— А ты не знаешь, — добавил Йонто. — Ты вообще хоть что-нибудь знаешь, кроме своего имени?
— Твое, — огрызнулась я нервно.
— Эй, вы двое, чего застряли? — очень вовремя выглянула Мирина. — Заходите, живо.
Прежде чем послушаться, Йонто безжалостно вырвал цветок с корнем и бросил подальше в траву.
— Теперь точно никто не пострадает, — довольно кивнул он, потирая ладонь.
— Ты уже пострадал, — буркнула я, изловчившись и схватив его за руку. Волдыри как от злющей крапивы, а он даже не поморщился! — Опять отравился?!
— В обморок больше падать не буду, не волнуйся, — хмуро сказал он, отбирая ладонь и шагая к крыльцу.
— Вот еще, с чего бы мне волноваться, — скорчила я ему в спину рожицу и пошла следом.
На верхней ступеньке, застеленной пестрым ковриком, стояли так восхитившие меня туфельки Мирины, и я тоже принялась разуваться. Йонто же, с тоской во взоре посмотрев на свои босые ноги, попросту вытер их о коврик.
— Ты же не Мирину ждал, да? — тихо спросила я, расшнуровывая ботинки. — Кто она?
— Бывшая ученица Шанаи, — ответил он и еще раз ширкнул стопами по коврику. — Вот уж кого я точно не ждал. Она давно уже здесь не живет, наверное, к родным погостить приехала. До тетушки ей далеко, конечно, но за неимением лучшего…
— Я все слышу, — грозно донеслось из дома.
— Кто бы сомневался, — ухмыльнулся Йонто и первым зашел внутрь.
Я посмотрела туда, где недавно рос цветок, и вздохнула. А ведь Йонто такой же. Внешне милый и неопасный, а тронь — обожжешься. Вот только его ли в том вина?
ГЛАВА 7
Внутри дом не казался таким крошечным, как снаружи. Возможно, потому, что мебели практически не было. В чистой комнатке с устланным плетеными ковриками полом и светлыми деревянными стенами с множеством полок только-то и имелось, что застеленная лоскутным покрывалом лежанка за отдернутой сейчас плотной шторой, два сундука — у входа и под окном — да один-единственный стол, широкий, но низкий. А еще здесь были травы. Они висели на стенах и под потолком, стояли в глиняных кувшинах на подоконнике, лежали на полках и столе… И запах, наполнявший комнату, кружил голову.
Травы завораживали. Хотелось погладить хрупкие стебельки, вдохнуть горьковатые ароматы… Сама не заметила, как подошла к столу, как потянулась к разложенному на нем богатству. Травки были невесомыми. Я брала их осторожно, боясь повредить, и перебирала, перекладывала, позабыв обо всем на свете. А когда очнулась, с недоумением осмотрела несколько аккуратных кучек. Это что же… я натворила?
В комнате царила тишина. Оборачиваться было страшно — что на мое самоуправство Мирина скажет? — но раз уж набедокурила, то и отвечать должна.
Против ожиданий, лекарка не разозлилась. Поймала мой испуганный взгляд, подошла к столу, задумчиво покачала головой.
— Неплохо, — коснувшись кончиками пальцев одной кучки трав, сказала она. — Сбор от кашля, сбор от головной боли… С этим бы я поспорила, но, может, так оно даже лучше будет, надо проверить… Ты травница?
Я нервно икнула.
Травница? Я? Да я с трудом подорожник от лопуха отличаю!
— Н-не знаю, — выдала я привычную фразу. — Не помню…
— Она ничего не знает, — ввернул Йонто, устроившийся на сундуке. — Подозреваю, у нее что-то с головой. Как считаешь?
Мирина села прямо на пол и приглашающе повела рукой. Я потопталась на месте, но все-таки последовала ее примеру. А куда деваться? Стульев здесь, увы, не водилось. Женщина взяла мою руку и, запретив говорить и дергаться, прикрыла глаза. А я, пользуясь тем, что от меня того же не потребовали, огляделась внимательнее.
Кроме трав, никаких украшений в комнате не имелось. Даже занавесок на окошке. Хотя стоящие в горшках высокие сухие стебли с мелкими желтыми цветочками вполне могли сойти за жалюзи. А еще справа и слева от входа я заметила дверцы, почти сливающиеся со стенами, на которых вместо картин висели композиции из трав. Хорошо здесь. Уютно. И в сон клонит… Я подавила зевок, тряхнула головой, и Мирина недовольно цыкнула. Я замерла, боясь шевельнуться, и через пару минут меня наконец-то отпустили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ну что? — поинтересовался Йонто, вставая. — Проблема в голове?
— Она здорова, — не согласилась с диагнозом самозваного доктора Мирина. — Физически. Но истощена. Ты ее хотя бы покормил? — строго вопросила она, и лицо парня стало таким беззащитно-растерянным, что я невольно ему посочувствовала. — Понятно, — вздохнула женщина. — Совсем забыл, как нужно с живыми людьми обращаться!
С этими словами она поднялась, откинула крышку стоящего под окном сундучка и, вытащив нечто похожее на большой сухарь, вручила мне:
— Поешь. К обеду соображу чего получше.
— Если она здорова, то что тогда с ней не так? — не унимался Йонто. От еды он отказался, а Мирина не настаивала, видимо, знала, что бесполезно.
— Ее душа чем-то сильно взволнована, — задумчиво протянула женщина. — Шаная, конечно, определила бы точнее, но, думаю, я тоже смогу помочь. А вот ты…
— Что я? — равнодушно спросил Йонто.
— А он отравился ядом какого-то оранжевого растения, едва не умер и в таком состоянии протащил меня этой… теневой тропой, — наябедничала я.
— Жизнь тебе, как погляжу, по-прежнему не мила, — рассердилась Мирина.
— Какое вам всем дело до моей жизни? — хмыкнул Йонто и тут же получил неплохой подзатыльник. Именно такой, какой мне и хотелось ему отвесить.
Божечки, спасибо! Есть справедливость в этом мире!
— Глупый мальчишка, — припечатала лекарка. — Сидеть! Я с тобой не закончила. А ты, — взглянула она на меня, — иди-ка пока свежим воздухом подыши…
Я немедленно вскочила и бросилась к двери.
— Дальше крыльца ни ногой! — полетело в спину напутствие Йонто. — Ничего не делай, ничего не трогай, ни с кем не разговаривай и даже…
— Не дыши, — додумала я, плотно прикрыв дверь и щурясь от яркого солнышка.
Странный парень. Совершенно бестолковый. Вон как на меня из-за этого чентоля кричал, глупой обозвал… А его поведение, значит, не глупость. Совсем себя не бережет.
Соблазн сбежать с крылечка и пройтись по узкой улочке был велик, но я послушно села на нижнюю ступеньку, сложила руки на коленях и прикрыла глаза. Так, разморенная теплом, словно кошка, и задремала.
А когда очнулась, меня окружал пахнущий летним лугом полумрак, да и лежала я на чем-то мягком, ничуть на доски крыльца не похожем. Не сразу поняла, что нахожусь в доме, на лежанке, и что штора, отделяющая ее от комнаты, сейчас задернута. А в комнате горит свеча и раздаются приглушенные голоса…
— Я присмотрю за ней, не беспокойся.
Это Мирина.
— Нет. — А это Йонто. И голос у него уставший, даже жаль беднягу стало. Правда, ненадолго. — Ты этого наказания не заслужила.
Наказание, значит? Ну ладно. Я запомню. А при случае и припомню…
— Если уж я и с тобой в свое время справилась, то и с ней слажу, — заверила женщина. — Подумай, здесь ей лучше будет. Да и тебе бы не мешало остаться. Хотя бы на пару дней, пока не восстановишься…
— Мне не нужно. А вот Ана…
Шагов я не услышала. Штору резко отдернули и, пока я щурилась от неожиданно яркого света, строго вопросили:
— Хочешь остаться?
Первым порывом было замотать головой, но я сдержалась. И так столько хлопот ему доставила. Если бы не я, он не отравился бы, не перенапрягся… И вообще, занимался бы своими делами, вместо того чтобы возиться со мной. А ведь я даже честностью ему за это отплатить не могу.
— Хочу, — отвела глаза я.
— Вот и славно, — кивнул Йонто. Показалось, что он вздохнул с облегчением. Все верно, я бы на его месте тоже радовалась избавлению от обузы. — Ана остается, — обернулся к Мирине он.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Переночуй хотя бы, — проворчала женщина. — Куда на ночь глядя собрался? Да покажи девочке, что здесь да как. Мне домой пора, и так задержалась…
— Ступай, разберемся, — вздохнул Йонто и, как только за Мириной закрылась дверь, укоризненно добавил: — Ну и горазда же ты спать!