которых восприятие рассматривается как процесс сличения воспринятого образа с моделями-эталонами, образовавшимися в прошлой деятельности и хранящимися в памяти индивида[18].
Процесс образования эталонов, являющихся критерием оценки подобных предметов при их эстетическом восприятии, Кант рассматривает на примере образования представления об идеальной фигуре человека. «Кто-то видел тысячу взрослых мужчин. Если он захочет судить об их нормальной величине, определяемой путем сравнения, то воображение (по моему мнению) накладывает огромное число образов (может быть, всю эту тысячу) друг на друга; и если мне будет позволено применить здесь аналогию с оптическим изображением, то в пространстве, где соединится большинство из них, и внутри тех очертаний, где часть наиболее густо покрашена, становится заметной средняя величина, которая и по высоте, и по ширине одинаково удалена от крайних границ самых больших и самых маленьких фигур. И это есть фигура красивого мужчины. (Можно было бы то же самое получить механически, если измерить всю эту тысячу, сложить высоту всех, а также ширину (и толщину) самое по себе в сумму разделить на тысячу. Но воображение делает эти путем динамического эффекта, который возникает из многократного схватывания таких фигур органом внутреннего чувства)» (там же).
Как видим, несмотря на некоторую механистичность понимания процессов восприятия, философ высказал весьма плодотворную мысль об определяющей роли прошлой деятельности, практики для формирования критериев оценки предметов. Но допуская, что «идея нормы должна для фигуры особого вида животных заимствовать свои элементы из опыта» (5,237), Кант в то же время, отдавая дань априоризму, утверждал, что «эта идея нормы выводится не из заимствованных из опыта пропорций как определенных правил; наоборот, только в соответствии с ней становятся возможными правила суждения» (5, 239). Ибо, по Канту, «величайшая целесообразность в конструировании фигуры, которая была бы годной в качестве всеобщего мерила эстетической оценки каждой особи этого вида, образ, которой как бы преднамеренно положен в основу техники природы и которому адекватен только вид в целом, а не каждая особь в отдельности, — все же находятся только в идее того, кто высказывает суждение; однако эта идея со всеми своими пропорциями, как эстетическая идея, может быть изображена в виде образца вполне in concrete» (5,237–238). Таким образом, суждение о живых организмах, по Канту, обусловлено в каждом человеке — «вкус должен быть личной способностью» (5, 236) — наличием у него врожденных идей и приобретенным опытом их восприятия и эстетической оценки, в результате чего у него возникает конкретное изображение идеи нормы для данного рода животных или образ красивой лошади, собаки и других животных.
Что же касается человека, то суждение о нем на основе только идеи нормы недостаточно, так как «эта идея вовсе не полный прообраз красоты в данном роде, а только форма, которая составляет непременное условие всякой красоты, стало быть, только правильность в изображении рода» (5, 239). Однако перефразируя известную латинскую поговорку, можно сказать, что достаточное для изображения быка недостаточно для изображения Юпитера. Ведь эстетическое суждение, будучи суждением о форме предметов, а в данном случае о фигуре различных животных, применимо к человеку только как к природному существу. Но так как человек является в то же время и существом нравственным, то суждение о нем только как о природном существе с точки зрения лишь «правильности в изображении рода» является хотя и чисто эстетическим суждением, но недостаточным.
Человек должен оцениваться не только эстетически (как природное существо), но и телеологически (как существо нравственное). Поэтому чтобы полностью охватить в суждении о человеке его природный и духовный уровни, «требуются две вещи: во-первых, эстетическая идея нормы (Normalidee) — единичное созерцание (воображения), которое представляет мерило суждения о человеке как предмете, принадлежащем к особому виду животных; во-вторых, идея разума, которая делает цели человечества, поскольку они не могут быть представлены чувственно, принципом суждения о той или иной фигуре, через которую эти цели раскрываются в явлении как ее действие» (5, 237). Поэтому одна лишь правильность в изображении человека, и особенно его лица, не только недостаточна, но и может доходить до карикатуры, если она будет педантично подчеркиваться в нем. Более того, правильные черты лица, по Канту, не подходят для выражения духовно одаренного мира человека[19].
На основе определения условий, необходимых для оценки человека как целостного, биосоциального существа, т. е. существа, с одной стороны, природного или принадлежащего к «особому виду животных», а с другой — существа нравственного и свободного[20], рассматриваемого как «человек, который разумом может сам определят», себе свои цели» (5, 237), Кант установил, что «только человек, следовательно, может быть идеалом красоты, так же как среди всех предметов в миро [только] человек в его лице как мыслящее существо (Intelligenz) может быть идеалом совершенства» (там же).
Таким образом, суждение о человеке как идеале красоты сочетает в себе чистое суждение вкуса и суждение о внутреннем, духовном миро, т. е. суждение о его нравственности. При этом суждение о субъективной целесообразности, или вкус, подчиняется объективной, более того, сверхчувственной целесообразности, т. е. морально доброму, или, другими словами, формальный критерий суждения вкуса подчиняется содержательному критерию нравственности. Отсюда, по заключению философа, «суждения на основе такого мерила никогда не могут быть чисто эстетическими» (5, 240) и вызывают к себе большой интерес людей.
Конкретный акт восприятия идеала красоты требует от человека напряжения всех его душевных сил, ибо при этом происходит восприятие человека как телесного существа, так и его духовности, нравственности. Но чтобы «видимое выражение нравственных идей, которые внутренне властвуют над человеком… — душевную доброту, или чистоту, или твердость, или спокойствие и т. д. — сделать как бы видимой в телесном выражении (как действии внутреннего), необходимо соединение чистых идей разума с великой силой воображения у того, кто хочет лишь судить о них, и тем более у того, кто хочет их изображать», — утверждает Кант (там же).
Как видно, механизм восприятия идеала красоты сходен с восприятием возвышенного в природе. Разница лишь в объекте восприятия. Если при суждении о возвышенных явлениях при роди возвышенным было лишь состояние душевных сил субъекта, настроенных на восприятие сверхчувственного, а не на вызвавшие это состояние силы природы, то суждение об идеале красоты человека имеет своим предметом это сверхчувственное[21]. Им, по Канту, является «человек, но рассматриваемый как ноумен; он единственное существо природы, в котором мы можем со стороны его собственных свойств познать сверхчувственную способность (свободу) и даже закон каузальности вместе с объектом ее, который оно может ставить себе как высшую цель (высшее благо в мире)» (5, 468–469).
Но так как идеи разума не поддаются изображению[22], то проявление моральности