Макс, по простоте своей не совсем улавливавший, что имеют в виду его более смекалистые друзья, но, даже не понимая, безоговорочно соглашавшийся со всем, что они говорили.
Димон между тем, вскинув голову, взглянул на медленно склонявшееся к закату неяркое, словно уставшее за день солнце, уже коснувшееся крыш соседних домов и озарявшее двор косыми, заметно потускневшими лучами.
– Солнце уже садится, а мы всё торчим здесь без толку и чешем языки, – с неудовольствием отметил он. – Надо срочно сниматься с якоря, а то пропадёт вечер зря. Это ведь последние погожие деньки, надо пользоваться.
Миша и Макс пожимали плечами и не спешили высказываться, то ли не имея никаких особенных идей на этот счёт, то ли по сложившейся традиции ожидая, что Димон, старший из них, неформальный, но безусловный, общепризнанный лидер их компании, как обычно, первым предложит что-нибудь, что без особых возражений будет принято всеми.
Однако на этот раз, видимо, и у него не было в запасе ничего интересного и оригинального, так как он продолжал допытываться у друзей, переводя взгляд с одного на другого:
– Ну, так куда рванём-то? Какие будут предложения?.. Не тяните резину, пацаны. Время-то идёт, скоро темнеть начнёт.
Макс, закатив глаза кверху, будто отыскивая там ответ на поставленный вопрос, не совсем уверенно промолвил:
– Может… это… на площадь сгоняем?
– Или в крепость, – довольно равнодушно прибавил Миша.
Но Димон, по-видимому, уже принявший – как всегда, самостоятельно – решение и не нуждавшийся больше в советах, которых он только что добивался от приятелей, рубанул воздух ребром ладони.
– Я думаю, лучше всего нам съездить на речку. Есть возражения?
Возражений не было. Миша и Макс молча согласились с Димоновым предложением, немного смахивавшим на приказ, и, исполняя его, немедля отправились в свои сарая, находившиеся неподалёку, хотя и в разных местах, откуда через пару минут вернулись верхом на велосипедах. Димон, закрывший к этому времени сарай и оседлавший своего «железного коня», едва лишь товарищи приблизились к нему, тронулся с места и, надавив на педали, устремился вон со двора.
Выехав на тротуар, они повернули направо и, никуда больше не сворачивая, один за другим, гуськом, покатили вдоль длинной улицы, прямиком ведшей к реке. Впереди Димон, непринуждённо и величаво, точно индийский раджа на любимом слоне, восседавший на своём великолепном, ярко поблёскивавшем в лучах заходящего солнца велосипеде и горделиво и небрежно, чуть прищурясь, поглядывавший на пешеходов и проезжавшие мимо автомобили. За ним Макс, со своей всегдашней открытой, простодушной улыбкой, беспрерывно вертевший головой кругом, будто впервые видел эти давным-давно и в мельчайших подробностях знакомые ему места, и периодически усиленно, точно боясь отстать от лидера, нажимавший на педали. И, наконец, в хвосте – Миша, по-прежнему безразличный и рассеянный, вновь погрузившийся в свои мысли, почти не смотревший вокруг и медленнее всех крутивший педали, в результате чего спутники вскоре заметно обогнали его.
В первой половине пути, пока приятели двигались по довольно людным кварталам, пересекаемым оживлёнными, шумными даже вечером улицами, они ехали по тротуару, на весьма умеренной скорости, старательно объезжая прохожих и притормаживая перед проезжей частью, по которой то и дело с гулом и грохотом, разносившимися далеко окрест, мчались машины, в основном грузовики, поскольку эти периферийные улицы были специально отведены для грузового транспорта.
Но как только эти кварталы, и в конце дня продолжавшие жить бурной, активной жизнью, остались позади и их немолчный шум постепенно заглох в отдалении, друзья тут же свернули с тротуара на опустевшую мостовую и, не сдерживая себя больше ни в скорости, ни в манёврах, принялись развлекаться и дурачиться: гоняться друг за другом, «подрезать» один другого, выделывать разные фокусы и трюки – кто на что был горазд. Димон при этом утратил на время всю свою деланную важность и степенность, Миша невольно отвлёкся от унылых, депрессивных дум, а Макс, самый юный, непосредственный и непоседливый из них, так разошёлся и распалился, что стал оглашать округу громкими ликующими выкриками и пару раз едва не растянулся вместе со своим великом на земле в ходе выполнения особенно сложных и прихотливых номеров, которые он называл «фигурами высшего пилотажа».
Эти весёлые и даже немного экстремальные порой гонки и выкрутасы закончились лишь тогда, когда закончилась, собственно, и сама улица, упёршаяся в конце концов в последний на её протяжении перекрёсток, а затем плавно переходившая в крутой, обрывистый спуск, ведший к пляжу и берегу реки. Разгорячённые, раскрасневшиеся велосипедисты, кровь которых продолжала бурлить от лихой езды, точно не заметив этого перехода, устремились вперёд. Вначале они двигались с прежней скоростью, затем, когда дорога пошла под уклон, чуть быстрее, потом, по мере того как спуск делался всё круче и отвеснее, ещё и ещё скорее. Уже не нужно было давить на педали – колёса сами крутились с головокружительной быстротой. Велосипеды неслись вниз всё стремительнее, ветер свистел у ездоков в ушах.
И, наконец, даже такие сорви-головы, как Димон и его приятели, сообразили, что скорость явно начинает превышать рамки разумного и что в случае чего-нибудь непредвиденного есть все шансы переломать себе кости. И, поддавшись вдруг властно заговорившему в них чувству самосохранения и не желая искушать судьбу, они, не сговариваясь, почти одновременно нажали на тормоза и остававшуюся, самую небезопасную часть склона проехали неспешно и осторожно.
И, лишь миновав опасный участок и достигнув ровной прямой дорожки, ведшей через раскинувшуюся по обеим её сторонам растительность к пляжу, спутники вновь перестали сдерживать себя и напоследок поддали газу. В несколько мгновений они одолели узкую, обсаженную деревьями и кустами аллею, вихрем вылетели на пляж и поневоле остановились лишь тогда, когда колёса увязли в мелком рыхлом песке неподалёку от берега. Спешившись и прислонив велосипеды один к другому, приятели, довольные, улыбающиеся, ещё немного возбуждённые славной прогулкой на колёсах и особенно высокоскоростным съездом с пригорка, направились к реке, широкая голубоватая, чуть извивавшаяся лента которой, мягко скользя вдоль низких отлогих берегов, поросших там-сям лозняком и осокой, уходила вдаль и терялась в лёгкой сероватой дымке, затянувшей далёкий невидимый горизонт и понемногу густевшей и темневшей в наступавших сумерках.
– А где же люди? – произнёс Димон, достигнув берега и окидывая взглядом пустынный пляж, на всём обширном пространстве которого виднелось лишь несколько разрозненных фигур. – Ведь ещё недавно, когда мы в последний раз купались, здесь была куча народу. Куда все подевались?
– Осень настала, холодно стало, – отозвался Макс, подходя к самой воде и вглядываясь в её невозмутимую мутноватую глубь.
– Какая-то блядь забор обоссала, – автоматически закончил Миша.
Димон криво усмехнулся и заметил:
– Ну,