Да позвонит ли еще! Но что-то говорило мне, что позвонит обязательно. А впрочем, чего заранее мучиться?
Итак, решено, завтрашний день посвящаю Коте, а там видно будет! И вообще, от нас ничего не зависит, а посему положимся на судьбу! С этой благой мыслью я заснула.
Утром я сбегала на пляж, поплавала, вернулась домой на автобусе.
– Мамуля, Жукентий уже звонил! – сообщила Дашка. – С твоей стороны, мамуля, это, чистейшее свинство, у меня сегодня последний свободный день, а ты намерена смыться с Жукентием!
– Дашутка, прости, я не подумала! Хочешь, я пошлю его к чертовой матери?
– Не вздумай! И вообще, я пошутила, в два часа возвращается Данила, так что я буду не очень одинока!
– Ой, у меня все из головы вон!
– Да, если в твоем возрасте крутить сразу с двумя мужиками.
– С двумя? Где ты второго-то обнаружила?
– На автобусной станции. Этот пожилой господин смотрел на тебя глазами, полными любви и страсти.
– Даша, ты в своем уме?
– В своем, мамуля, в своем! Да и у тебя лицо было какое-то… перевернутое. Признавайся, кого ты еще закадрила?
– Никого я не кадрила, просто случайно встретила одного старого знакомого, малоприятного, надо заметить.
Мы с ним не виделись бог знает сколько лет…
К счастью, в этот момент зазвонил телефон. Викентий.
– Кирочка, доброе утро! Как съездили?
– Чудесно, масса впечатлений.
– Что-то большого энтузиазма в голосе не слышу, ну да ладно, поговорим при встрече. Итак, какие планы?
– Я в вашем распоряжении.
– Вы уже готовы?
– Буду готова через полтора часа.
– Мне зайти за вами или встретимся в городе?
– Встретимся в городе.
– Хорошо, в половине двенадцатого возле синагоги на Алленби. Договорились?
– Да.
– Жду с нетерпением!
– Найдешь дорогу? – спросила Дарья.
– Обижаешь, начальник!
– Нет, я все-таки довезу, мне так спокойнее будет.
– Дашка, не выдумывай! Я каждое утро бегаю на пляж, и ты не боишься, что я заблужусь, а тут вообще десять минут ходу по той же самой Алленби, а ты вдруг забеспокоилась. Может, боишься, что я на другое свидание подамся?
– С тебя станется. Что-то мне этот таинственный незнакомец из автобуса не нравится.
– Плесни-ка мне еще кофе! – предпочла я перевести разговор.
– Мне он не нравится, – гнула свое Даша, – тем, что ты приехала сюда радостная, а теперь в тебе как будто трещина появилась… и явно после Иерусалима.
Господи, да она насквозь меня видит! Впрочем, неудивительно. Меня все насквозь видят, на моей физиономии отражаются все мои чувства и мысли. Петя, друг моей молодости, говорил: «Кирка, прикрывай лицо газетой!» Мне казалось, что с годами я научилась немного владеть собой, но, видимо, я обольщалась.
– Что ты мелешь, Дарья, какая трещина?
– Ладно, я знаю, что говорю. Поэтому предпочитаю сдать тебя Жукентию с рук на руки.
Оставалось только засмеяться и пожать плечами.
Дашка и впрямь доставила меня до места. Викентий уже ждал с букетиком цветов.
– Даша, как удачно, что вы приехали! Я купил вашей маме цветы, а потом подумал, что в данной ситуации это довольно глупо, они через час завянут. А посему позвольте вручить эти цветы вам.
С ума сойти, до чего галантен!
Благодарно заверещав, Дашка села в машину и укатила с моим букетом.
– Ну что, Кира, идем в Яффу?
– Идем!
Он взял меня под руку, и мы неспешно, с удовольствием, пошли по улицам и улочкам. Идти с ним было необыкновенно приятно, легко, совсем не пришлось приноравливаться друг к другу. Далеко не со всяким удобно ходить под руку. Оказалось, что он прекрасно знает историю. В отличие от меня. Мне ни секунды не было с ним скучно, а что может быть важнее в отношениях с мужчиной? По крайней мере в моем возрасте. Он привел меня в Абрашин парк – дивной красоты место, откуда открывается упоительный вид на море и город. К сожалению, музей Мейслера оказался закрыт.
– Не беда, придем сюда еще раз, правда, Кира?
– Непременно, я хочу здесь порисовать. Вам не будет скучно, если я буду рисовать?
– Как мне может быть скучно с женщиной, которая волнует меня до головокружения?
Ого! Вероятно, к концу прогулки он предложит мне поехать с ним в пустую квартиру племянника.
– Кира, вы не голодны?
– Нет, а вы проголодались?
– Пока нет, а как насчет мороженого?
– О, с удовольствием.
– Вон там кафе. Называется «Аладдин». Зайдем?
– Зайдем!
Это было небольшое кафе, оформленное в стиле арабских сказок, с громадной лампой – какой же Аладдин без лампы? – и с видом на море. Мы с наслаждением уселись на открытой террасе. Нам тут же подали карточки.
– Кира, выбирайте!
– Котя, я полагаюсь на вас.
– В таком случае предлагаю фирменное мороженое «Аладдин».
– Оно же страшно дорогое!
– Пусть вас это не беспокоит. Решено, пробуем «Аладдина».
Подошла официантка, молоденькая девчонка.
Викентий шикарно, на иврите, сделал заказ.
– Аладдин, па маим note 1.
– Па маим?
– Па маим.
Пожав плечами, девица удалилась.
– Кира, хотите вина?
– Нет, ни в коем случае, меня развезет.
– Что с вами случилось, Кира?
– Со мной? Ровным счетом ничего.
– Не правда, я же чувствую, что вас что-то гнетет.
Какие-то неприятности? Скажите мне, вы же видите, я вам друг.
– друг?
– Еще и друг.
– О Господи! – вырвалось у меня, когда официантка плюхнула на стол здоровенное корытце с «Аладдином». И столовую ложку. – Ничего себе! Но выглядит аппетитно.
– Терпение, Кира, сейчас она подаст вазочки, и мы попробуем этот шедевр!
Но вместо вазочек девица приволокла еще одно точно такое же корытце со столовой ложкой.
– Что это? – недоуменно спросил Жукентий.
– «Два Аладдина», – объяснила я, давясь от хохота.
Его тоже разобрал смех.
– Котя, как же мы это съедим?
– А вдруг это вообще гадость? – уже почти рыдал он.
Скандинавы, сидевшие за соседним столиком, смекнув, в чем дело, тоже расхохотались.
Я первой взяла себя в руки и попробовала злосчастного «Аладдина». Это было нечто волшебное! Сверху взбитые сливки с шоколадом, под ними разные фрукты и орехи, а внизу четыре сорта мороженого.
– Вкусно? – с опаской спросил Котя.
– Божественно! Но съесть это все равно нельзя!
– А куда нам спешить? О, и в самом деле вкусно!
– Не то слово!
– Кира, по-моему, съесть этого араба попросту дело чести!
К счастью, этот эпизод снял возникшее было напряжение. Мне стало опять уютно и весело. Тень Марата растворилась в солнечном воздухе Израиля.
– Все, больше не могу, – заявила я, откладывая ложку.