Читать интересную книгу Старая тетрадь (рассказы) - Николай Шпанов

Как бы там ни было, а нужно было двигаться дальше по следу Йенсена... Ведь у него в руках карабин с оптическим прицелом. Свэн хорошо помнил, как ясно видно цель в эту трубу! С трехсот метров Йенсен может рассмотреть каждый волосок в бороде Свэна и, если захочет, попадет из своего карабина ему прямо в глаз!.. Свэн вздохнул.

"Ну, что же делать! Все-таки нужно идти".

Он стал на лыжи и погнал упряжку. Так он ехал по следу часа два. Вдруг собаки остановились как вкопанные, с ощетиненными от страха хребтами. Они в испуге налезали друг на друга, пятясь от чего-то, что не было видно Свэну.

Уняв собак, он осторожно приблизился к вожаку и только тут понял, что упряжка остановилась у самого края пропасти, разрезавшей ледяное плато. Припорошенная с краев сугробами, трещина была незаметна даже совсем вблизи. Лыжный след Йенсена подходил к наметенному у края трещины сугробу, пересекал его и исчезал за краем трещины.

Свэн остановился в недоумении. Ему не хотелось додумывать того, что, казалось, было ясно само собой. Он лег на живот и подполз к краю пропасти. Отсюда было видно, что с гребня обрыва снег сбит, и сбит не чем иным, как лыжами Йенсена. Борозда, оставленная падением, тянулась в пропасть и пропадала во тьме, царившей внизу.

– Йенсен!.. Алло, Йенсен! – что было сил закричал Свэн.

Его голос вернулся к нему не скоро – глубина трещины была огромна.

Свэн вернулся к саням и распутал длинную веревку, обычно служившую для увязывания поклажи. После минутного размышления он привязал к концу ее единственный груз, бывший под рукой, – свое старое ружье, и стал опускать веревку в пропасть. Он пытался нащупать, не ударится ли ружье обо что-нибудь мягкое, что могло бы оказаться телом Йенсена. Но вот кончилась веревка, а груз, видимо, готов был опускаться без конца. Свэн медленно, словно через силу, вытащил его обратно. Он долго сидел, размышляя, – так долго, что мороз, начавший сводить пальцы внутри рукавиц, напомнил ему об уходившем времени. Очнувшись от охватившего его оцепенения, Свэн обратил внимание на то, как жалобно подвывают обе упряжки.

"Эдак они воют только по покойнику", – подумал Свэн и стал отвязывать от веревки ружье. При этом пальцы его так дрожали, что он никак не мог справиться с узлом.

– Эх, как застыли! – вслух проговорил Свэн, чтобы уверить себя, что пальцы не слушаются его действительно только от холода.

ДЖИММИ

1

Это было в те времена, когда я еще летал, – сказал Митонен и, посмотрев куда-то мимо моего уха, с грустью повторил: – Да, в те далекие времена, когда Арву Митонен считался неплохим бортмехаником и явился в Штаты, чтобы спастись от полиции господ Таннера и Маннергейма. Даже в тридцатых годах кое у кого из нас еще сохранились иллюзии насчет так называемой заокеанской демократии. Впрочем, сейчас речь идет не о демократии и не обо мне. Я хочу рассказать о Джимми. Ты ведь знал его?.. Конечно, ты читал и о его гибели. По крайней мере два дня она служила в тридцать шестом году пищей для писак едва ли не всех газет в Штатах. Восстановить картину катастрофы было невозможно – никто не видел момента падения. Нам удалось лишь извлечь из-под воды обломки самолета. Несомненно, Джимми погиб, хотя трупа и не нашли.

Большинство американских фирм тогда уже пользовались услугами "бесхвостых". Этим молодцам нечего было терять, кроме жизни. Они грозили лишить работы всякого, кто требовал человеческих условий найма. Но Джимми был один из тех, кто не садился в испытываемую машину, пока ему не показывали страхового полиса в пользу семьи. Вскоре же после гибели Джимми "бесхвостые" опубликовали свой манифест. В нем ясно говорилось, что они не требуют от заводчиков страхования ни на случай смерти, ни от увечья. Они заявляли, что члены их корпорации не берут в испытательный полет парашюта. Это давало заводчикам уверенность в том, что пилот приложит все усилия к спасению самолета. При стоимости опытной машины в сотни тысяч долларов это заслуживало внимания. А в случае катастрофы – гарантия от иска: пилот бывал мертв в девяноста девяти случаях из ста. Даже серьезные фирмы стали переходить на услуги "бесхвостых". Удобно и дешево. Никаких разговоров с заплаканными женами. Никаких забот о сиротах.

Мы, старики, не могли отделаться от мысли, что Джимми разбился вовремя: вдова успела получить страховую премию, которой могло хватить на несколько лет скромной жизни с ребенком.

2

Вскоре после смерти Джимми мне нужно было побывать на гидродроме маленького приморского городка. Там испытывался новый гидросамолет. Я был приглашен на "гастроль". Вечером от нечего делать я бродил по набережной и зашел в какое-то заведение выпить пива. Когда я брал свой стакан, на стойку упал никель[5]. Посетитель рядом со мной сказал:

– Пива.

И только. Всего одно слово. Но даже если бы это была буква, один лишь звук, и тогда бы я не мог ошибиться. Его произнес Джимми. Правда, я не уронил свой стакан, но поставить его на прилавок мне все же пришлось.

– Джимми!

Он испуганно обернулся. Мгновение он смотрел так, будто не он, а я был выходцем с того света. Затем схватил меня за рукав и оттащил в угол бара. Он хотел казаться спокойным, но я видел, как дрожат его руки. Отодвинув пиво, он велел подать чего-нибудь крепкого. Молча, сосредоточенно пил стакан за стаканом. Прежде этого не бывало. Иногда он выпивал стаканчик с приятелем. Но так? Нет, этого с ним не случалось.

Лицо его стало красным. На лбу выступил пот. Наконец он заговорил:

– Там, дома... это было очень тяжело?

– Зачем это, Джимми?

– Ты не понял?

Он помолчал. Я не торопил.

– Ты же знаешь, Арву, если не через месяц, то через год всем вам крышка. "Бесхвостые" выбьют из-под вас стул. Ты же должен понимать это, Арву!

Я кивнул.

– Ну вот, видишь. Не зря же ты, летчик, пробавляешься хлебом бортмеханика. Где теперь можно летать? Линии набиты. Правительственная почта заполнена. Частные боссы выбирают одного из ста. Куда идти? Если завтра тебе скажут: "А ну, Арву, испытатели нам больше не нужны", – куда ты денешься?

– Ты забыл, Джимми, у нас в карманах дипломы военных летчиков.

– Военная авиация набита, как нужник. Пока они не начнут воевать, ищут они тебя? А когда они начнут воевать, ты знаешь? То-то. Тебя так и лепили, чтобы ты умел только то, что им нужно. Ни на йоту больше! И был бы готов прибежать, виляя хвостиком, как только тебя поманят.

Он залпом выпил стакан.

– Но все же ты прав: мы военные летчики. Нас учили атаковать противника в воздухе. Нас учили стрелять из пулеметов и пушек, бросать бомбы. Разрушать и поджигать. Это мы умеем – ты прав. Но было бы глупее глупого ждать, когда это умение понадобится им.

Я не понял. Он дрожащими пальцами покопался в бумажнике и протянул мне газетную вырезку:

"Американские, английские и французские безработные летчики создали организацию, члены которой готовы драться с любым воздушным флотом и бомбардировать с воздуха любой объект, какой им укажет страна, способная за это заплатить. Организация называется "Иностранный воздушный легион". Часть ее членов являются участниками недавней войны в Эфиопии. Теперь легион ведет переговоры о предоставлении своих членов бургосскому правительству националистов. Обществом изданы каталоги на многих языках. Проспекты снабжены прекрасными рисунками, иллюстрирующими разрушительную работу авиации. Легион может предоставить пилотов – истребителей и разведчиков, пулеметчиков, бомбардиров, аэрофотографов, бортмехаников и других специалистов военной авиации. Легион обеспечивает снабжение сформированных им отрядов всеми необходимыми предметами снаряжения, до бомб и отравляющих веществ включительно".

Я вернул вырезку.

– Это не объясняет, зачем понадобилась жестокая комедия с твоей смертью.

– Ты осел, Арву. Прежде всего: могу ли я быть уверен, что эта работа даст надежный заработок? А если меня стукнут в первый же вылет и администрация зажмет полис? Что тогда? Семья получит хотя бы цент? Следовательно, мне нужно было прежде всего позаботиться о том, чтобы жена теперь же получила некоторую гарантию, хотя бы в виде премии за мою воображаемую смерть. Это первое. И, во-вторых, Арву, я скажу тебе правду: продавшись этому, с позволения сказать, "легиону", мне было бы противно смотреть на себя в зеркало. Ведь нельзя же не бриться из боязни увидеть себя? А видеть было бы выше моих сил: каждый день вспоминать о своем грехопадении. А теперь мне наплевать, я буду видеть рожу какого-то Джонатана Хилла. Джо Хилл, вот кто перед тобой! Это превращение стоило всего сто долларов. И даже не наличными, а с вычетом из подъемных.

Он сделал попытку рассмеяться, но из этого ничего не вышло.

– В кармане мистера Хилла лежит бордеро на Лиссабон. Конечно, он мирный коммерсант. Торгует не то трикотажем, не то автомобилями, а может быть, просто гигиеническими изделиями. Это уж никого не интересует... Я вижу, ты не в своей тарелке. Ты что-то ежишься. Тебя занимает, что будет, если я благополучно выберусь и смогу вернуться? Ну что же, Арву, это будет тяжело. Вероятно, маленькая Джоанна примет меня за привидение из дурной сказки... А жена?.. Не знаю. Может быть, лучше и не возвращаться. Не знаю. Стараюсь об этом не думать...