Читать интересную книгу Долгая дорога домой. Или загадка древнего дольмена - Елена Тригуб

– …и когда ты это обнаружил?

– В тот самый день, когда позвонил тебе. Мы встречались с космобиологами на Косе. Я долго бродил с аппаратом по «пьяному» лесу, потом вышел к дюнам. Солнце садилось. Вдруг поймал еле уловимый гул. Его ни с чем не спутаешь. Пошел на звук, и точно: стоит сейд. И как поет! Я не поверил своим глазам, показатели просто зашкаливали! Подошел ближе, долго смотрел, проклинал себе за то, что не взял остальных приборов. Но кто же мог предположить…

– Значит, активизировался. Странно. Время-то неподходящее! Раньше я о таком не слышал…

– То-то и оно.

По дороге, соединяющей Россию с Литвой, мы въехали на косу – полоску земли между водами Балтийского моря и Куршского залива. Предъявив пропуска, мы оказались на территории Национального парка.

Многообразие и красота здешней природы поразили меня: солнечные березовые рощи сменил угрюмый сосновый лес, в который вползали языки песчаных дюн, а за этим всем синели холодные воды моря. Еще около сорока километров пути – и мы в Рыбачьем, где находится орнитологическая станция. Деревянные домики-срубы, огромные сети, вольеры, небритые, небрежно одетые люди а-ля Серега Жданов – все это казалось жутко романтичным и немного смешным.

Нас, как и всех специалистов, прибывших со стороны, расселили за казенный счет в небольшом гостином доме. Приняв душ и перекусив, мы отправились знакомиться с будущими коллегами и предстоящей работой – к великой радости Сереги, все это заняло немного времени. Приступить к своим обязанностям нам предстояло только с завтрашнего дня, поэтому Коган и Жданов быстро покидали в машину необходимую аппаратуру, и мы поехали в сторону Литвы, на высоту Эфа – комплекс смотровых площадок, с которых открывается вид на песчаные дюны и Куршский залив.

Сложно описать ощущение, возникшее у меня при взгляде на заброшенное, утонувшее в песке селение, которое угадывалось лишь по сохранившимся кое-где крышам домов и опорам ограждений. Словно картинка из фильма «Жизнь после нас»: сначала люди победили Природу, вырубили леса, истребили животных, а потом она отомстила им, похоронив под толщей песка всю цивилизацию. Грустно, страшно, закономерно.

По границам дюн кто-то разложил валежник: он должен был укреплять и удерживать песок. По пути следования туристов был сколочен настил из досок, наступать на песок строжайше запрещалось. Мы сразу же нарушили это правило, потому что надо было пробраться к сейду у самой кромки леса. Коган сказал, что этот мегалит – особенный: за столько лет его не смыло прибрежной волной, не разрушили штормы и ветра, не засыпал песок. Куршская коса, открытая для всех стихий, пощадила его – и это казалось необъяснимым и странным явлением.

Этот поход мне стоил очень дорого. С трудом передвигая ноги, погружаясь почти по колено в мягкий сухой песок, ощущая, как он набивается в кроссовки, носки и въедается в кожу, я утратила интерес к мегалитам, как минимум, наполовину. Жданову, который тащил на спине тяжелый рюкзак с аппаратурой, тоже пришлось несладко, но силы ему придавал дикий, звериный энтузиазм.

Минут через сорок мы были на месте. Среди сосен на земле, усыпанной хвоей, высилось странное сооружение: каменная плита размером с хороший обеденный стол, по ее краям – четыре мелких камня, не больше волейбольного мяча, а на них – огромный вытянутый валун: конструкция выглядела очень необычно и напоминала припавшего к земле огромного динозавра. Я поразилась размеру и весу центрального камня: как строителям удалось водрузить его наверх без подъемного крана? Благодаря «Дискавери» я смутно представляла себе, что у древних людей были разработаны какие-то системы рычагов и блоков, но все же… Это была просто титаническая работа.

Жданов тем временем извлек из рюкзака свой знаменитый фотоаппарат и сделал несколько снимков с разных ракурсов. Коган же занялся настройкой аппаратуры с непонятными аббревиатурами ИГА-1, ДРГ-05М и массой других букв и цифр. Потом началась работа, сопровождавшаяся непонятными репликами:

– Что по ИГА? – спросил Жданов.

– Около 12 метров. Почти как у всех.

– Фон бета?

– У камня – 2,5. Так… на границе – 1,5. Жаль, что мы не попали сюда в полдень. Придется завтра опять ползти через песок.

– Интересно, поменяются ли показатели во время заката?

– Мне жаль тебя разочаровывать, мой друг, но, по-моему, сейд спит.

– Это я уже и так понял! – на Серегу было жалко смотреть, таким расстроенным он выглядел.

Мы остались у камня ждать заката. Михаил Давыдович, пользуясь этой вынужденной паузой, рассказал мне, чем они только что занимались. С помощью прибора ИГА-1 он измерил границу действия сейда и получил 12 метров в радиусе. Радиоактивный фон изменился в этих пределах с 15 микрорентген до 8 (имелось ввиду гамма – излучение). Бета – активность Коган измерял с помощью дозиметра ДРГ-05М. У самого камня прибор показал 2,5 единицы, а на границе его действия – только 1,5. По его словам, эти показатели были обычными для «спокойного» состояния камня, но во время активизации могли возрасти в десятки раз.

По его теории, именно во время таких неожиданных скачков мегалиты и начинают проявлять свои загадочные свойства, которые необъяснимым образом влияют на оказавшегося рядом человека. Низкочастотные колебания всегда присутствуют рядом с сейдом или дольменом. Их резонирующая частота – 2,8 ГЦ. То есть мегалиты «поют» или гудят именно на этой частоте.

– Жалко, что ты не была при изучении анализов крови людей и животных! – вступил в разговор грустный Серега, – Ее биохимия меняется, и это факт, первое объективное доказательство воздействия камней на живые организмы, которое нам удалось получить.

– А может дольмен или сейд иметь границу в 100 и более метров? – спросила я у Когана, вспоминая историю потерянной невесты Сереги.

– Теоретически, да. Но для этого должна возникнуть очень высокая, небывалая солнечная активность. На практике мне не приходилось встречаться с подобным явлением. Поэтому мы и приехали сюда: когда я звонил Сергею, этот сейд был активен и мог выдать интересные показатели. Но, видимо, мы опоздали.

– Жаль… А мне так хотелось увидеть что-то необъяснимое! – вздохнула я.

– Ну, ничего, не расстраивайтесь, Лизонька! На косе вы обязательно увидите много интересного, например, «танцующий лес».

– Я что-то слышала… это место, где растут кривые деревья? Как в Питере, на месте Сенной площади?

– Наверное. Но лучше один раз увидеть, не так ли? Надеюсь, на Фрингиле вас не завалят работой.

Мы дождались заката, еще раз провели измерения, но показатели не изменились. Коган отнесся к этому обстоятельству с присущим ему философским спокойствием, а расстроенный Серега никак не мог взять себя в руки. Еще раз преодолев дюны, мы притащились к гостиному дому и посвятили остаток вечера очистке вещей от песка. Серега закрылся в своем номере и даже не вышел к ужину – мне пришлось разделить ночную трапезу с Коганом, во время которой у нас состоялся весьма интересный разговор.

Разумеется, мы говорили о мегалитах. Я расспрашивала, доктор с удовольствием отвечал – и за один этот вечер мой багаж знаний получил существенное пополнение. Я узнала о поселениях куршей и жмуди, о тевтонском ордене и о мифологической великанше Неринге, которая, якобы, и насыпала косу, о разбойнике-язычнике Генрихе фон Кунцене и о черной кошке из трактира Росситтена (так раньше назывался поселок Рыбачий). Мы выпили вина, что послужило только на пользу рассказчику: Коган оказался настоящим Котом-Баюном в человеческом обличье.

Подали десерт. Воспользовавшись паузой в разговоре, Михаил Давыдович перехватил инициативу и, в свою очередь, принялся расспрашивать меня о детстве, юности, пристрастиях и увлечениях, работе в зоопарке и дружбе с Серегой. Мне показался несколько странным этот интерес к моей непримечательной персоне – временами мне казалось, он хочет меня от чего-то предостеречь, но не решается говорить откровенно, обходясь полунамеками и скомканными фразами. Особенно странной мне показалась следующая реплика:

– Вас не удивило, Лизонька, это внезапное и недюжинное пристрастие, который наш уважаемый Сергей Николаевич проявляет к вам? Безусловно, вы – девушка красивая и умненькая, как мужчину, вы его заинтересовали, я хорошо понимаю. Но этот внезапный вызов на Фрингилу… он стоил Сергею немалых трудов… это вовлечение вас в исследования… как-то странно, вы не находите? – и он впился в меня пытливым взглядом своих иудейских, абсолютно трезвых глаз.

Мне стало не по себе.

– Михаил Давыдович, вы что-то хотите мне рассказать? – спросила я, подавшись к нему через стол. Коган смутился, отвел взор в вазочку с оплывшим десертом.

– Не более чем УЖЕ сказал. Вы молодые, вам видней… Знаете ли, я в огромном долгу перед Сергеем и обязан блюсти его интересы, как бы мне не было тяжело. Так что, «падающего – толкни…»