конюшне — огромной, стоящей на пустыре у развалин дома. — И с тобой не страшно. Чего нам бояться?
— Нечего, ты права. Давай сходим, раз уж ты, малявка, не боишься, то мне и вовсе не стоит.
И мы пошли по короткой дороге, а затем свернули на тропинку, срезая путь. Я перепрыгивала через огромные булыжники, радуясь нашей странной дружбе — старшие девочки предпочитали не водиться с теми, кто даже на год младше, а мне вот повезло. Ника и конфеты мне приносила, и бутерброды. Куклу свою отдала, и кое-что из одежды. С другими девочками она не общалась, только со мной, и это прекрасно.
Пусть она будет только моей подругой — самой лучшей. Такой, чтобы на всю жизнь!
— Пришли, — прошептала она, и выкрикнула: — Ау! Женщина в белом, выходи!
— Выходи на честный бой! — поддержала я, и…
… проснулась от звона будильника с застывшим криком, рвущимся из груди.
— Прости! Прости, прости, прости, — зашептала я, обхватив колени. — Боже, если бы я могла все исправить… прости!
Вечно этот проклятый сон — снится мне в укор, в напоминание об ужасной ошибке, которую я не в силах исправить, ведь в прошлое дверь закрыта. Пожалуй, Вероника будет преследовать меня до конца моих дней, и будет ждать там, за гранью.
Где я, наконец, смогу молить простить меня за тот день, ставший последним.
— Документы принесла? Трудовую, ИНН, СНИЛС, — этими словами встретила меня вездесущая Лариса.
Протянула ей полупрозрачную розовую папку, в которую с вечера сложила документы, благо, из салона не пришлось ничего забирать, так как я там и не числилась официально.
— Хорошо, жди.
И как только я присела на полюбившийся мне красный диван, лифт открылся, и из него вышел Влад — одетый, как обычно, не в деловой костюм, а в футболку и джинсы.
— Пришла все-же. Я был уверен, что притворишься умирающей.
Была такая мысль.
— Будто у меня был выход, — проворчала.
— Пойдем, что сидишь?
— Лариса…
— Здесь пока я хозяин, а не Лариса, — рассмеялся он, и кивнул. — Идем.
— Да, хозяин, слушаюсь, — передразнила его тихо, надеясь, что Влад не услышит, но он, разумеется, всегда слышит то, что не нужно.
— Мне нравится. Так и называй меня — хозяином.
Надо же, он пытается шутить! Непривычно, и не сказать, что у него получается. Особенно после того, как он вломился в мой дом, и довел до белого каления.
— Влад, может, не стоит меня оформлять? Поработаю неофициально, зачем…
— Затем, — перебил он, и открыл передо мной дверь в свой кабинет. — Не надейся слиться, и… черт, Вера, что за дешевые тряпки на тебе? Ты про дресс-код слышала?
— А ты? Где костюм, где галстук? — кивнула на «хозяина», выглядящего как угодно, но не как директор. Скорее, как спортсмен какой-нибудь, или грабитель с большой дороги.
— Не тебе указывать, Вера.
— И не тебе. Одеваться я буду так, как хочу, — с вызовом произнесла я, глядя ему в глаза.
Вот только, кажется, не впечатлила я Влада своей наглостью. Он лишь хмыкнул, еще раз оглядел мою голубую майку, темные обтягивающие джинсы, и видавшие виды балетки, и подошел к своему излюбленному окну.
— Ты умеешь варить кофе?
— Я умею кипятить чайник, и опускать в кипяток растворимый кофе. Иногда пакетик с чаем. По настроению.
Может, Влад сжалится надо мной и над собой, и выгонит с работы? Я ведь не врала, я правда не знаю, как варить кофе — мама не позволяла его пить. Купила Нескафе я лишь когда маму в больницу забрали.
А секретарша, которая даже кофе делать не умеет, это не секретарша, а позорище. А еще… еще я не понимаю ничего!
— Весьма полезные навыки, — скривился он.
— Влад, ты так и не объяснил мне… почему я? Ты ведь терпеть меня не можешь, так зачем все это?
— Не придумывай.
— Нет, правда, — подошла к нему, минуя стол. Встала вплотную, изучая его бугристую от мышц спину. — Я знаю, что ты меня ненавидишь, ты ведь не скрываешь это, Влад. Я не понимаю это, но принимаю — твое право. Но чего я не понимаю, так это того, зачем мучить и себя, и меня!
— Я не ненавижу тебя, Вера, — Влад обернулся, задев меня плечом, и резко отдернул руку.
Как от гадюки. Как я бы сделала, дотронься нечаянно до паука.
Вспомнила все наши немногочисленные совместные моменты: как он протягивает ко мне руку, и застывает. Как подходит близко, и не дотрагивается. И не то, чтобы я хотела его прикосновений… или хотела?
— Ты даже притронуться ко мне не можешь! Это ли не ненависть? — голос заклекотал от противоестественной обиды. Я ведь не помойная кошка, чтобы так брезговать, чтобы блох не подцепить и лишай.
— А тебе так нужны мои прикосновения? Думал, тебе своего любовника хватает.
— Кирилл не мой любовник! И я не то имела в виду, Влад. Ты же брезгуешь мной, но зачем-то заставляешь быть рядом. Я не понимаю, правда.
Обида разлилась во мне, по каждой клеточке тела, уничтожила самоконтроль, стерла в порошок все мои намерения держаться профессионально и приветливо. Как можно быть спокойной, когда не понимаешь, что от тебя нужно человеку, который, если захочет, сломает твою жизнь?
— Вера, а тебе не приходило в голову, что я просто хочу наладить наши отношения? Кажется, я уже говорил об этом. Да, семьей нам не стать, но добрыми друзьями — вполне. Ты сейчас придумываешь то, чего нет, приплетаешь какую-то брезгливость, ненависть…
— Так прикоснись ко мне! Если не брезгуешь — прикоснись! — я словно с ума сошла. Почему-то мне безумно важно, чтобы Влад доказал, что я ошиблась.
— Уймись! — нахмурился он. — Лучше работой займись, и выброси дурь из головы! Иди и свари мне кофе, тебе подскажут, как пользоваться кофемашиной.
Влад снова отвернулся… да что он там высматривает, в этом окне? А на меня что нашло? Я ведь спокойная обычно, неконфликтная, а сейчас сама нарываюсь, напрашиваюсь на грубость. Может, Влад и правда наладить все хочет? Он ведь решил помочь маме, пусть и говорит, что ему на нее плевать, но это ведь невозможно! Он до тринадцати лет жил с ней, и не мог так просто вычеркнуть ее из своей жизни. Любит, просто не хочет признаться себе в этом.
— Пока не поздно, наладь отношения с мамой. Она иногда приходит в сознание, и вполне может разговаривать. Знаю, Евгений Александрович настроил тебя против нее, но оставь все это, ты ведь ее сын. Не будь таким упертым, потом жалеть будешь, поверь! — прошу его тихо, оставив обычную ругань.