Читать интересную книгу Слева по борту - рай - Фальк-Рённе Арне

Билли быстро находит таитянскую девушку на мотороллере, с которой может мчаться наперегонки. Она сидит, прямая, как пальма, на своей отвратительной машине. На голове у нее цветочная корона, а юбка подобрана так высоко, что кажется, будто на девушке один купальник. Перед этим зрелищем Билли устоять не в силах. Он заезжает то справа, то слева, чтобы полюбоваться девушкой, то подкатывает вплотную, пытаясь рассмотреть ее со всех сторон. Лицо девушки расплывается в улыбке, она прибавляет газу и исчезает за углом дома, чтобы через мгновение показаться и скрыться за следующим домом. Старухи и детишки с визгом отскакивают на узкие тротуары. Наш мотороллер не отстает от нее и виляет то влево, то вправо... Я крепко прижимаю к себе железный ящичек с полинезийскими франками, паспортом, рекомендательными письмами, справками о прививках и билетами и от страха закрываю глаза.

Когда мы, живые и невредимые, наконец добираемся до мосье Дюпона, выясняется, что его нет дома. Сосед полагает, что он отправился в бунгало, которое я снял, но с уверенностью этого сказать не может. В Папеэте вообще никогда ничего нельзя знать с уверенностью. Мы поворачиваем на Бир-Хакейм, причем теперь настолько же медленно, насколько быстро мчались сюда, потому что к этому времени Маэва - так зовут таитянку на мотороллере - успела познакомиться с американским повесой; они едут рядышком, держа друг друга за руки, я же чувствую себя обременительным придатком. Правда, меня это не очень печалит, так как парочка, кажется, вообще забыла о моем существовании. Все же я немного пугаюсь, когда они пытаются обменяться поцелуями или когда Билли делает попытку погладить Маэву правой рукой, так как машину при этом неприятно дергает. Мы завершаем третий "круг любви" вокруг деревянного строения, бывшего некогда резиденцией королевы Помаре, когда для меня наконец настает час свободы: я замечаю такси и окликаю его.

- Ты еще тут? - удивленно спрашивает Билли. - Я думал, ты сошел у Дюпона.

* * *

Это наш последний вечер на "Мейлис"; на следующий день мне предстоит распрощаться с Аадом ван дер Хейде, Уолтером Шерри и его вахиной Эритапетой, а также с тремя матросами. По этому поводу Рене организовал пиршество, которое на суднах более солидного тоннажа обычно называют "обедом капитана". Разумеется, у нас оно проходило не так торжественно, как на международных пассажирских судах. Правда, мы пригласили гостей с других яхт, стоящих у Бир-Хакейма. Не прошло и четверти часа с начала пирушки, как собралось столько народу, что нам пришлось перебазироваться в "Квинз бар". Запах пива "Хинано", пота и нефти настолько пропитал помещение, что трудно дышать. Полинезийский оркестр из десятка гитаристов нудно исполняет какие-то мелодии, и певица весом фунтов двести, судорожно сжимая жирные руки, пытается выжать из себя песенки. Танцуют тамуре - современную форму хейвы. При звуках новой мелодии мужчины вскакивают с мест, выстраиваются посреди зала, слегка расставив ноги и откинув туловище. Каждый из них указывает на женщину, и та выбегает из-за столов, уставленных бокалами с вином и пивными кружками, с пронзительным возгласом бросается навстречу мужчине, обнимает его, словно мужа, которого она не видела много лет... И начинается танец, состоящий в основном в том, что пары принимаются вращать нижней частью туловища. Этот своеобразный танец чем-то напоминает танец живота.

Ритм убыстряется, некоторые пары падают на пол и под хохот собравшихся продолжают танец лежа. Зрелище наводит на мысль о древних вакханалиях. В Скандинавии танцоров тамуре удалили бы из зала, а возможно, и привлекли бы к ответственности за безнравственное поведение, здесь же это никого не оскорбляет. Но, невзирая на грязь, испарения, на всю эту пьянку и бесшабашное настроение посетителей, в баре нет и намека на удушливую атмосферу дешевой псевдоромантики с се красными бумажными фонариками и тисканьем в темных уголках, столь характерными для наших многочисленных злачных местечек. Любовные игры здесь так же естественны, как, скажем, желание осушить кружку пива. "Квинз бар" - это олицетворение помыслов простых людей о радостях жизни. Быть может, именно по этой причине Папеэте, как мы уже отмечали, - единственный в мире порт, где вся команда корабля стремится получить отпуск на берег.

Подлинные короли "Квинз бара" - экипажи роскошных прогулочных яхт. Во время моего пребывания в Папеэтс у набережной Бир-Хакейм стояло свыше десятка больших яхт миллионеров; их команды были укомплектованы так называемыми моряками-джентльменами, как правило, молодыми американцами. Под руководством опытного матроса они перегоняют яхты из Соединенных Штатов Америки или Европы к островам Общества, куда в бархатный сезон, когда не бывает ураганов, прибывают владельцы яхт, чтобы поплавать между островами. Но многие владельцы видели свои яхты только на фотографиях - они приобрели их, в основном стремясь удачно поместить деньги или же из престижных соображений: "Моя яхта сейчас стоит в Папеэте". Начало такого рода плаваниям положил в 1920-е годы французский теннисист Алэн Жербо, совершивший на своем кече кругосветное путешествие. (Алэн Жербо похоронен на острове Бора-Бора.) Его примеру последовали многие богачи, в частности киноактер Эррол Флинн, молодой Рокфеллер, несколько американских нефтяных магнатов. Иметь свою яхту в полинезийских водах считалось шиком. Со временем им стали подражать и представители менее привилегированных слоев общества. Двое таких сидят сегодня вечером за нашим столиком.

Один из них называет себя румынским графом. Не исключаю, что это соответствует действительности и он был таковым до установления в стране социалистического строя. Граф Г. - человек, несомненно, интеллигентный и начитанный, но лично меня настораживает, когда кто-нибудь много говорит о своей культуре и одновременно просит одолжить ему тысячу франков. Граф получает просимую сумму (примерно 80 крон) и тотчас тратит их на всю компанию. Позднее мы становимся добрыми знакомыми, и он приглашает меня к себе. "Домом" служит ему перевернутый ялик с пристройкой из рифленого железа на берегу, довольно далеко от города. Пробив дыру в потолке (иными словами, в дне ялика), владелец "дома" просунул в нее железную трубу и устроил неплохую печурку. Возле нее мы и сидим в одно прекрасное раннее утро и лакомимся шииш-кебабом - мясом, жаренным на шампурах по турецкому рецепту. Мой хозяин оказался превосходным мастером в приготовлении этого блюда, и я предлагаю ему устроиться поваром в одну из гостиниц Папеэте. По-моему, в этом амплуа он добьется больших успехов.

- Любезный мосье, - отвечает он, - аристократ не может заниматься столь унизительным трудом, как приготовление пищи за деньги.

Граф уже выпил в течение ночи добрых два десятка кружек пива, и, дабы произвести выгодное впечатление на прихваченную с собой новую вахину, он напяливает на себя смокинг, который висит на вешалке посреди "комнаты" и отгораживает спальню от "кухни".

Билли говорит, что помолвлен с родственницей последней принцессы Таити. Но, насколько я понимаю, он одновременно помолвлен с другими таитянскими девушками. Возвращаться в США, где он получил профессию дамского парикмахера, Билли не намерен. В Папеэте он попал на яхте Эррола Флинна в качестве куафера и "друга" одной богатой дамы из Нью-Йорка и собирается пока здесь остаться.

- Я не слишком большой любитель работать, - признается он, - и потому хочу жениться на таитянке с состоянием, чтобы мирно и безбедно прожить остаток дней. Мне многого от жизни не надо - были бы только пиво и девушки. Жаль, что у нас, в Штатах, все девицы непременно хотят выйти замуж; здесь же, на Таити, они охотно соглашаются жить со мной, но, стоит предложить им замужество, они тут же меня покидают.

Французская статистика подтверждает справедливость слов Билли: на островах Общества лишь 5-7,5 процента пар, имеющих детей, находятся в браке.

2

Таитянам неведомы понятия "автобус", "омнибус" или "маршрутное такси", вместо них существует "ле трак" (le trac). Многие траки представляют собой переделанные грузовички, в кузове которых укреплен деревянный ящик с жесткими скамейками вдоль бортов. В траках сидячие места рассчитаны человек на десять, но редкая машина трогается в путь с рыночной площади Папеэте, не имея на борту вдвое больше пассажиров, и это не считая птицы и огромного количества плетеных корзин, набитых бесчисленной поклажей. Обычная таитянская семья живет в постоянном окружении таких корзин; их подвешивают к потолку и используют в качестве комодов, платяных шкафов, кладовых, ящиков для грязного белья и колыбелек.