Читать интересную книгу Опыт борьбы с удушьем - Алиса Бяльская

– Почему? – поинтересовалась Ирка, пытаясь попасть рукой в рукав, так как Сева держал пальто слишком высоко.

– Красавица, видно, что умная интеллигентная женщина, не проститутка и не блядь.

Женя с Иркой, переглянувшись, засмеялись.

Вечером устроили застолье для друзей в ресторане гостиницы «Узбекистан». Пришли Игорь, Марат, Владик Воробьев, Антон и еще пара человек, которых Женя не знала. С ее стороны были Ирка с Костей, Маша Шахова и Галка Зервас. Сидели, трепались, смеялись, пили за молодых, кричали «Горько!» Ребята договорились с оркестром, и те сыграли марш Мендельсона. Весь зал аплодировал молодым. Это было счастье.

В одиннадцать начали расходиться.

– Куда идти нам? Ведь мы никому не сказали. – Проза жизни вывела Женю из состояния невесомости, в котором она пребывала.

– Ребята, вот мы тут собрали вам денег, – сказал Игорь и сунул пачку купюр Севе.

Это было очень кстати, у них не было ни копейки. Оба не работали, и как начинать новую жизнь, было неясно.

Решили идти к Тане на Дмитровку. Бабушка немного удивилась позднему приходу, но пустила их. Женя тихонько рассказала Тане, что они с Севой поженились.

– Вы встречаетесь только месяц. И уже поженились? А папа, мама знают? – спросила сестра. Женя знала, что Таня от Севы не в восторге.

– Нет, мы им не успели сказать. Бабушке я тоже пока ничего не говорила.

– А почему такая секретность?

– Ну, вот так получилось. Что теперь делать?

– Юля спит все равно с нами, так что маленькая комната свободна. Вы можете пойти туда, – сказала Таня просто.

В час ночи бабушка постучала в комнату к Тане.

– Пойду гнать, – сказала она и, опираясь на костыль и палку, медленно двинулась в сторону маленькой комнаты.

Таня ей была нужна в качестве моральной поддержки.

– Ба, оставь их, – попыталась остановить ее Таня, но бабушка уже вошла в комнату, где на кровати рядышком, как нахохленные воробышки на проводе, сидели Женя и Сева.

– Вы знаете, сколько уже времени?

– Да, мы знаем, ба.

– Ну, пора уже прощаться.

– А мы поженились, – Женя привела свой самый сильный аргумент.

– Что?

– Вот, нам выдали свидетельство о заключении брака.

Женя достала из сумки свидетельство и дала его бабушке. Та, грузно опираясь на костыль, взяла бумажку и внимательно изучила. Вернула бумажку, не глядя в Севину сторону, коротко поздравила Женю, кивнула и вышла.

– Ну что, спим сегодня первый раз на законном основании? – радостно спросил Сева.

6

– Мамин отец, мой дед, был купцом первой гильдии, таких евреев на Россию было с гулькин хрен. Он жил в Красноярске и владел лесоперерабатывающими заводами по всей Сибири, так что я – прямой наследник всего русского леса. – Сева церемонно поклонился, прижав руку к груди. – Довели большевики до ручки, и мама, игравшая в младенчестве алмазами и янтарем как игрушками, выросла в нищете. Галина, старшая дочь моего деда, в шестнадцать лет порвала со своей средой, послала отца куда подальше и подалась в большевики. Совершала переворот в Петрограде, потом три года хуячила комиссаром на фронтах Гражданской войны, после войны стала партийным функционером, и ей дали эту квартиру.

– Женщина-комиссар? Это как в «Оптимистической трагедии»? – заинтересовалась Женя.

– Да, она даже всю жизнь утверждает, что Вишневский комиссара с нее списал. Как бы то ни было, когда мама и их младшая сестра Фаня приехали в Москву, Галина прописала их здесь, а сама, естественно, получила другую, большую квартиру. Потом мама нашла папу, сбежавшего из Томска, и получился я.

Они стояли на смотровой площадке на крыше его дома и любовались открывавшимся перед ними видом Москвы.

– Наш дом Нирнзее был самым высоким домом в Москве, пока Сталин после войны не построил свои высотки. Его раньше называли Дом правительства.

– Я думала, Дом правительства – это Дом на набережной.

– Дом на набережной был потом. Я имею в виду, сразу после революции и до начала тридцатых годов. Полдома жильцов, если не больше, было арестовано или расстреляно. Здесь сам Вышинский жил, так что ему было удобно – просто греб своих соседей. Он, кстати, на моем этаже жил и построил для себя специальный лифт, который сразу шел к нему на этаж, нигде не останавливаясь. Наверное, для того, чтобы не встречаться лицом к лицу с родственниками арестованных.

Они уже несколько дней жили у Софы. Бабушке Сева не нравился, и она даже не старалась это скрывать. Таня с мужем Юрой тоже, по мнению Севы, радушием не отличались, он обижался, и поэтому Женя с легкостью согласилась на его предложение переехать к его матери, хотя у той была всего одна комната.

В первый раз, когда они остались там ночевать, вернувшись из университета, Сева пошел помыться. Женя сидела в комнате, читала книгу. Софа подошла к закрытой двери в ванную.

– Севка, я там положила новое мыло. Возьми его. Не перепутай с хозяйственным.

– Мама, я не идиот!

– Ты всегда так говоришь, но моешься иногда хозяйственным.

– Никогда в жизни!

– А почему оно тогда всегда мокрое после твоего купания?

– Мама, сделай одолжение, отойди от двери, пожалуйста!

Софа вернулась в комнату и занялась приготовлением ужина.

– Женя! Женя, поди сюда, – позвал Сева из ванной.

– Что? – Чувствуя на себе Софин взгляд, Женя подошла к двери, но входить не стала.

– Спинку помыть.

– Уже спину сегодня мыли, и не один раз. Я в ванную к тебе не пойду, не зови больше, – шепотом ответила Женя и ушла в комнату.

Опять взялась за книгу. Софа у подсобного стола месила тесто под звуки радио и усиленно изображала незаинтересованность в происходящем. Из ванной раздался грохот, звук падающих тазов, послышались крики и проклятия. Женя встала с кресла, но Софа, опережая ее, бросилась к двери.

– Севка, в чем там дело? – Она подергала за ручку двери, но та была предусмотрительно заперта Севой изнутри. – Севка, открой, дай мне посмотреть, что с тобой.

– Мама, все в порядке. Позови Женю.

– Если ты перевернул таз с бельем, я должна немедленно прибрать, а то протечет к соседям.

– Все в порядке с твоим бельем. Ничего не разлилось.

– Но я слышала, что упал таз.

– Это пустой таз упал.

– Зачем ты брал пустой таз? Он же стоит далеко от ванны? Что ты скрываешь от меня? – Мать снова подергала ручку запертой двери.

– Мама, уйди! – зарычал в ответ Сева. – Женя!

Софа ретировалась в комнату, поджав губы, а Женя пошла проверять, в чем дело.

– Таз ты, конечно, нарочно перевернул, – сказала она, глядя на ухмыляющегося, довольного собой Севу.

– Спинку потри. – Он протянул ей намыленную мочалку.

– Спину протру, но другие места протирать не буду, – предупредила она, взяв мочалку.

– Подожди, ты что, прямо в этой кофточке будешь мыть? Сними, а то испачкаешь.

После кофты пришлось снять и все остальное, мытье Севиной спины перешло в Женино омовение с попытками заняться любовью.

– Ты с ума сошел? Я же сказала, что на глубинные протирания спины не согласна. Тут твоя мама, ушки на макушке.

После ужина Софа разложила диван, постелила им и ушла к себе в альков, задвинула ширму.

– Чтобы никаких даже поползновений не было с твоей стороны. Я рядом с твоей матерью не хочу, – прошептала Женя Севе в ухо.

– Ну что ты. Я так устал.

Они погасили лампу. Сева только ждал, когда мать заснет.

– Мама? Мама? – позвал он.

Ни звука, вроде бы спит. На всякий случай, подождав пару минут, он позвал еще раз. Молчание. Они немного поспорили шепотом, но молодость и Севин напор взяли свое.

– Бессовестный, Севка! Мало того что целый час в ванной спину терли, потом всю ночь возился! – сказала Софа на следующее утро.

– Мам, ты же спала.

– Я всю ночь не спала. Бесстыдник, маму не стесняешься.

– Ну, мама, молодоженов согласилась принять, а сама всю ночь не спала? Нехорошо, мама.

– Это я теперь виновата? – возмутилась Софа.

– Ты, кстати, ошибаешься. Это совсем не то, что ты подумала. Я возился, да, но совершенно по другой причине, к Жене никакого отношения не имеющей. Даже не знаю, как тебе сказать. – Сева замолчал и подмигнул Жене.

– Да что такое? – с раздражением спросила Софа.

– Меня клопы зажрали!

– Клопы! Севка! У меня дома? Что ты такое говоришь? У меня в жизни клопов не было!

Софа водила Женю по магазинам на улице Горького, в которых она всю жизнь делала покупки. За хлебом они ходили в Филипповскую булочную, где от запаха свежей выпечки у Жени начинало щекотать в носу и всегда поднималось настроение. За маленьким мраморным столиком в кафетерии они выпивали по чашке кофе, и Софа обязательно заставляла невестку съесть свежайшее, только испеченное пирожное или хотя бы филипповский рогалик с маком.

– Ты такая худая, Женя. Ну что там обнимать моему сыну? – Софа придвигала к невестке тарелку с пирожным.

Потом они шли в Елисеевский. Хотя Женя родилась на Арбате, но выросла она на рабочей окраине Москвы. Для нее было непривычно и поначалу даже немного странно ходить за покупками в Елисеевский, с его расписными потолками, хрустальными люстрами, мраморными колоннами и венецианскими зеркалами в два человеческих роста. Она не призналась Севе, что до встречи с ним бывала в Елисеевском, кажется, всего пару раз. Главной достопримечательностью этого магазина были немыслимые очереди, в которых надо было отстаивать часами. Но Софе нравилось делать покупки именно здесь. Она входила в магазин с царственным видом и, отстояв два часа, покупала двести грамм ветчины, немного сыра и пару антрекотов. Антрекоты Сева ел каждый день.