сердце любому.
Унимо повернул голову, и его опасения подтвердились: рядом с ним сидел не кто иной, как Таэлир – единственный сын короля Оланзо, наследный принц Шестистороннего Королевства. Унимо без труда узнал его: как шейлир, он с детства должен был посещать некоторые придворные мероприятия, на которых всё внимание, конечно, было приковано к королевской семье. Принц Таэлир был старше Унимо года на два и выше на голову. Его внешность была узнаваемой: лицо с резкими скулами, острым подбородком, большим носом и такими тёмными глазами, что они казались чёрными, – что не давало Таэлиру ни малейшего шанса остаться неузнанным тем, кто хоть раз его видел. На придворных приёмах принц всегда держался в стороне, был неприветливым, а если его вынуждали говорить – язвительным, что не способствовало его популярности среди шейлиров: о принце говорили как о заносчивом и избалованном ребёнке – хотя, конечно, только между собой, соблюдая внешнюю почтительность. Общение Унимо с принцем всегда ограничивалось поклоном и обменом взглядами: ни младший Ум-Тенебри, ни его отец никогда не стремились приблизиться к королевской семье и на королевских приёмах держались нелюдимо, сообщая друг другу заговорщицким шёпотом, сколько времени осталось до того момента, когда прилично будет откланяться.
Унимо успел сообразить, кто сидел рядом с ним на площади Рыцарей Защитника, но ещё не успел придумать, зачем принц заговорил с ним и что можно ответить, когда Таэлир продолжил, немного насмешливо, и стало ясно, что он тоже узнал Унимо:
– И что же шейлир рода Ум-Тенебри делает в таком… хм… неподходящем месте?
Уже пришедший в себя Унимо подумал, что он мог бы спросить принца о том же самом, но шейлирское воспитание не позволило ему ответить вопросом на вопрос.
– Слушаю стихи, Мэйлорис16, – произнёс Унимо с вежливой улыбкой.
Принц огляделся по сторонам, а потом кивнул. Некоторое время они сидели молча, слушая какого-то молодого поэта, который читал свои красивые и гладкие, но без того внутреннего огня, как у Коры, стихи.
– Слышал, что отец лишил вас наследства, – снова заговорил Таэлир.
Унимо поморщился: «Неужели все уже знают? Хотя да, кому, как не королевской семье, знать о том, что происходит в семействах их столичных шейлиров. К тому же и городской приют в фамильном доме Ум-Тенебри – красноречивее всяких слухов».
– Это правда, Мэйлорис, – ответил Унимо, не глядя на собеседника. Он решил, что в таких экзотических условиях некоторыми правилами этикета можно поступиться.
Тем более что и сам наследный принц вёл себя не по Придворному уставу.
– Ка же вам повезло! – воскликнул принц, и Унимо удивлённо повернулся к нему.
Лицо и тон Таэлира не выражали ни капли насмешки – разве что немного горечи. Нет – очень, очень много горечи.
Принц снова осмотрелся и, заметив что-то в толпе справа, доверительно сообщил Унимо:
– Королевские ищейки. Очень несообразительны, но упорства им не занимать. Так что мне пора, – вздохнул принц. И добавил, вспомнив, наконец, об этикете: – Приятно было с вами встретиться, лори, в такой… необычной обстановке.
– Взаимно. И… удачи вам, Мэйлорис, – с совершенно не придворной искренностью сказал Унимо.
Перед тем как окончательно раствориться в толпе, принц добавил с неожиданно серьёзным видом:
– Если понадобится помощь, Унимо Ум-Тенебри, я к вашим услугам. То есть, если это ещё будет в моих силах, конечно. Прощайте.
Унимо сидел, не слыша ни слова из того, что вдохновенно произносил очередной поэт, и думал о том, что стоило ему оказаться на улице, как он постоянно узнаёт какие-то удивительные и невероятные вещи. Неужели всё это время, все почти пятнадцать лет, он просто не замечал их, запертый в темнице своего благополучия?
Когда Унимо снова стал различать, о чём говорили вокруг, какое-то слово прокатилось по кругу и вернулось к Коре – кажется, кто-то спросил её, что такое – быть поэтом.
– Если у меня
получится рассказать слепому,
какое оно – небо,
только тогда я
признаю себя поэтом,
а до этого -
просто пастух я
в чудесной долине, где эхо
подбирает мне рифмы,
а ветер
шепчет на ухо
самые красивые
слова этого
света.
Когда Кора замолчала, в разлитой в ночном воздухе тишине, состоящей из журчания фонтана и внимания всех, кто был на площади, вдруг зазвучал на удивление звонкий и твёрдый голос слепого сгорбленного флейтиста, который встал со своей скамейки и сказал, осторожно, как грудного ребёнка, протягивая футляр с флейтой вперёд:
– Неплохо, совсем неплохо, девочка. Но в одном ты ошибаешься, – ухмыльнулся он, – показать, какое бывает небо, под силу только музыке.
Унимо не стал дожидаться, пока слепой начнёт играть – он быстро, но осторожно, стараясь не привлекать внимания, выбрался с площади и помчался по ночному Тар-Кахолу, не останавливаясь до самых дверей булочной. Радость и благодарность переполняли его, когда Тэлли, немного сердитая, открыла дверь и, увидев его на пороге, ни слова не говоря отправилась заваривать чай.
1.2.2 Primus inter pares17
Король Шестистороннего Королевства Оланзо Озо ожидал ежедневного доклада своего Первого советника. Он сидел, удобно устроившись в кресле приёмного зала королевского дворца и наблюдая, как солнечная полоса из узкого и длинного, словно бойница, окна медленно подбирается к нему: сначала по паркету из тёмного дерева, затем по ковру цветов королевского дома – пурпурно-красного и травяного. Оланзо раздражённо поджал ноги, когда солнечная полоска почти коснулась его туфлей, и посмотрел на часы. Конечно, такого не могло быть, чтобы Голари опоздал к докладу, но в последнее время Сэйлори всё чаще становился нетерпеливым. Да ещё и этот мальчишка… король тяжело вздохнул. «Правитель должен быть подобен чёрной глади воды, в которой каждый не мог бы разглядеть ничего, кроме собственного отражения – до тех пор, пока вода, по своему разумению, не поднимет волны свои и не обрушит их на голову того, кто всматривается слишком долго», – вспомнил Оланзо «Книгу правителя стороны Штормов», которую они с братьями часто читали в детстве, чтобы от души посмеяться.
Слуга доложил о том, что лори Первый советник Голари Претос прибыл для доклада, и король надел свою обычную маску делового равнодушия.
– Мэйлори18, моё почтение, – Голари вошёл и застыл в церемонном поклоне.
Он был совсем не стар и даже по-своему хорош собой, но всегда выглядел очень уставшим и напряжённым, как будто его терзала болезнь, которую он изо всех сил пытался скрыть. Это было слишком даже для профессора логики и древних языков и главного консультанта самого скучного отдела Королевской ратуши – Зала Правил и Следствий. Говорят, никто ни разу не видел улыбки на его вытянутом лице. Оланзо до сих пор не мог понять, доверяет ли он этому человеку: он назначил его Первым советником только за неимением других кандидатур, и, что самое скверное, Голари это прекрасно понимал. Была ещё Регана Фэтч – строгая и властная вдова генерала