Читать интересную книгу Джентльмены - Клас Эстергрен

Суть заключалась в том, что на определенном отрезке теперь уже, наверняка, почти разрушенного подземного хода должна была располагаться пещера, в которой король приказал спрятать немало драгоценных предметов. Поскольку бежать из дворца ему предстояло налегке, он велел заранее припасти несколько сундуков, полных едва ли не сказочных сокровищ.

Завладев драгоценной картой, Моргоншерна начал медленно, но верно развивать деятельность по организации раскопок. В подвале было несколько неиспользуемых помещений: в одном из них действительно обнаружился замурованный портал, который можно было отнести к сооружениям семнадцатого века. Простукивание показало, что за порталом есть пустое пространство, и поздней ночью в октябре 1961 года господин Моргоншерна принялся разламывать стену, чтобы, к своему глубокому удовлетворению, обнаружить ход, ведущий в подземелье. Параллель с Берлинской стеной напрашивалась сама собой — в неспокойные времена иных так и тянет разрушить какую-нибудь стену.

Но в 1961 году господин Моргоншерна был уже стар и довольно слаб. Ему требовалась помощь, и он заручился поддержкой нескольких человек. Моргоншерна основал что-то вроде фирмы, акционерного общества, члены которого в условиях строжайшей тайны вкладывали свои трудовые усилия, получая взамен долю в старинном кладе, который им предстояло найти.

Спустя семь лет — то есть к тому времени, когда дед Генри отошел в мир иной, оставив удивительное завещание, — свою долю в фирме имели уже около дюжины человек. Кроме самого денди, это были Филателист, Грегер и Биргер из фирмы «Мёбельман», Паван и Ларсон-Волчара. К тому моменту компания успела продвинуться примерно на пять метров в южном направлении, семь метров в восточном, после чего ход резко поворачивал на сто восемьдесят градусов, чтобы продолжиться в направлении западном. Золота пока не нашли, но сомнений в успехе предприятия не было, ибо некоторые знаки давали понять, что раскопщики на верном пути.

— И ты думаешь, я тебе поверю? — спросил я Генри, который со скаутским рвением поведал мне о Кладе.

Дело было пасмурным, ветреным вечером, мы пили кофе в гостиной. Генри очень волновала конфиденциальность информации: только между нами, тет-а-тет, как мужчина мужчине и прочая, и прочая. Мне было оказано доверие, но вместо того, чтобы испытать благодарность, я усомнился в здравомыслии Генри Моргана. Все изложенное напоминало сюжет плохой книги для мальчишек.

— И не проси, чтобы я тебе поверил, — повторил я.

— Могу показать карту, — сердито возразил Генри. — Хоть я и не люблю ее показывать.

Немало оскорбленный, он отправился к себе и вскоре вернулся с картой. Это и вправду была очень подробная схема квартала, всех имеющихся и предполагаемых подвалов и ходов, которые вместе составляли настоящую подземную сеть. Где-то среди этой путаницы должен был начинаться искомый ход, предназначенный для бегства короля и хранящий невероятный клад.

Я внимательно изучал карту, не произнося ни слова. Генри самодовольно посасывал сигарету, и я чувствовал, как он думает: что, съел?

— Хм, — произнес я. — И насколько ты продвинулся?

— Вот настолько, — Генри ткнул указательным пальцем примерно посреди квартала, под колонкой во дворе. — Ход разветвляется, одно ответвление идет на восток, другое — на запад. Для начала двинемся на восток. Надо добраться до церкви.

— Да, да, — согласился я. — Хотя все это ужасно наивно.

— Наивно, — повторил Генри. — Конечно, наивно. Это чертовски наивно! Это так же наивно, как смотреть футбол. Но погоди только, вот спустимся туда — и твои сомнения улетучатся. Обещаю!

Генри оказался прав. Я, разумеется, настаивал на немедленном осмотре места раскопок, и Генри не стал возражать. Мы спустились в подвал через ту дверь, которая вела к Филателисту. Эту самую дверь Генри открывал, когда я впервые оказался в доме — после «Францисканец», где мы пили пиво, так и не утолив жажды. Это у Филателиста, который чуть ли не каждый вечер выпивал с друзьями, Генри раздобыл бутылку виски.

Дорога вела через склад Филателиста в подвал. Если не шуметь, никто в доме ничего не слышал. Все было крайне хитроумно обустроено.

Из небольшой комнаты, где хранились инструменты, лопаты, заступы, кувалды и ломы, а также тачка, первый ход вел прямо вниз. Источниками света служили несколько слабых ламп, было холодно и сыро. Ход уводил к развилке, о которой мне поведал мой проводник.

— Вот и развилка, — указал Генри. — Боишься?

— Боюсь?

— Что своды обрушатся — они ведь и вправду могут рухнуть! В прошлом году такое случилось. Но все обошлось. Внизу никого не было, к счастью. Приглядись — увидишь, что все опоры старые. Это действительно очень старый ход.

Я рассмотрел толстую опору, которая поддерживала поперечную балку, и поскреб ее камнем. Дерево было сплошь серое и подгнившее. Пахло плесенью и землей, болотистой почвой.

— Верю, — согласился я. — Это наверняка очень старый ход. Но в золото мне не верится.

— Да, да, — вздохнул Генри. — Понимаю. Можно сомневаться, можно спрашивать себя, чем ты, собственно занят. Но что толку? Надо пытаться. Надо во что-то верить!

— А что, сегодня здесь никто не работает?

— Кажется, сегодня очередь Грегера. Но он может быть занят. Он работает на Воровскую Королеву.

— Владелицу «Мёбельман»?

— Yes. Она отличная. Она управляет Грегером и Биргером, гребет золото лопатой. Что в руки ни возьмет — из всего делает деньги. Ушлая девица!

— И они во все это верят?

— Вкалывают только так. В основном пашем мы с Грегером и Биргером. Ларсон-Волчара и Паван здесь все больше за ворот закладывают. Но мы двигаемся потихоньку.

— И они не требуют доказательств? Не понимаю, как ты умудряешься заставлять их рыть, как каторжных, на одном честном слове.

— Вера творит чудеса. Это не я заставляю их рыть. Они надеются на успех — и я, черт возьми, тоже. К тому же, мы иногда вечеринки устраиваем. Я угощаю всех. Кстати, в ноябре должны собраться, совсем забыл. Надо раздобыть денег.

Сложно сказать, в чем было дело, но что-то заставляло меня верить Генри. Стоило ему заговорить о каком-нибудь проекте, как его энтузиазм заражал собеседника, словно тяжкая болезнь. Следовало признать, что мир бизнеса утратил в лице господина Моргана блестящего торговца.

Я последовал совету Генри и купил в магазине «Альбертс» приличный синий комбинезон. Генри был прав и в отношении свиста: свистелось в комбинезоне отменно. В самой позе, которую немедленно принимает человек, облачившийся в комбинезон, есть нечто спокойное и гармоничное: руки глубоко в карманах, снюс и сигареты тоже, инструменты, книги — да вообще, что бы ни взбрело в голову, — умещается в комбинезоне.

Прошло совсем немного времени, и я стал полноправным вкладчиком фирмы. Меня представили Филателисту — маленькому, потертому господину в полукруглых очках, большому специалисту в своей области, — и всей команде «Мёбельман». Воровская Королева тоже была надежным специалистом. Ей хватало одного беглого взгляда на любой предмет, чтобы определить его рыночную стоимость с точностью до эре, и после она ни пол-эре не уступала. Королева расхаживала среди своего барахла в платье, убрав волосы валиком, и излучала почти одухотворенное величие.

Грегер был туповат и несамостоятелен: он старался во всем подражать Биргеру, который на фоне товарища казался довольно элегантным. Биргер смахивал на башмачника из книги о Пиноккио, которая была у меня в детстве, — только чуть моложе. Как и этот персонаж, он всегда говорил только правду.

Биргер был настоящий чаровник. Он шагал в ногу со временем и порой, под настроение, захаживал в магазин «Альбертс» за новым обмундированием. Всегда гладко выбритый, причесанный и выглаженный, Биргер был неплохим знатоком поэзии и сам писал стихи на уровне рифмоплета примерно третьего ранга. У него редко оставалось время для покупателей.

Ларсон-Волчара и Паван тоже участвовали в проекте. Ни один из них разговорчивостью не отличался, они просто делали свое дело без лишних слов. Чем они занимались бы, не будь этой работы, неизвестно. Оба были на пенсии.

Когда я подключился к раскопкам, осень уже полностью вступила в свои права. День шел за днем, теперь подчиняясь более четкому распорядку. После раннего завтрака начинались часы, посвященные Искусству, — в библиотеке с «Красной комнатой». Работа наконец-то пошла, мой анализ принял определенную форму, и мне стало казаться, что из-под клавиш печатной машинки время от времени летят искры неподдельного остроумия. Лиценциат Борг — точнее, суровая прямолинейность его циничных высказываний, — являл собой естественный катализатор. Между Боргом и главным героем Арвидом Фальком изначально существовала глубокая связь, поэтому он вполне мог непринужденно комментировать происходящее со стороны. Борг был неоценим, но я все же с трудом представлял себе сюжет книги без Улле Монтануса. Поэтому я не расставался с мыслью о том, что его доселе неизвестный деревенский сын Калле Монтанус, восемнадцати лет от роду, спит на кухонном диване в оккупированном квартале. Написать роман о Стокгольме, обойдя стороной антибуржуазную молодежь, было немыслимо. По моему замыслу, Арвид должен был избавиться от занудной учительницы и предаться разгульной богемной жизни — возможно, в компании развеселой девчонки из квартала Мульваден. Это было гениально.