— Поцелуй на удачу, маленькая дарительница отрады! — потребовал он, сгребая меня в объятия. Поднос оказался зажат между нашими телами и со стуком упал на пол — последние рюмки разбились. Отдающие отрадом губы принца на секунду припали к уголку моего напряженного рта, а потом меня оттолкнули и тут же забыли — компания принца устремилась к центру Большого зала. Светловолосый мужчина в маске из ягуарунди бросил взгляд в мою сторону и жестоко усмехнулся.
Я опустилась на колени, чтобы собрать на поднос осколки хрусталя, и не сдержала слез; даже не знаю, что сильнее полоснуло меня по сердцу — поцелуй или отторжение. Но я была совсем ребенком, а в детстве такие вещи быстро забывались. В кухне Джасинта принялась обстреливать меня злобными взглядами, и вскоре я помнила только гордость за то, что принц королевской крови назвал меня дарительницей отрады и поцеловал на удачу.
Умеющий подмечать иронию Анафиэль Делоне мог бы сказать ему, что мое имя удачи не сулит даже мне самой. Но будь у меня удача, я бы поделилась ею с принцем. Тогда я не могла знать, что стану свидетельницей, как счастье ему изменит. Кто-то скажет, что он сглупил, доверившись Мелисанде, и, возможно, так оно и есть, но главное, что принц не предвидел еще одного ножа в спину от человека, которого знал гораздо дольше.
В ту ночь о таких раскладах никто и не помышлял. Бал, словно сбросив с себя невидимые путы, наращивал темп веселья. Степенные паваны сменились гальярдами и шаловливыми плясками, музыканты лихорадочно терзали инструменты, обливаясь потом. Маскарад развернулся во всю ширь, даже принц и его свита растворились в буйной толпе. Я бродила по залу с подносом, и голова кружилась от шума и духоты. Висящие над пылающим камином еловые ветви благоухали смолой, и этот запах перебивал ароматы разнообразных духов и разгоряченной плоти, смешивающиеся с едким опиумным дымом из курительниц Дома Горечавки.
У нас заканчивалась посуда. Праздник продолжался, и я потеряла счет гостям и посвященным, которые, выпив свой отрад, с криками швыряли рюмки на пол. Мы вчетвером не могли с этим ничего поделать, и просто продолжали обход с полупустыми подносами, пока ливрейные слуги Дома Кактуса шныряли в толпе с метлами и совками.
Вот какими впечатлениями я была поглощена, когда начали медленно бить в набат, перекрывая оживленную музыку. А ведь казалось, все запамятовали, что собрались отпраздновать самую долгую ночь. Но Стражи времени не забыли — они никогда ничего не забывают, — и Глашатай Ночи принялся равномерно ударять в гонг, заглушая шум и притормаживая веселье. Танцоры разошлись, и бальная площадка опустела; люди расступились. Из-за ширмы, опираясь на терновый посох, шагнула Королева Зимы и захромала к началу колоннады.
Какой-то торопыга приветственно воскликнул, но его заставили замолчать. Все смотрели на плотно закрытые двери в ожидании Принца Солнца.
Раз, два, три — снаружи кто-то стукнул в двери копьем, и на третьем ударе створки распахнулись под дребезжание цимбал музыкантов.
Он стоял на пороге: Принц Солнца.
Виденье в золотой парче, покрывавшей и дублет, и штаны, и даже ботинки. Длинный золотой плащ стелился по паркету при каждом шаге. Лицо Принца Солнца скрывала сусально-золотая маска улыбающегося юноши, а расходящиеся от нее лучи загораживали всю голову. Кругом наугад шептали разные имена, пока Принц Солнца с позолоченным копьем шел вдоль колоннады.
Дойдя до конца, он поклонился; а когда выпрямлялся, вместе с ним поднимался и наконечник копья, пока не коснулся груди Королевы Зимы. Склонив голову, она выпустила терновый посох, и он с громким стуком упал на пол в воцарившейся тишине. Обеими руками Королева Зимы стянула с себя маску с париком и разом высвободилась из тряпья и шали.
Я ахнула, потому что Королева Зимы оказалось молодой и красивой — ее роль досталась Сурии.
Но ритуал еще не завершился.
Принц Солнца опустился на одно колено и взял ладонь Королевы Зимы. Одним быстрым движением он вытащил кольцо и надел ей на палец — грубо, поскольку я заметила, как она поморщилась. Потом он встал и, держа Сурию за руку, повернулся к толпе. Затем снял маску. Мы увидели перед собой принца Бодуэна.
Толпа испустила удивленный вздох, Глашатай Ночи замахнулся и в последний раз ударил в гонг, знаменуя наступление Нового года, и тут же запели фанфары, громко желая всем отрады. И в этот чудесный момент празднующие словно ожили и принялись кричать вместе с фанфарами, приветствуя безрассудство хмельного молодого принца крови. У усталых музыкантов открылось второе дыхание, дирижер несколько раз притопнул, и зазвучала веселая мелодия.
В этой суете мне как-то удалось разглядеть Анафиэля Делоне. Тот наблюдал за ними — за красивой изумленной Сурией, чью окольцованную руку держал принц с горящими дикими глазами, — и под простой маской фавна лицо моего наставника казалось хладнокровным и задумчивым.
Так я познакомилась с политикой.
Глава 6
Можете быть уверены, после Средизимнего маскарада мне не терпелось поскорее пережить несколько недель, оставшихся до моего десятилетия. В те дни я даже больше чем обычно не находила себе места в Доме Кактуса: детскую я переросла, а примкнуть к воспитанникам и ученикам мне было не суждено.
В Доме бурно обсуждались события маскарада: обитатели Двора Ночи увидели в дерзости принца Бодуэна предзнаменование возвращения давно минувших дней, когда потомки Элуа открыто искали утех и советов у служителей Наамах. Вот что мне удалось разузнать: Бодуэн был племянником короля, так как его мать, принцесса Лионетта, приходилась сестрой нашему монарху. Мужа ее звали Марк, герцог де Тревальон. Принцу сравнялось всего девятнадцать, и он прославился своими буйными выходками в Тиберийском университете, откуда его исключили за неназванные несносные проделки.
Вот и все добытые мной сведения. Гиацинт рассказал о слухах, ходивших в Сенях Ночи, будто бы, при всем неправдоподобии такого выбора, было сделано две ставки на то, что именно Бодуэну де Тревальону доверят роль Принца Солнца, и никто — даже сам Гиацинт — не прознал, в чьих карманах после Средизимнего бала осел солидный куш. Много людей потеряли поставленные деньги, и ростовщики после самой долгой ночи подсчитывали внушительные барыши.
Когда зимний холод начал подвигаться, с ворчанием уступая влажному теплу весны, а ветви деревьев покрылись нежной бледно-зеленой дымкой, мне наконец-то исполнилось десять лет.
Для детей Двора Ночи десятый день рождения являлся важным и торжественным событием. Именно в этот день ребенок переезжал из детской в крыло воспитанников, чтобы жить рядом с теми облагодетельствованными учениками, которые достигли заветного рубежа и были посвящены в таинства Наамах, ведь она — как известно — на рассвете в день начала обучения шепчет новообращенным свои секреты. Десятилетке дают фамилию, означающую название его Дома на древнеангелийском, подносят разбавленное водой вино и позволяют церемониально преломить медовую лепешку, которую потом делят между собой посвященные Дома.