Впрочем, продолжала Шема, этим “импресарио” глубоко плевать на страну, плевать на ее законы и порядки — они перекупают актеров, обманывают друг друга, отбивая чужой хлеб, мошенничают с билетами”.
В феврале началась битва, которая продолжалась пять с половиной лет и которую я, если и не проиграл вчистую, то во всяком случае не выиграл. Битва за вежливость. Буквально с первых моих посольских дней посыпались жалобы на грубость консульских работников. Не всех, но почти всех. Состоялось довольно бурное собрание. Дипломаты оправдывали себя, апеллируя к известному принципу: “Их много, а я одна!” Действительно, “их”, то есть людей, часами стоявших в очереди перед консульством, было много, очень много. И были они взвинчены, шумливы, часто грубы. Вступал в силу третий закон Ньютона: грубость одной стороны провоцировала грубость другой. И все-таки я настаивал на другом принципе: “Клиент всегда прав!” Тем более, что очереди — это наша вина. Со временем очереди стали меньше, обстановка разрядилась. Но мне так и не удалось перебороть этакое дипломатическое высокомерие, взгляд сверху вниз, которые чувствовали посетители консульства. Теперь я знаю это. Тогда не знал и был полон оптимизма.
Запомнилась встреча с репатриантами в Хайфе. В Израиле говорят: “Иерусалим молится, Тель-Авив развлекается, Хайфа работает”. Большой красивый, как бы сбегающий с горы Кармель к Средиземному морю город. Порт со всеми прелестями бурной припортовой жизни. Развитая промышленность. Единственное в Израиле метро, точнее, даже не метро, а пробитый в скале туннель, по которому вверх и вниз ходят вагончики (нечто вроде фуникулера под землей). Университет, расположенный в двадцатипятиэтажном небоскребе, построенном по проекту знаменитого бразильского архитектора Оскара Нимейера. Великолепный политехнический институт (Технион).
Кстати, участок земли, на котором построен Технион, был в свое время куплен на деньги российского промышленника В.Высоцкого. Когда в 1924 году Технион открылся, в нем был только один факультет (строительный), на котором 6 преподавателей обучали 18 студентов. Теперь это институт мирового класса. На 19-ти факультетах (в том числе — аэронавтики, компьютерного программирования, биомедицинской технологии) учатся более 10 000 студентов.
Зал “Бейтену” (“Наш дом”), в котором меня принимали, был набит битком. Городское начальство. Оркестр. Приветственные речи. Два с половиной часа отвечал на вопросы. Обо всем и еще немножко…
После встречи дал интервью Инне Стессель из “Новостей недели”.
— Считается, что самые заядлые спорщики в мире — французы. Но тот, кто знает израильтян, так не думает. Дух противоречия, похоже, у нас в крови. Не зря же говорят: два еврея — три мнения… Тем удивительнее было то единодушие, с которым в израильском обществе встретили назначение Бовина послом Союза. Удовлетворение высказывали и политики, и обыватели — “газетных тонн глотатели”, и репатрианты. Последние восприняли весть с таким энтузиазмом, словно из нашей, олимовской среды, неподкупный защитник алии попал наконец в Кнессет. А.Е., вы знали о том, что к вам здесь так хорошо относятся?
— В какой-то момент я даже стал опасаться, как бы такое отношение не помешало моему назначению — некоторым в Москве не так уж хотелось угодить Тель-Авиву…
— Кстати, в минувшие годы в Союзе к политическому обозревателю Бовину относились тоже как-то по-особому. Хотя вы, А.Е., с 1963 года были в аппарате ЦК КПСС и, объективно говоря, являетесь одним из ваятелей эпохи — от Хрущева до Горбачева.
— Я никогда не открещивался от своего участия…
— И тем не менее Бовин, убежденный коммунист, всегда воспринимался как человек, по своему психофизическому складу чуждый лукавым партийным бонзам. Можно сказать, мы: Бовина читали “между строк”. А евреи, не избалованные объективным отношением к себе со стороны системы, испытывали к вам еще и благодарность. Ведь вы не скрывает или почти не скрывали, что вам претит однозначная и проарабская направленность советской политики.
— Вы хотите объяснить и оправдать хорошее ко мне отношение израильтян? Думаю, все очень просто — я старался быть искренним. И когда заблуждался, это было искреннее заблуждение. Что же касается моей позиции, она никогда не была ни проарабской, ни произраильской. Я всегда ставил и ставлю во главу угла интересы своей страны. Моя позиция пророссийская.
— До этого вы бывали в Израиле?
— В 1979 году я возглавлял делегацию советской общественности. Официальных отношений между нашими странами не было, но существовала традиция — в День Победы 9 мая наносились такие визиты… Помню, тогда у меня было четыре телохранителя. Вот как меняются времена: сегодня я посол, и никаких телохранителей…
О моем пребывании в Израиле в 1979 году. Расскажу подробнее.
В те времена “гнездо сионизма” крыли почем зря. Но — парадоксы политики! — каждый год по приглашению израильских коммунистов (партия М.Вильнера) делегация советской общественности появлялась в этом самом гнезде, чтобы принять участие в праздновании Дня Победы. Состав делегации, которую мне поручили возглавить, был стандартным. В обязательный набор входили: один еврей, один фронтовик, один из спецслужб и один работник Союза обществ дружбы. Далее допускались варианты.
Мне повезло. Евреем был определен Леонид Ефимович Беренштейн. Киевлянин. В годы войны — командир партизанского отряда. В мирные времена — директор фабрики индивидуального пошива одежды. Вся грудь в крестах, но и голова сохранилась. Сохранилась и жена Шура, радистка в том самом партизанском отряде. Прекрасный человек, хотя и похож на бывшего террориста Менахема Бегина. Ныне по причинам, о которых грустно писать, живет в Израиле. Нарушая всяческие дипломатические правила, я вмешался во внутренние дела Израиля, нарушил суверенные права Украины, но все же помог ему получить квартиру. Так что и послам иногда удается совершить полезное дело.
Мы уже собрали чемоданы, но что-то там на Ближнем Востоке стряслось в очередной раз, и из посольства в Каире пришла бумага с настоятельной рекомендацией отменить поездку. Однако в Международном отделе ЦК с этой рекомендацией не согласились и дали нам зеленый свет. Прямых рейсов тогда не было. Летели через Бухарест. Напомню, что в 1967 году Румыния не последовала примеру “старшего брата” и сохранила посла в Израиле. Поэтому и самолеты летали. Запомнился такой эпизод. Швейцар бухарестской гостиницы, где мы остановились, улучив момент, когда вокруг никого не было, страшным шепотом сообщил мне: “Брежнев — хорошо, Чаушеску — плохо!” Еще одно подтверждение теории относительности.