходящим в пустыне, где люди пытаются выжить, как только могут и не должны друг друга добивать, с другой стороны, они слабо верили в это и не знали, что им думать, потому как белые рыцари защищали караваны, которые жители Вольного сами отправляли в далёкие юга, и каковые всегда возвращались в целости и сохранности, приумножая богатство родной крепости.
Когда-то давно град Вольный был отвоеван Башней у Стремительного и позволял совершить прямой марш по ровной дороге, пролегающей в низине, меж двух хребтов.
И теперь по ней же можно было выйти и на Белый город. Такая близость и такое значение, какое они имели друг для друга, не оставляли сомнений в том, что они у них будут крепкие связи, и что Вольный падет под влияние Белого города.
Никто не слышал ни о каком союзе, между орденом и городом, что также вселяло сомнения в речах Альтигена.
Он понимал, что речь его произвела неважное впечатление, что все это отстранит эту крепость от него, потому что мало кто захочет встать на одну из враждующих сторон, особенно в такое тяжёлое время.
Мир не был прекрасным местом для людей и уже не будет, и люди больше не хотели истреблять друг друга. Они видели всеобщую гибель с высоких стен, за которыми укрывались от монстров, что заполнили земли, видели горящие глаза во тьме, пока те бродили, желая сожрать их, выли, кричали, скребли гладкие камни стен. И теперь абсолютным кошмаром сверху на все это должны были сойти рыцари, воины, овеянные магией, гораздо более страшные, чем любой монстр, изнывающий от собственного разложения.
_____
В Белом городе почти всегда светит солнце.
Верхний этаж зиккурата, узкие длинные окна плотно расположены в ряд.
Полумрак, разрезаемый полосами света.
На диванах, повернувшись к окну, полулежат Зэорис и Зеланд. И большие ничего и никого.
Тяжелая деревянная дверь этой небольшой комнаты закрыта на засов, снаружи стоит стражник в легкой стёганке и с кинжалом за пазухой, хотя оружие в зиккуратах запрещено.
Тишина.
— О чем же ты хотел поговорить со мною? — спросил наконец Зеланд.
— Орден.
Снова тишина.
— Все мы грезим о нем, брат Зэорис, но скоро ли это случится?
— Скоро, брат.
— Но откуда ты это знаешь? — в ироничном тоне спросил Зеланд.
Короткая пауза.
— Война.
— С кем? — Зеланд встрепенулся, — с Черным орденом?
— Да. Это единственная на континенте растущая сила, кроме Белого города. И, естественно, я ожидал, что они бросят нам вызов. Ещё в том году, я говорил об этом на заседании Совета, но кто тогда меня послушал?
Зеланд поднялся и сел прямо, голос его стал жестким и предельном серьёзным, опустился на пару тонов:
— Появились сведения, доказывающие приближение войны?
— Белые рыцари уже несколько недель провоцируют орден по всему континенту. Недавно-таки сожгли один приют у самого Нового храма. Там было много черных рыцарей, эти уродливые ублюдки выжили, но караван погиб. Донесения братьев из разных приютов и крепостей говорят о том, что за стенами города война уже идет.
— С чем это связано?
— Альтиор оказывает нам услугу, сам того не понимая. Этот дурак ввязывается в то, что сам даже понять не может. Я тебе больше скажу, ни белое рыцарство, ни орден