с матерью ушли домой с поля, наступал тихий вечер. Оксана осталась, чтобы нарвать какой-то лечебной травы. И тут парень вспомнил, что оставил под кустом, где они втроем обедали, стеклянную бутыль из-под молока – по тем временам большая ценность.
Он вернулся и услышал тихий плеск воды. Догадался, что это за звуки, сердце заколотилось так отчаянно, что дышать стало трудно. Ноги сами понесли Семена к густому ивняку на берегу. Оксана была там. Она плыла вдоль берега, красиво загребая руками и улыбаясь вечернему солнышку. А потом повернула к берегу, и Семен замер, притаившись за деревом.
Озираясь, женщина вылезла из воды. Ее нижняя рубаха прилипла к телу, вырисовывая, как резец скульптора, ее обнаженную фигуру: небольшую грудь с набухшими от холодной воды сосками, живот, красиво сходящийся мягким треугольником вниз, стройные бедра, облепленные мокрой тканью. Оксана показалась парню богиней, вышедшей из морской пены – Венерой, о которой он читал в какой-то старой книжке про античные времена и античных богов. Что-то случилось с Семеном, что-то перевернулось в его сознании, он уже не мог смотреть на Оксану как на добрую соседку или старшую сестру. Он увидел в ней женщину из плоти и крови, и желание нахлынуло, стало одолевать его. И никак было не избавиться от этого желания – желания парня, еще не знавшего женщины.
На третий день после того, как Семен увидел Оксану, купающуюся в реке, мать уехала с утра на рынок, а Сеня остался дома. На плече у него была рана, которая как-то очень медленно заживала – он случайно в мастерской наткнулся на острый край сенокосилки. Рана не особенно болела, но тревожить ее не стоило. И в отсутствие матери Оксана взялась сменить парню повязку. Уж больно место было неудобное, он не мог сделать это сам.
Семен лежал на кровати на животе, а Оксана, присев к нему, обрабатывала кожу вокруг ранки. Ее упругое горячее бедро прижималось к бедру Семена. Это волновало парня, снова нахлынули воспоминания о женском теле на реке.
Когда женщина закончила перевязку, она не удержалась и, наклонившись, поцеловала Сеню в плечо. Это было так просто, почти по-сестрински, но молодого парня будто пробил электрический разряд. Он повернулся на спину и прошептал непослушными губами:
– Спасибо тебе…
– Ну что ты, Сенька, – улыбнулась Оксана и потрепала его по волосам. – Это тебе спасибо да мамке твоей. Что бы я без вас делала, как бы жила? Я уж и так не знаю, как благодарить вас за все добро, которое вы для меня делаете.
– А разве можно иначе, Оксана? – Голос Семена не слушался, дрожь в руках выдавала его с головой. – Ты ведь такая… такая…
– Да ну, какая я, – грустно улыбнулась женщина. – Обычная.
– Нет! – горячо возразил Семен. – Ты не такая, как все! Ты богиня!
Оксана вскинула брови и тепло улыбнулась ему, а рука парня сама легла на женское бедро. Семен почувствовал его упругость и мягкость. Оно было горячим, и это тепло перевернуло все в голове парня, лишило его мозг всякой связи с действительностью. Наверное, женщина сразу поняла, что творилось в душе этого неопытного паренька.
Он обнял ее за талию и притянул к себе. Ее волосы упали ему лицо, женское дыхание оказалось совсем рядом. Он начал целовать все, что подворачивалось под его губы, – плечо, руку, подбородок, нос, глаза. А ладони шарили по телу молодой женщины, гладили его через рубаху.
– Сенька, что ты… – задыхаясь от его напора, прошептала Оксана. – Ты с ума сошел…
– Оксана, не отталкивай, – простонал парень. – Прошу тебя, не отталкивай! Я с ума схожу! Ты такая… такая…
– Глупый мальчишка, – прошептала Оксана. – Это же нехорошо, нельзя так.
– Люблю тебя! – выпалил Семен, еще не понимая всей глубины этого выражения.
– Дурачок, это же не любовь, – тихо ответила Оксана. – Но, конечно, я не оттолкну тебя.
Она ответила на его поцелуй. Что в этот момент случилось с Семеном, он не мог объяснить и вспомнить в деталях. Это был сладкий туман, сумасшествие и сплошное головокружение. Ее губы, горячие и влажные, и ее тело. Он ласкал грудь Оксаны, она прижималась к нему и тихо постанывала. А потом она легла рядом. Его руки оказались у нее под юбкой, а потом юбка исчезла. Он касался ее бедер, ласкал их, гладил. Она стонала под ним от его неумелых ласк и действий, и ее стоны сводили его с ума еще больше, уносили в непознанный сладкий мир. А потом они лежали рядом, и Семен чувствовал удивительную легкость во всем теле. И Оксана лежала рядом, поглаживая его по обнаженной груди, по плечу.
– Ну что, доволен теперь? – прошептала женщина. – А ты еще был мальчиком. Я и не знала. Теперь ты мужчина.
Удары становились слабее. Было понятно, что наступательный пыл у гитлеровцев иссяк. Потери, которые они понесли на начальном этапе операции «Цитадель», не позволят им добиться нового успеха. Да и предыдущий успех был сомнительным: танковые клинья фашистов так и не пробили до конца оборону Красной Армии, хотя на нескольких участках немцы продвинулись вперед до 35 километров. Назревал коренной перелом. И когда из штаба корпуса вернулся Никитин и собрал ротных командиров, его приказ никого не удивил, а наоборот, вдохновил. Этого приказа ждали с нетерпением.
– Поздравляю, товарищи! – Комбат смотрел торжествующе. – Пришло наше время. Я слышал, как кое-кто ворчал, впадал в уныние, что снова отступаем, снова нас враг теснит. А я что вам говорил? Какими словами вас убеждал? Кто комбату не верил, а?
Никитин еле сдерживал улыбку, неуместную при постановке боевой задачи. Но свое торжество он скрыть не мог. Не умел кривить душой майор Никитин. Комбату верили все подчиненные. Даже Соколов верил, у которого в роте осталось три танка, включая его командирскую машину, и который с нетерпением ждал пополнения, зная, что со дня на день придет приказ переходить в наступление.
– Когда, товарищ майор? – нетерпеливо спросил один из ротных.
– Сегодня. – Лицо комбата стало серьезным, сосредоточенным. – Значит, так, орлы, слушай приказ! До двадцати одного ноль-ноль завершить все регламентные и ремонтные работы. До двадцати одного пятнадцати я жду докладов о полной готовности. В двадцать один пятнадцать прибудут машины с артсклада, загрузка полуторная. С двадцати двух ноль-ноль от машин не отходить, ждать приказ о выступлении. Все!
Алексей поднялся вместе с другими командирами рот на ноги и надел шлемофон. «Неужели долгожданное наступление? Не просто отчаянная контратака, когда идешь, зная, что ты или остановишь врага, или погибнешь. Это общее наступление, стальная лавина танков, в едином порыве крушащая