Собачий лай отвлекает меня от грустных мыслей, и я возвращаюсь в поселок. На единственной улочке замечаю людей. В основном это старики, но есть и молодые. Они стекаются в одно место — в магазин. Сегодня пришла дора и привезла продукты — в магазине полно народу. Здесь что-то вроде клуба. Сюда приходят поболтать друг с другом, услышать свежие новости, поделиться планами на жизнь. Спрашивают и нас, откуда мы и зачем в такую глушь. Узнав, все усмехаются. Здесь скептически относятся к городским, в наш успех никто не верит, но помочь советом, похоже, готов каждый. Цены в магазине до безобразия низкие, а продавщица — на редкость умная и веселая. Процесс продажи для нее — целый ритуал. Она в курсе всех новостей — от качества рыбы до войны в Югославии, и я постепенно начинаю чувствовать себя последним дикарем.
Закупив необходимое, мы возвращаемся к бараку. Местные собаки плотной стеной следуют за нами. Целая свора разношерстных и разномастных, чистокровных и нечистокровных лаек за нашей спиной. Собаки Севера — особые. Редко бывает, чтобы они с веселым лаем бросались навстречу незнакомцу. С угрожающим — тоже не часто. Чаще всего они молча и неотступно идут следом, предостерегающе скаля зубы. Поневоле начинаешь чувствовать себя неуютно. У каждого дома — свои собаки, и они отлично знают свою территорию, свои обязанности. Не стоит опрометчиво посягать на их собственность...
Задорно виляя хвостами и щелкая зубами, псы сопровождают нас до самого дома. Мы заняли их территорию, их дом, это значит, что мы стали их хозяевами и они будут охранять нас, провожать на работу утром и встречать веселым лаем вечером. Только нас. Мы же не должны забывать об их желудках. Местная жизнь очень проста и понятна.
В бараке, где мы живем, находится и школа. Светлая, уютная комнатка, напомнившая мне о детстве. Учеников трое — два мальчика и девочка. Каждый день они с веселыми криками носятся в коридоре и играют в одну и ту же игру. Уже на третий день это режет слух, и хочется научить их чему-нибудь новому. Пытаюсь разговориться с ними, но они смущаются и убегают. Их учительница строга и красива. Она из местных. Училась в городе, вернулась в родные места. Вернутся ли сюда и эти трое детей, когда окончат три начальных класса?..
На следующий день мы наконец-то приступаем к работе. Лагерь устраиваем в самом устье реки. Как обычно и бывает в начале экспедиции, все полны энтузиазма и энергии. Надуваем спасательные плоты, оснащаем сеть, отлаживаем лодочный мотор. Чтобы подвязать груз к сети, нужно приладить тысячи веревочек; чтобы накачать плоты — сделать тысячи качков. Что и говорить — неувлекательная работа. То ли дело у собак. Вчера прошел шторм. Море выбросило на берег массу разной живности: морские звезды и ежи, водоросли, моллюски — нашим псам есть чем заняться. Покрывая морской песок цепочками следов, они носятся друг за другом, ссорясь из-за добычи. Я не уверен, что они будут все это есть, но радости у них — хоть отбавляй.
Тем временем белухи — объект нашей охоты — совсем рядом. Могучие и одновременно нелепые белоснежные исполины словно знают, что мы еще не готовы к охоте. То тут, то там в черно-синей воде перекатываются их белые спины. С громким фырканьем они подходят все ближе и ближе. Их манит в устье реки красная рыба. Но семга еще не пошла, и звери снова уходят в море. В бинокль мы насчитываем не менее двадцати особей — они держатся недалеко от устья.
Белуха — северный родственник дельфина. Всего их три вида. Этот, беломорский, не самый крупный — длина тела достигает четырех метров, а вес — полтонны. Они абсолютно белоснежные и лишены спинного плавника. В их движениях чувствуется мощь, и я с сомнением смотрю на наш невод и резиновые плоты.
Рядом с нами на песчаном мысу лежит заброшенный сейнер «Челекен». Полувросший во всепоглощающий песок, он скрипит порванными вантами и влечет меня таинственностью. Я подхожу ближе и ударяю ногой по корпусу. Раздается оглушительный грохот и плеск. Целая семья морских зайцев — лахтаков — прыгает в воду. Эти представители отряда настоящих тюленей всплывают на поверхность в ста метрах от берега и громким фырканьем высказывают свое неудовольствие. Ну конечно, корпус судна собирает крохи северного солнца, и они привыкли здесь греться. Если лень и безделье — первая черта характера морских зайцев, то вторая — любопытство. Они таращат из воды свои мордочки и следят за нами с такой бесцеремонной наглостью, что поневоле начинаешь злиться на них. Вдруг наши собаки вспугивают из-за нанесенного морем плавника настоящего зайца. Наполовину вылинявший .косой петляет по берегу и привлекает внимание лахтаков. Зайцы в море, зайцы на суше — это вызывает улыбки у уставших людей. Желание работать пропадает окончательно. Мы оставляем наблюдателя и едем домой.
Вечером в нашем жилище многолюдно. Очевидно, сегодня у местных день визитов. Сначала приходит лесник — очень приятный, образованный, бородатый человек. Течет неспешный разговор об урожае грибов и ягод, о лесной жизни, о прошлом и настоящем поселка и окрестных мест. Дав на прощание массу полезных советов, он уходит.
Приходит веселая толпа пьяного приезжего люда из соседнего поселка. Потоком льется озорная и добродушная нескончаемая болтовня. Надо сказать, что пить водку в здешних местах — это норма жизни. Этим веселым занятием занимается почти все население от мала до велика — лишь бы дорогу до дому не потерять. Гости весьма удивлены, что после рабочего дня мы еще не валяемся в стельку пьяными. Постепенно начинает выясняться, что они и мы — братаны, что рыба в реку ни хрена не идет, что затея наша — гиблая, что раньше на их родине жилось весело и богато, но и сейчас при наличии водки — не грустно. Выясняется между прочим и то, что, несмотря на изрядную «качку», все эти люди прекрасно знают и помнят историю своего края, в их словах чувствуется любовь к родным местам и ощущаются остатки былого, разудалого северо-русского духа. Дух западного предпринимательства, впрочем, тоже чувствуется. Такая смесь вполне понятна и немножко грустна. Веселые «братаны» уходят за полночь, наградив нас целой кучей полезных советов.
Снова стук в дверь — это зашла на огонек местная власть. Маленький человечек с красным носом и рацией — рыбинспектор. А трое верзил с модернизированными автоматами Калашникова — его команда. Гости сначала ведут себя бесцеремонно и властно, но после предложенной чашки чая оттаивают. Им даже становится неловко со своим железом на груди — они слегка смущены. Идет осторожная, напряженная беседа о том, что много развелось браконьеров, что красная рыба стоит, чтобы ее охранять (как-никак 12 долларов за килограмм), что рыбачить в реке, хоть и с удочкой, — не рекомендуется, а брать в руки даже осколки раковин северной жемчужницы не следует — можно и в тюрьму загреметь. Зато в озерах можешь рыбу хоть динамитом глушить, не запрещается. Окунь, щука — разве это рыба? Напоследок выясняется, что у нас документы на отлов не в порядке. Ячея на сети слишком мелкая. А сами мы слегка смахиваем на браконьеров...
Назавтра я и начальник экспедиции едем в поселок Варзуга — умасливать северную бюрократию.
Несомненно, главная достопримечательность поселка, куда мы приехали на рассвете, его церковь. Деревянная церковь XVII века — одна из немногих, сохранившихся на Терском берегу. Ее высота почти 20 метров, и хоть конструкция, что называется, не без гвоздя, ее внешний вид поражает искусной работой старых мастеров. Когда-то, должно быть, она была центром, к которому стекались люди со всех окрестных деревень, селений, рыбацких стойбищ. Сейчас же здесь пыльный и не слишком богатый музей.
Я стою на берегу и вижу, что за ночь река на тихом деревенском плесе покрылась первым льдом, и теперь, чтобы переплыть на другую сторону, нужно продолбить проход во льду. Местная детвора не может попасть в школу, стоящую на противоположном берегу, и пока здоровенный мужик в длинной узкой лодке — «ветке» прорубает им дорогу к знаниям, они развлекаются тем, что играют в северный кегельбан. Берут гальки и со свистом запускают их по льду. Лед гладкий, как зеркало, и гальки долго, посвистывая, несутся по нему. Между прочим, говорят, что здешний председатель победил на выборах лишь благодаря тому, что обещал построить мост. Но на Севере спешить не любят — моста нет и до сих пор.
Обратную дорогу до базового лагеря мы решили пройти по реке на резиновой трехместной лодке. На этом двадцатипятикилометровом отрезке нам должны встретиться довольно крупные пороги, нанесенные на карту. Это нас привлекает — мы рассчитываем вернуться к вечеру. Старожилы не советуют этого делать, говорят, что реку к вечеру может полностью сковать лед. Но мы на удивление безрассудны, и секундой позже лодка уже скользит вниз по течению.
Пока мой спутник, начальник экспедиции, созерцает окружающую природу, я замечаю, что в небе светят три солнца. Наблюдение за этим довольно редким оптическим эффектом в прошлом году стоило мне сломанной ноги на Эльбрусе. Вот и сейчас, зазевавшись, мы едва не прозевали первый порог. В последний момент я выравниваю лодку, и она врывается в мешанину воды, пены и камней. Прохождение порогов на горных реках — одно из моих любимейших занятий, и я целиком ухожу в работу. Здешние пороги не сложны.