Ручеек оказался чистым. На вид конечно же. Вода бежала по устилающим дно камешкам, прозрачная, холодная, бодрящая. Умывшись, я повернула было обратно, но тут услышала что-то странное. Тонкий писк, еле различимый за журчанием ручья. Показалось? Я застыла, прислушиваясь, и писк повторился. Жалобный, молящий, аж сердце кольнуло.
Перебраться через ручеек оказалось легко, я даже ноги не промочила. А вот дальше все обстояло гораздо сложнее. Писк доносился с крутого, практически отвесного склона, из зарослей ползучего растения, высокого, густого, с ярко-оранжевыми листьями. Даже учитывая многочисленные корни деревьев, выступающие из земли и буквально оплетающие склон, восхождение — с моей-то ловкостью и навыками — могло закончиться печально.
Но сдаваться просто так я не намеревалась. Наскребла остатки храбрости, вымела крохи разума, вцепилась в корень и только собралась подтянуться, как меня оттащили от склона.
— С ума сошла? — очень вежливо поинтересовался Йонто.
— Там кто-то плачет, — кивнула я на кустарник. — Кто-то…
— …очень голодный и зубастый? — без тени улыбки предположил он. — Не боишься стать завтраком? При условии, что не сломаешь себе шею… Впрочем, одно другому не мешает. Многие существа не брезгуют и не совсем свежей пищей.
— Если бы там был кто-то зубастый и голодный, стал бы он ждать, когда я к нему приду? — возразила я. — Нет. Там кто-то маленький и очень несчастный. Пусти.
— Куда? Спасать будешь?
— Буду, — упрямо заявила я и вновь примерилась к облюбованному корню. Главное, крепче держаться, тогда, может, и доползу.
— Напомни, почему я взял тебя с собой? — задумчиво спросил Йонто.
— Не знаю, ты сам вернулся, я не звала, — пропыхтела я.
Ох… В последний раз подобные подвиги на уроках физкультуры проделывала. И не всегда они увенчивались успехом, ой не всегда…
— Это детеныш чентоля, — невозмутимо заявил Йонто, когда мне удалось-таки подтянуться. — Запутался в ветвях. Шансов выпутаться практически нет.
— Чей детеныш? Той самой штуки, что хотела меня съесть? — От такой новости я съехала вниз, чудом не ободрав ладони.
— Угу. Той самой. Не передумала спасать?
Вместо ответа я вновь схватилась за корень. А вот и не передумала. Конкретно этот малыш ничего плохого не сделал.
— Уйди, блаженная, — со вздохом оттеснил меня Йонто. — Я сам.
Спорить я не стала. Зачем обижать человека, от чистого сердца предлагающего помощь? Скромненько отошла и наблюдала, как легко парень взбирается на склон, как продирается сквозь ветки, оказавшиеся колючими, как вытаскивает из их переплетения нечто маленькое, белое, похожее на мохнатый колобок… И как этот колобок с писком взвивается в воздух, становясь раза в два больше, зависает над нами, а потом растворяется в безоблачном небе.
А небо у них тоже интересное. Бледно-фиолетовое…
Спускался Йонто не столь красиво. Запнулся обо что-то в зарослях и преодолел путь вниз чуть ли не кубарем. На меня, подскочившую к нему, он взирал очень даже неласково. Будто это я его туда лезть заставила! Правда, взгляды взглядами, а ни слова упрека в свой адрес я не услышала. Вот колючим кустам досталось, да… За дело досталось. Йонто весь исцарапался, кое-где даже одежда порвана оказалась.
— Отвернись, — бросил он, стягивая рубашку. — Эта дрянь ядовита.
— Зачем ты тогда туда полез? — повернувшись спиной, выдохнула я. В ответ раздался лишь плеск. Поможет ли? Если яд попал в кровь… — Ты теперь умрешь, да? — вырвалось у меня.
— Угу. Придется тебе копать могилку. И цветы на нее до конца жизни носить, — усмехнулся Йонто, и мне сразу полегчало — умирающие не язвят столь бодро. Не хотелось бы, чтобы он пострадал. Особенно из-за меня.
Каюсь, обернулась я раньше, чем позволили, и не пожалела. Всего-то хотела взглянуть, насколько серьезны повреждения, но увидела нечто такое, от чего позабыла о царапинах.
По рукам Йонто, от запястий и до плеч, вились татуировки. Геометрические фигуры, вязь непонятных символов, причудливые завитушки — все гармонично переплеталось, образуя единую завораживающую картинку. Которой мне, к величайшему сожалению, полюбоваться не позволили.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Рубашку Йонто надел прежде, чем вздох восхищения сорвался с моих губ. Шнуровку он затягивал уже под разочарованный стон.
— Что это? Почему прячешь? Дай взглянуть!
— Нет, — отрезал Йонто, проследил за моим взглядом, прилипшим к намокшим рукавам рубахи, и досадливо поморщился: — Ана, что ты делаешь?
Я тянула ручки к спрятанной от меня красоте, но заданный усталым тоном вопрос изрядно отрезвил, заставив убрать ладони за спину и сжать их в замок. Во избежание новых неловких ситуаций…
— Прости, — проворчала обиженно. — Мне очень понравились твои татуировки. Не знала, что ты столь трепетно к ним относишься.
Меня одарили очень странным взглядом. Будто пытались решить, правда я ненормальная или же прикидываюсь.
— Да откуда ты такая взялась? Ничего не знаешь, ничего не понимаешь… Почему?
— Это… просто… — пробормотала я растерянно, собираясь с мыслями.
Просто я из другого мира. Или же этот мир всего лишь в моей голове, сильно пострадавшей при встрече с асфальтом.
Я честно хотела это сказать, но не смогла. Что он подумает, когда узнает правду? Не пожалеет ли о том, что не оставил меня в лесу? И не решит ли исправить свою ошибку?
Нет уж! Меньше знает — крепче спит.
— Просто, — хмыкнул Йонто скептически. — Ладно. Идем, пока тебе не приспичило еще кого-нибудь спасать. Боюсь, сегодня я уже не способен на подвиги.
На подвиги он и правда оказался не способен — не прошло и часа, как буквально рухнул на землю, до смерти меня перепугав. Упав рядом на колени, я потормошила его, заглянула в лицо — бледное, ни кровинки! — с трудом нащупала пульс… Слабый, прерывистый. Но, по крайней мере, он есть, уже хорошо. Правда же?
— Что с тобой? — дрожащим голосом спросила я. — Эй! Йонто! Слышишь меня?!
— Н-не кричи, — еле слышно просипел он. — Все в порядке…
— Странные у тебя представления о порядке, — нервно хмыкнула я. — Это яд, да? Тот кустарник…
…в который он ни за что бы не полез, если бы…
— Я справлюсь, — прошептал он. — Сиди здесь. Н-не уходи далеко…
И вновь отключился. А я… Я понятия не имела, что предпринять. Вокруг — леса да поля, а в каком направлении находится деревня, я уже не помнила. А даже если бы помнила… Оставить его одного было страшно. Даже отвернуться было страшно! Я вцепилась в его руку, снова отыскала пульс и боялась разжать пальцы. Казалось, если сделаю это, если перестану ощущать эхо биения чужого сердца, все будет кончено. Так и сидела, мысленно пытаясь удержать тонкую ниточку жизни, то и дело щупая бледный лоб и ловя малейшее движение ресниц и губ. Ну же… Давай, очнись! Если я не сошла с ума и это действительно другой мир, если это та самая сказка, о которой я когда-то мечтала… Если это так, пусть все обойдется. Пожалуйста. Пусть все будет хорошо. Для меня, вконец перепуганной, для этого парня, вернувшегося за мной и, кажется, все же о том пожалевшего…
Не знаю, сколько я так просидела, молясь неизвестно кому и ничего вокруг не замечая. Утомившись, незаметно скользнула в полудрему, но даже тогда не выпустила запястья Йонто, словно от этого и правда что-то зависело. Но когда почувствовала под уже ослабшими пальцами легкое движение, встрепенулась, подтянулась ближе, заглядывая в лицо… и наткнулась на вполне осмысленный взгляд.
— Ты? — тихо и как будто удивленно спросил Йонто. — Не ушла?
— Сам же просил, чтобы не уходила, — напомнила я, ощущая, как внутри разливается облегчение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Живой! И правда живой! Я вновь коснулась его запястья. Пульс выровнялся, стал четче и сильнее. Да и бледность ушла. Не совсем, но уже не так страшно.
— Ты что делаешь? — поинтересовался он и неожиданно резко сел.
— Проверяю, как ты, — ответила я. — Знаешь, как испугал меня?! Что бы я делала, если бы…
— Прикрыла бы травкой и пошла бы в деревню, — пожал плечами Йонто. — Или не прикрыла бы… Кто бы осудил?