Мы сели по разные стороны стола.
— Я пришла лишь для того, чтобы дать тебе это, — сказала она, выкладывая золотую монету. По ее словам, Зак прислал ей уже шесть таких — одна монета покрывала половину стоимости годового урожая.
Я покрутила металлический кругляш, и он быстро нагрелся у меня в руке.
— Зачем она мне? Почему ты ее привезла?
— Вскоре она тебе понадобится.
Я обвела рукой пространство вокруг, указала на виноградные лозы за узким окном и ветви с зеленым инжиром:
— Мне ничего не нужно. Я более-менее счастлива здесь. Со мной все в порядке. И до сих пор тебе было на меня плевать.
Она подалась вперед и прошептала:
— Тебе нельзя здесь оставаться.
Я бросила монету на стол. Она несколько секунд повертелась и с глухим дребезжанием упала на поцарапанную столешницу.
— Что ты имеешь в виду? Разве недостаточно того, что вы выгнали меня из деревни?
Мама покачала головой:
— Мне не хотелось этого делать, и, вероятно, не стоило. Но ты должна взять деньги и уйти. Как можно скорее. Из-за Зака.
Я вздохнула:
— Все всегда из-за Зака.
— Он сейчас стал могущественным. И это значит, что у него появились враги. Люди судачат о нем и о его деятельности в Синедрионе.
— А что он там делает? Нам по девятнадцать лет. Он в Синедрионе не дольше года.
— Ты слышала о Воительнице?
— А кто о ней не слышал?
Особенно среди таких как мы. Всякий раз, когда ужесточались законы против омег, это имя шепотом разносилось по всей рыночной площади. Повышая выплаты в последние два года, мытари всегда ссылались на последние «реформы» Воительницы.
— Вообще-то она всего на год старше вас с Заком. Люди в Синедрионе обзаводятся врагами, Касс. Большинство советников долго не живут. — Как и их близнецы, хотя ей не требовалось этого уточнять. — Ты знаешь Зака. Он рьяный. Амбициозный. Ныне живет под псевдонимом Реформатор. У него есть соратники и последователи, он работает с важными людьми. Недолго осталось ждать, когда до тебя попытаются добраться.
— Нет. — Я подвинула монету к матери. — Я не уйду. Даже если у него есть враги, он не позволит им меня захватить. Он позаботится о моей безопасности.
Мать потянулась через стол, словно чтобы взять меня за руку, но в последний момент передумала. Сколько времени прошло с тех пор, как до меня кто-то дотрагивался с нежностью?
— Именно этого я и боюсь.
Я посмотрела на нее с недоумением:
— В смысле?
— Ты слышала о камерах сохранения?
Об этом тоже ходили слухи. Шептались, что где-то внизу под залами Синедриона в Уиндхеме располагалась секретная тюрьма, где советники содержали своих близнецов-омег. Темницы в ней назывались камерами сохранения: там, в подземном комплексе, на неопределенный срок запирали омег, чтобы их могущественные близнецы-альфы могли не опасаться опосредованного нападения.
— Так ведь это всего лишь сплетни. А даже если и нет, Зак никогда на такое не пойдет. Я его лучше знаю.
— Нет. Ты, конечно, ближе всех к нему, но это не то же самое. Он придет за тобой, Касс, и запрет, чтобы самому защититься.
— Нет, он так не поступит.
Пыталась ли я переубедить ее или саму себя? Она не стала спорить. Мы обе знали, что я никуда не уйду. Прежде чем уехать, мама склонилась с облучка и все же всунула в мою руку золотой. Я вертела его в пальцах, глядя вслед отъезжающей телеге. Я не потратила монету на побег, даже не стала покупать еду. Я всегда держала ее при себе, как когда-то ключ Алисы, и думала, что Зак к ней тоже прикасался. Именно из-за Зака я еще в детстве научилась подавлять свой дар: его стремление подловить научило меня бдительности, научило никому не доверять и не рассказывать о том, что я знала. Теперь я делала это снова, и снова из-за него. Я отказывалась воспринимать видения, которые приходили ко мне лишь перед пробуждением или в момент, когда я останавливалась в поле, чтобы сбрызнуть лицо водой из фляги. Я положилась на доверие к нему, а не на свой дар, и твердила себе, что он на такое не пойдет. Вспоминала, как нежно он омывал мой ожог после клеймения, как мы вместе проводили дни, месяцы и годы под подозрением всей деревни. Так же ясно я помнила его враждебность и чрезмерную жестокость, но знала, что завишу от него, а он зависит от меня.
Теперь я работала с еще большим усердием. Когда наступила страда, самое горячее время года, мои руки покрылись мозолями от серпа, а стебли отмолоченной пшеницы оставили под ногтями кровавые борозды. Я старалась сосредоточиться на окружающих звуках: скрипе срезаемых колосьев, глухом стуке, с которым время от времени на землю падали снопы, голосах других селян. Каждый день я трудилась допоздна до тех пор, пока не наступал столь нежеланный вечер и не гнал меня обратно в дом по темноте вдоль дорог, которые стали теперь для меня так привычны.
И у меня получилось. Я почти убедила себя, что за мной не приедут, пока они не появились, и тогда я поняла, что данный момент мне знаком так же, как и серп в руке или дорога, которая вела меж полей к моему дому.
Когда всадник подхватил меня, краем глаза я заметила золотистый отблеск. Монета выскользнула из кармана, упала на землю и затерялась в грязи под копытами лошадей.
Глава 6
Зак наконец пришел ко мне в камеру, когда я насчитала сто восемнадцать дней. Двести тридцать шесть подносов с едой. Восемь визитов Исповедницы. Я тут же узнала его шаги, как узнала бы его голос или ритм дыхания во сне. Пока брат отпирал замок, мне показалось, что перед глазами промелькнули годы нашей разлуки. Я вскочила, услышав его приближение, но заставила себя сесть на топчан, когда дверь открылась. Зак ненадолго замер в проеме. Глянув на брата, я увидела его в двух ипостасях: мужчиной из настоящего и мальчиком из прошлого.
Он стал намного выше и отрастил волосы, которые заправлял за уши. Лицо округлилось, смягчились острые угловатые скулы и подбородок. Мне вспомнилось, что в детстве летом на носу у него появлялась россыпь веснушек, как первая горсть пыли, брошенная на гроб. Но сейчас от них не осталось и следа. Его кожа выглядела лишь немногим темнее моей, побледневшей от долгого заточения.
Зак вошел, запер за собой дверь и спрятал ключ в карман.
— Так и будешь молчать? — поинтересовался он.
Я не могла вымолвить ни слова, боясь выдать голосом, как ненавидела его и как по нему скучала.
Зак продолжил:
— Хочешь, чтобы я сказал, почему так поступил?
— Я знаю, почему ты это сделал.
— Я почти позабыл, как сложно с тобой порой бывает разговаривать, — усмехнулся Зак.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});