Сказав так, пошел следом за Михалко, полностью доверившись его чутью.
* * *
— Беда, хан! Русс пропал. Не иначе как духи леса утащили его с собой. — Начальник сторожевой сотни распластался у ног Каюма.
— Где? — Хан пнул ногой обнаженную голову.
— Там! — Сотник махнул рукой себе за спину.
Хан переступил через лежащего воина, прошел к месту, где содержали пленника. Увидел мертвого воина с перерезанным горлом. От злости у Каюма заходили желваки. Страшно посмотрел на сотника.
— А его, — кивнул на мертвеца, — тоже духи леса зарезали?
Сотник упал на колени, проговорил чуть слышно:
— Прости, недоглядел.
— Ты заслуживаешь смерти. — Хан смерил воина презрительным взглядом. — Ты забыл, что мы находимся в походе и все подчиняемся единому закону и единому богу. Богу войны Сульде. Поэтому ты умрешь.
Каюм шевельнул пальцами, клинок рассек воздух и обезглавленный сотник свалился в траву.
Немного успокоенный хан вернулся в центр становища. «Казнь пойдет на пользу воинам», — подумал, усевшись на седло. Тем злее будут, когда пойдут на штурм города. А русса жаль. Так хотелось преподнести его в дар… Но ничего, боги все решают за нас, значит, так надо было. Если штурм удастся, то там они наберут новых полоняников и вернутся домой героями, о которых еще долго будут слагать легенды.
Когда стало смеркаться, вернулся посланный на разведку воин. Он был в пыли с головы до ног, и только глаза лихорадочно блестели, выдавая нетерпение.
— Какие вести принес своему хану?
— Я исполнил все, что ты велел! — Воин вздохнул, успокаиваясь, и начал рассказывать: — Городок, что лежит перед нами, небольшой и стены в нем невеликие, а местами и худые. Долго я наблюдал, как входили и выходили из него воины и жители. Селян было больше, и я думаю, что людей там немного… — он осекся своей дерзости, взглянул на хана.
— Продолжай! — Каюм сцепил пальцы на животе.
— В город ведут две дороги. Если перекрыть обе, то гарнизону будет некуда деваться. Они окажутся запертыми и легко лягут под наши мечи. — Воин замолчал.
— Сколько воинов ты насчитал у руссов?
— Тридцать десятков, хан. Да жителей десятков пять.
Каюм откинул в сторону валявшиеся под ногами сухие ветки, велел воину:
— Начертай то, что видел.
Воин взял в руки перо с косо притупленным наконечником из тонкого тростника, примерился и начал выводить рисунок. Временами он поднимал глаза к небу, беззвучно шептал, шевеля губами и вспоминая виденное. Каюм внимательно следил. Ни один раз рука у него не дрогнула. Значит, прав оказался хан, выбрав этого востроглазого воина в разведчики. Подметил все точно. Закончив, склонил голову.
— Это все, что я видел.
Каюм задумался. Воинов у руссов меньше, чем у него. Это хорошо. Но они сидят за стенами и много положат его богатырей, прежде чем откроют ворота. Это плохо. У него нет ни приставных лестниц, ни стенобитных орудий, чтоб разломать эти стены. Но у него пять сотен славных бахадуров, озверевших от бездействия и жаждущих крови. Они готовы идти за ним, куда он ни пожелает. Это хорошо. Тогда надо брать хитростью. В этом — единственная его удача.
Прервав размышления, Каюм велел сторожевому воину подозвать сотников. Когда все собрались, он встал, обошел место, где был начертан рисунок.
— Сегодня на рассвете мы пойдем на приступ крепости руссов. Взяв ее, вернемся домой еще с одной победой и полными сумами золота.
Сотники заулыбались. Бездействие утомило всех настолько, что они не могли дождаться, когда опять окажутся на боевом коне с мечом в руке. Каюм на это и рассчитывал. Он поднял руку.
— Ты, мой храбрый Абубекир, со своей сотней перережешь вот эту дорогу… — Суковатая палка упала позади рисунка. — А ты, Баубек, встанешь вот здесь… — Острая ветка прочертила черту на песке. — Руссы будут заперты, словно в мешке. Вы начнете закидывать их горящими стрелами. И тогда я, во главе трех сотен, пойду на штурм. Я думаю, долго они не продержатся, и через малое время мы отпразднуем победу. Выступаем на рассвете, когда сон у руссов будет наиболее крепок. Готовьте воинов. Боги не оставят нас.
* * *
Боярин Василий вместе с Михалко долго пробирались окольными тропами, прежде чем выбрались на проезжую дорогу. Василий совершенно потерял ориентацию, в которую сторону идти.
— Где городок тот? — спросил у немого.
Михалко, недолго думая, махнул рукой.
— Ну, веди тогда. Нечего тут стоять.
Сил у обоих оставалось чуть и, если бы не близкая опасность, то легли бы прямо тут, у дороги, и заснули, позабыв обо всем. Но шли, стараясь быстрее достичь городских стен.
До рассвета оставалось совсем немного, когда вдали замаячили городские стены. Михалко, а за ним и Василий прибавили шагу. Вскоре уперлись в ворота.
Крепость эта была построена давно, минуло тому уже почти пять десятков лет. Одолели о ту пору степняки, вот и повелел Великий князь Василий Темный, прадед нынешнего царя, построить такие малые крепостцы на всей протяженности границы с Дикой степью. Возвели их быстро и в каждой посадили крепкий гарнизон, да головастого воеводу поставили во главе. Время шло, Московское княжество набирало силу и крепло. Менялись государи, и про крепостцы эти стали забывать. Не до них было, других дел в государстве хватало. Да и степняки вроде поутихли.
Воинов в гарнизонах менять перестали, да и сама крепость начала приходить в упадок. Прохудились стены, обвисли ворота, ров, когда-то опоясывающий стены, почти доверху заполнился разным мусором. Воеводы, должные следить за порядком и надежностью городских стен, давно на все рукой махнули и чувствовали себя здесь, на краю Руси, удельными князьями. Воины и немногочисленные жители за столько времени прикипели к этому месту, обзавелись семьями, дети пошли, затем внуки. Так и жили, с божьей помощью обороняясь от иногда случавшихся набегов. Да и сами делали вылазки в Степь, тревожили ханские юрты.
Нынешний воевода, Тарас Петрович Новосильцев, мало чем отличался от предыдущих. Сам в степь не выезжал, только иногда посылал туда малые отряды. Да не просто так, а с умыслом. Сходит такой отряд в набег, пограбит кочевья, а из всего привезенного добра воевода требовал себе десятину. И отдавали, потому как деваться было некуда. Все знали, что воевода здесь царь и бог. Потому богател Тарас Петрович с каждым годом все сильнее, нисколько не заботясь о возведении новых стен взамен старых или ином каком обустройстве крепости.
Воевода почивал, досматривая сладкие сновиденья, когда сон его был неожиданно прерван. Дворовый холоп Лукьяшка долго отнекивался, но начальник воротной стражи был столь настойчив, что Лукьяшка перекрестился, приоткрыл дверь в опочивальню воеводы и протиснулся вовнутрь.