Читать интересную книгу Если б я был русский царь. Советы Президенту - Евгений Сатановский

Приконченное Иваном Грозным вече новгородское периодически с моста метало в Волхов неугодных и зарвавшихся, каковые исправно тонули в этой небольшой, но имеющей большие исторические заслуги перед русским народом и демократией реке, пока дома их грабили всем миром. Погром как форма демократического волеизъявления масс – не русское изобретение, но в Отечестве прижился и был использован все тем же Грозным в рамках политических технологий, известных современникам как опричнина. Впрочем, хотя позднее этот опыт в стране был широко распространен, но из парламентской практики ушел – к удовлетворению депутатов и сожалению остального населения. Последующие боярская Дума и Сенат – органы столь же консультативные, как Шура в монархиях Персидского залива. Надо же, в конце концов, первому лицу с кем-то поговорить, кому-то дать поручения, а на ком-то и сорваться. Дело житейское. Предреволюционная Дума была вполне похожа на парламенты Европы и могла бы стать одним из них, когда бы бедный Николай II способен был на что-нибудь решиться, вместо того чтобы бесконечно «сидеть на заборе», не в силах сделать выбор между охранителями и реформаторами. Ну да, что случилось, то случилось. Советская же власть в части развития конституционного парламентаризма родила идеальную форму при нулевом содержании.

Ответить на вопрос, зачем парламент России, не то трансформирующейся из империи в какое-то новое состояние, не то пытающейся с минимальными потерями восстановить себя в качестве империи, можно лишь теоретически. Референтной группой и самостоятельным органом власти он не стал. Выработкой национального консенсуса не занимается, да похоже, что на это просто не способен. Посредник между властью и народом из него плохой, чтоб не сказать никакой. Законодательная власть из него такая же, как из любого парламента в мире, – то есть плохая. Для того чтобы в этом убедиться, достаточно пристально оглядеть законы, которые этот парламент принимает. Речь не о «ловле блох», те юридические «блохи», о которых речь, имеют размер некрупного слона. Впрочем, по сравнению с тем, что творилось в этом цирке на конной тяге в 90-е, сегодняшнее положение, когда на него есть хоть какой-то укорот в виде администрации президента, выглядит не так позорно. Скорее речь идет о болезнях роста, хотя и самые почтенные парламенты порою выглядят не лучше, да и законы принимают не более осмысленные, чем парламент российский. Имитационные задачи он выполняет, клапаном для выпуска пара служит – и то спасибо. Многие парламенты не делают и этого. И тут мы вплотную сталкиваемся с таким понятием, как «партия», да простят нас классики марксизма-ленинизма, поскольку именно из партий парламенты по большей мере состоят, и отечественная Дума не исключение. Про партии все представители старого поколения в трудах Маркса, Энгельса и Ленина читали, и некоторые особенно дисциплинированные даже конспектировали. Соответственно, что такой зверь, как партия, в мировой природе в принципе есть, население представляло, и даже знало их названия, которые исправно перечисляли «Правда», «Известия» и телевизионная программа «Время».

Заметки на полях

О номере первом и его альтернативах

Личность бывшего/будущего российского президента вызывает неослабевающий интерес средств массовой информации во всем мире. Вопросов, которые по поводу Путина задает пресса, и ответов, которые она дает достаточно, чтобы нарисовать портрет чрезвычайно противоречивый. Его или неистово ругают, или столь же неистово хвалят, называя то тираном, дуче и воплощением вселенского зла, то новым мессией. Между тем абсолютно бессмысленно искать ответ на вопрос, является ли Путин новым Сталиным, Петром I, Андроповым или русским Наполеоном. Он – сам по себе, и этого более чем достаточно и для него, и для страны, в которой он живет. В том числе, повторим еще раз, потому, что он – первый за тысячу лет российской истории руководитель страны, который пришел к власти не потому, что его предшественник умер, не потому, что того убили, и не потому, что того свергли. Эволюция впечатляющая, хотя статистика такого рода мало что значит для американцев, у которых президент – сорок четвертый, а опыту демократии со всеми ее плюсами и минусами – двести с лишним лет. Для России же, у которой президент четвертый, демократии полтора десятилетия, а верховная власть при жизни действующего главы государства была в 2000 году передана в первый раз, Путин, со всеми его недостатками, неизбежно присущими живому человеку, и заевшимся несменяемым окружением, находка, и находка удачная.

Ругать современную российскую систему есть за что, как и любую государственную бюрократию. Одни российские ведомства разложились во времена Ельцина, другие унаследовали традиции эпохи Брежнева, некоторые как создавались Сталиным и Вышинским, так и остались заповедниками той эпохи. Однако, как представляется из опыта общения автора не только с отечественной, но и с иностранной, а также международной бюрократией, система эта при любом «хозяине», может быть, и была бы более эффективной, чем сегодняшняя, но вряд ли была бы лучшей для страны и ее населения. Нет никаких свидетельств того, что кто-то из претендентов на место президента России был бы лучшим президентом, чем те, кого страна имеет. Альтернативой усилению роли государства для любого человека, который возглавил бы страну после Ельцина, был ее распад, в российских реалиях – отнюдь не «бархатный». Именно это могло быть следствием таких шагов региональных лидеров, как попытка перехода на альтернативные русскому алфавиты в «национальных регионах», памятная по Татарстану, создание крупных экономических блоков, вводящих экономические границы с соседями, и переход на расчетные средства, альтернативные рублю, как это чуть не произошло с «уральским франком». Распад СССР мало кто из его бывших граждан, помимо лидеров образовавшихся на его территории стран, считает большим достижением, распад же России и вовсе обещал стать катастрофой. Этот вопрос больше не стоит на повестке дня – малая цена за «несвободу» губернаторов и местных президентов, потерявших возможность выкроить себе страну из подведомственного региона. Подъем экономики способствовал снижению местного сепаратизма. Разумеется, экономика России стала заложницей углеводородного экспорта, а стабилизационный фонд и золотовалютные резервы можно было использовать не только для отдачи внешних долгов и реализации амбициозных, затратных, но малоосмысленных имиджевых проектов, вроде Олимпийских игр в Сочи или саммита АТЭС во Владивостоке. Было бы поистине замечательно, если бы переход на инновационные рельсы осуществлялся на самом деле, а не в виде деклараций и строительства «потемкинских деревень», за которыми стоит банальное разворовывание бюджетных средств в особо крупных размерах. Ключевой для будущего России вопрос – удастся ли сохранить науку и высшее образование – зависит не только от того, сколько им будет выделено денег, но и от того, как эти деньги будут использованы. Повторим справедливости ради, что экономическая стабильность, которая позволила создать те самые фонды и резервы, о нерациональном использовании которых сегодня говорят экономисты, наступила именно при Путине.

Предсказуемый и не конфликтующий с исполнительной властью парламент плох с точки зрения зрелой демократии, но хорош для того, чтобы решиться на одобрение законов, необходимых для того, чтобы безо всякой революции разрешить продажу земли и провести либерализацию валютного законодательства. Парламент, действия которого не приводят к танковой стрельбе в центре столицы, вообще хорош для любого государства, кроме страны, управляемой военной хунтой латиноамериканского типа или каннибалом типа Бокассы и Амина, в чем, кажется, Россию еще не обвиняли даже самые пристрастные комментаторы. Что же касается того, способен ли любой парламент, избираемый любым способом, предстать перед собственными гражданами в каком-либо другом обличье, кроме паноптикума, наполненного болтливыми самовлюбленными эгоистами, верится с трудом. Российская Дума совсем неплохо смотрится не только на тайваньском фоне, да и от Кнессета ее отличает немногое…

В российской управленческой команде, которую можно назвать поколением Путина, есть разные люди. Не все они любят друг друга, как индивидуально, так и в коллективном качестве. Далеко не все – профессионалы, преданные делу ради дела, а не ради торжества собственных или групповых интересов. Некоторое число профессионалов в этой команде есть, и кое-кто из них мог бы украсить элиту любой страны. Отличительная черта их шефа: Путин, вне зависимости от того, президент он или премьер-министр, с трудом расстается со своими людьми. Даже едва терпя некоторых из них, он, как правило, терпит их бесконечно долго. Особенность эта не слишком помогает делу, хотя полезна для атмосферы коллективной работы, убирая сиюминутную суету и кадровую чехарду, которой славились 90-е. Нельзя не отметить при этом, что и в правительстве, и в администрации президента, и в числе губернаторов есть люди всех национальностей: русские националисты соседствуют с евреями, немцами и другими «нацменами». Их национальность никого в России не волнует, впервые с краткого периода, уместившегося между концом Гражданской войны и началом сталинской национальной политики. Впрочем, в упомянутые времена важным было социальное происхождение, которое сегодня никого не волнует тем более. Несомненно, тот простой факт, что в России все чиновники и политики – бизнесмены, является основой для злоупотреблений. Он же, однако, является лучшей гарантией отсутствия в обозримом будущем перспектив для революционных потрясений, последствия которых, как хорошо известно, куда хуже любых начальственных злодейств. Передел собственности возможен, отмена – нет. Борцам за чистоту идеи от этого не лучше, но компартия, как претендент на власть, в России при Путине скончалась, и в большой мере это было сделано усилиями его команды. Кому – мелочь, но тем, кто внимательно следил за ее эволюцией в 90-е годы, – большой подарок.