Этими же вечерами я частенько думала о Заке и о матери. Сначала она отправляла мне письма по несколько раз в год. Торговцы-альфы, даже не спешиваясь, сбрасывали их из седельных мешков, но, спасибо, хоть доставляли, а не выкидывали по дороге. Через два года после моего изгнания мать написала, что Зак стал помощником советника Синедриона в Уиндхеме. Весь следующий год она описывала успехи моего близнеца. Он набирал силу и влияние. А потом, когда я прожила среди омег уже пять лет, его начальник умер и Зака приняли на его место.
Нам только-только исполнилось восемнадцать, но большинство советников начинали свою деятельность смолоду, потому что рано умирали из-за легендарного соперничества и борьбы фракций в Синедрионе. Глава Синедриона Судья, ровесник моих родителей, которого я помнила всю сознательную жизнь, являлся редким исключением. Остальные были гораздо моложе. Даже до нашего поселка доходили истории взлетов и падений различных советников. Беспощадные нравы Синедриона в Уиндхеме, казалось, делали скорее на честолюбие и жестокость, чем на опыт.
Меня не удивило, что Зак туда удачно вписался — у него наверняка здорово получилось. Я представляла его в кулуарах Синедриона, вспоминая его триумфальную улыбку, когда ему удалось меня разоблачить, и последующие слова: «Никто и никогда больше не бросит в меня камень».
Но я боялась за него и ни капли не завидовала даже в тяжелый, голодный, неурожайный год.
К тому времени весточки приходили все реже, поэтому, как и остальным омегам, мне оставалось полагаться на слухи, гуляющие по местному рынку или приносимые проходившими через поселение бродягами. Вместе со скудными пожитками они несли с собой истории. Те, кто следовал на запад, искали лучшие земельные наделы: мрачные места, граничащие с мертвой зоной на востоке, не давали достаточного урожая даже для уплаты налога, не говоря уже о том, чтобы выжить. Но те, кто шел с запада, рассказывали о гонениях Синедриона: омег вытесняли из давних поселений, участились набеги альф, которые грабили и жгли поля. Все больше народу уходило в приюты. Слухи о более жестоком отношении к омегам стали поступать регулярно. Земли в нашем поселении были не самыми скудными по сравнению с другими, но даже мы чувствовали усиление давления: мытари Синедриона с каждым разом требовали все большую плату. На нас дважды нападали налетчики-альфы. В первый раз они избили старого Бена, жившего на окраине, и унесли все, что нашли, в том числе и деньги, которые он скопил для подати на следующий месяц. Во второй — после неудачного урожая. Не отыскав ничего, чем можно было поживиться, они подожгли овин на общественных полях. Когда я сказала, что мы должны пожаловаться в Синедрион, соседи закатили глаза.
— Чтобы они прислали солдат, которые сожгут то, что уцелело? — спросила моя соседка Клэр.
— Ты долгое время жила в деревне альф, Касс, — добавила Несса, — и еще не все уяснила.
И я старалась уяснить; с каждой новой жестокостью я постигала истину.
Изредка до нас украдкой доходили и другие разговоры: отголоски слухов о сопротивлении омег и об Острове. Но глядя, как мои смиренные соседи восстанавливают сгоревший овин, я сомневалась в правдивости этих слухов. Синедрион правил сотни лет, и идея, что где-то может существовать неподконтрольная ему территория, казалась лишь мечтой, а не действительностью.
Да и к чему вообще это Сопротивление? Связь между близнецами гарантировала нам жизнь. Со времен засухи на омег накладывалось все больше ограничений, и хотя мы ворчали о повышении подати и принудительном выселении на худшие земли, все знали, что в конечном итоге Синедриону придется нас защитить. Именно для этого существовали приюты, и после каждого неурожайного года туда уходило все больше и больше омег. Той зимой я сильно исхудала, кожа обтягивала выпирающий скелет, как тонкий пергамент. От всех нас остались лишь кожа да кости. Наконец, не выдержав, одна пара из нашего поселка отправилась искать лучшую жизнь в приют около Уиндхема. Мы не смогли убедить их остаться, даже соблазняя предстоящей весенней посевной. Они сдались. Весь посёлок встал засветло, глядя, как соседи заперли свою лачугу и побрели по каменистому тракту.
— И зачем они заперли дверь? — фыркнула Несса. — Все равно ведь не вернутся.
— По крайней мере их там накормят, — ответила Клэр. — Справедливо, что им придется для этого потрудиться.
— Какое-то время да, — кивнула Несса. — Но нынче говорят, коготок увяз — всей птичке пропасть.
— Они сами так решили.
Я опять посмотрела вслед удаляющимся фигурам. Из-за худобы жалкие мешки с пожитками казались намного больше. Разве у них оставался выбор?
— В любом случае, — продолжила Клэр, — ты ведь не станешь утверждать, что лучше бы приютов не было. Так мы хотя бы знаем, что Синедрион не позволит нам умереть с голоду.
— Нет, — подхватил ее слова Бен, старейший житель нашего селения. — Но позволил бы, будь это возможно без последствий для альф. А так им просто некуда деваться. Вот в чем разница.
По весне, когда взошли новые посевы и голод отступил, на запряженной волом телеге приехала мать. Бен показал ей путь к моему дому, но я не знала, как ее встретить. Она не изменилась, но по ее виду я поняла, что сама точно стала другой. И не только потому, что, естественно, выросла за шесть лет, но и потому, что все это время жила как омега. За годы в поселении я сталкивалась с альфами всего несколько раз: с мытарями Синедриона, подпольными торговцами, которые иногда наведывались на рынок омег, изгоями и бедняками, проходившими через селение в поисках лучшей доли. Все они смотрели с презрением, если вообще поднимали на нас глаза. Я слышала, как они нас обзывали: уроды, тупиковые выродки.
Сильнее слов задевали их манеры, мелкие движения, которые скрывали презрение и страх заразиться от омег. Даже оборванные альфы-старьевщики, которые захаживали в селения торговать, шарахались в сторону, когда омеги протягивали руку, чтобы отдать монетку.
Хотя меня заклеймили, прежде чем выгнать из деревни, тогда я до конца не осознавала, что это значит. Я помнила, как больно мне было, когда мать даже не обняла меня на прощание. Теперь, когда она неловко стояла на моей маленькой кухне, я понимала, что не стоит даже пытаться дотронуться.
Мы сели по разные стороны стола.
— Я пришла лишь для того, чтобы дать тебе это, — сказала она, выкладывая золотую монету. По ее словам, Зак прислал ей уже шесть таких — одна монета покрывала половину стоимости годового урожая.
Я покрутила металлический кругляш, и он быстро нагрелся у меня в руке.
— Зачем она мне? Почему ты ее привезла?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});