Нельзя сказать, что другие девицы, проживающие в нашей спальне, совершенно спокойно отнеслись к моему свиданию с привлекательным священником. Да чего там — весь факультет бурлил от любопытства! Но вчерашнее происшествие с Аготой и её подружками ещё не выветрилось из памяти девиц, так что любопытствовать-то они любопытствовали, а подходить и спрашивать напрямик остерегались. Наверняка накинулись на Лоису, которая и сама-то ничего не знала! Однако она на правах моей подруги могла спрашивать, и занялась этим, стоило нам выйти из спальни. Остальным пришлось довольствоваться малым — они вертелись рядом, словно бы случайно подбегая к нам (тогда я мстительно понижала голос, и Лоиса, чутко уловившая моё настроение, быстренько последовала моему примеру). Ух, сколько откровенно завистливых и даже ненавидящих взглядов буравило мне спину! Будь я прежней Талиной — дрожала бы, как кленовый листок.
Ну а нынче я даже позволила себе время от времени вскидывать голову и, глядя прямо в глаза очередной девице, загадочно улыбаться. Играть в гляделки тут умели плохо, так что отворачивались и срочно искали какую-нибудь подружку на позлословить.
Вот когда Лоиса, можно сказать, торжествовала! Она не бросила старинную подругу — и теперь пожинала плоды верности. То есть, сгорала от любопытства и засыпала меня вопросами.
Ответы я более-менее приготовила заранее.
— Чистый брат очень за меня переживал, — говорила я, делая честное и невинное лицо. — Ты же знаешь, что случилось с Зофьей даар Шенчем и с Хальдой даар…
— Знаю, — быстро перебила меня подруга. Показалось — или её лицо помрачнело? Да нет, какое там «показалось»! — Не надо о таких… ужасах. Ты жива, это главное. Бедняжки, ох, бедные, бедные Зофья и Хальда!
— Ну да, бедняжки. Вот поэтому чистый брат и оставил меня. Мы вместе восславили Пращура и Праматерь, помолившись за врачей, которые меня спасли. Какая я глупая, надо было самой догадаться! Теперь всегда буду на утренней молитве вспоминать их имена и просить Святую Пару о том, чтобы даровали моим спасителям долгих-долгих лет здоровья и хорошую семью!
Талина в моей голове издала гневный возглас. У неё имелось собственное мнение насчёт того, как низко врать о молитве и Святой Паре. Ну я же говорю — хорошая девочка. Надо, к слову, над этим поразмыслить — может, на досуге, а может — на уроке. Хорошая девочка, такая же, как первые две…
— И это всё, что между вами было? — не унималась Лоиса. Талина поперхнулась, тем самым подсказав, как должно действовать. Я остановилась так резко, что Лоиса проскочила мимо меня на пару шагов, и с негодованием провозгласила:
— Вот так ты думаешь о чистом брате Отмиче?
Надо же, насколько быстро вокруг может воцариться полнейшая тишина! Однокурсницы, казалось, даже дыхание затаили, ожидая дальнейшего развития событий. Лоиса густо покраснела:
— Ну что ты… ну… пойдём быстрей, опоздаем!
Я послушно ускорилась, не забыв при этом куда тише сказать:
— А у меня, между прочим, есть возлюбленный. Брат Отмич, конечно же, прекрасный человек, но моё сердце уже отдано другому.
— Да-да, я знаю, — подруга скривилась. Интересно, с чего вдруг она так относится к моему экье Саману? Вроде он ей раньше нравился…
«Ей просто хочется, чтобы ты увлеклась чистым братом Отмичем. Тогда она не будет отбивать у тебя возлюбленного. Ей на самом деле очень нравится Саман».
«Ух ты! А почему она тогда с тобой всё ещё дружит?»
«Потому что она хорошая девушка. Добрая и честная».
Как по мне, увидеть добрую и честную девушку в Лоисе могла лишь совершенно невинная душа, вроде моей Талины. Нет, плохой Лоиса даар Пельт тоже не была. Самая обычная человеческая девица, не без достоинств, не без недостатков. Чтобы угодить ей, я задумчиво произнесла:
— Конечно, чистый брат Отмич превосходит почти всех мужчин, которых я знаю. В его душе красота породнилась с добродетелью, образовав истинный союз души и тела. Разве кто-нибудь из нас его достоин?
Лоиса горячо согласилась, и весь остаток пути мы сплетничали… хм… о добродетелях чистого брата Отмича. Талина не вмешивалась. Видимо, стеснялась.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
День выдался откровенно пасмурным, и листы открытого на нужной странице учебника казались серыми, точно выцветшими. На миг мне стало страшно: неужели некромант совершил ошибку, и моё развоплощение началось раньше времени? Но быстрый взгляд за окно, в сад, успокоил: там распустились ярко-фиолетовые цветы черепичатого шпажника, и это буйство цвета, неподвластного погоде, заставило меня облегчённо выдохнуть. Всё в порядке, я проживу ещё достаточно долго, просто здесь, в Институте благородных девиц, царит серость. С этим ничего не поделать, разве только выбраться ночью через окно и нарисовать на серой стене что-нибудь яркое и неприличное.
«Ну и почему обязательно неприличное?»
«Отрадно знать, что против остального плана ты ничего не имеешь».
Талина испустила горестный стон — так тяжко обычно вздыхают, когда очень хочется рассмеяться, а нельзя. Уловив эту мысль, моя соседка по телу явно хотела сказать что-то ещё, но в этот миг вошёл учитель, сопровождаемый суровой эрьей Миладой, и начался урок.
Сегодня мы проходили актуальнейшую для демона тему — способы хранения яиц куриных, утиных и гусиных.
Учитель, сухощавый старичок, заметно подволакивающий правую ногу, расхаживал между партами и вдохновенно вещал:
— Записываете? Записывайте! Первый способ: годится для наисвежайших яиц. Их следует обтереть животным либо растительным маслом, годится и жир. Затем укладываем острыми концами вниз в ящик с овсом. Каждое яйцо засыпаем овсом так тщательно, чтобы никоим образом не касалось другого яйца, а когда ящик заполняется, то сыплем овса вдвое больше и ставим следующий ряд. Когда же ящик заполнится доверху, следует его плотно заколотить и поставить в холодное сухое место. Годится также хорошо высушенная соль, дубовый пепел, песок, прокалённый в печи…
Я полностью отключилась от пояснений учителя, малодушно оставив Талину вместо себя — вести записи и притворяться внимательной. Лишь иногда до меня долетали обрывки фраз:
— Второй способ — хранение на полках, тщательно покрытых соломой. Место также должно быть холодным и сухим…
Интересно, почему директор Института благородных девиц отмахнулся от беспокойства чистого брата Отмича? Для чистоты эксперимента (а также для того, чтоб некоторые живущие в нашей общей голове не обвиняли меня во всех грехах, а только в части из них) можно для начала предположить, что директор не в сговоре с демоном. Вероятность этого, с неохотой признала я, достаточно велика. Люди часто поступают глупо не потому, что связаны с нечистой силой, а просто потому что глупы. Неразумны по самой сути своей. И о чём только боги думали, создавая человечество? О чём-то грешном, не иначе.
Ладно, возвратимся к директору. Допустим, он боялся паники сильней, чем демона. Или надеялся, что жертва случайна, что демон мимо пробегал (пролетал, проползал, как там ещё демоны передвигаются) и остановился перекусить, а затем направился дальше по своим делам. Это он, конечно, плохо с демонами знаком, мы ничуть не лучше его подопечных девиц — раз уж дорвались до вкуснятины, то никуда не денемся, пока не доедим, — но допустим…
— Сперва на полку следует класть ближайший ряд, затем заполнять следующий за ним и так далее, по мере того, как несут куры, утки или же гусыни. Употреблять же потом в точно таком порядке: сперва яйца первого, иначе говоря, ближайшего ряда, далее — второго ряда, третьего и так далее. Разумная хозяйка распорядится таким образом, чтобы яиц весеннего сноса достало как раз до зимы, а позднейшего сноса употреблялись…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Так почему же экье директор отмахнулся от яиц весеннего сноса, тьфу ты, от священника? Учитывая, как нас тут ежедневно гоняют на молитву, не спрашивая ничьего согласия и не интересуясь вероисповеданием, учение о Святой Паре, породившей мир, здесь общеимперское. Стало быть, чистый брат — фигура важная, а те, кто за ним стоит, ещё важнее. Даже если не собираешься ничего делать, надо станцевать ритуальный танец вокруг яиц… Бездна, вокруг священника, я имела в виду! Рассказать ему, что обязательно соберёшь подчинённых, обсудишь проблему, побегаешь по потолку, издашь целых десять эдиктов — или двадцать, зависит от того, как долго тебя хватит по потолку бегать. В общем, качественно запудришь мозги. Почему этого не сделали?