были убеждены, что смогут лучше послужить своей стране, если примут участие в боевых действиях.
Становиться солдатами женщин также вдохновляла жажда приключений. Женщинам, всю жизнь проводившим под надзором сначала родителей, потом мужей, или воспитанницам закрытых женских учебных заведений, уход на войну давал шанс получить независимость и свободу действий, недоступные в мирной жизни. Тем, кому наскучивала жизнь взаперти, война также предоставляла возможность посмотреть мир. «Такъ и тянуло увидатя другое: леса другие, небо, городь… Хочетця и заграницей побыватя, немецкие города посмотретя…» – заявляла одна из женщин-солдат [Одна из многих 1915: 20]. Подобные мотивы нередко двигали молодыми женщинами (и мужчинами), поступавшими добровольцами на военную службу во время Первой мировой войны. Многие из них имели чрезвычайно романтизированные понятия о войне и считали, что она позволит им бежать от рутинной будничной жизни. Вместе с тем они чувствовали потребность приносить пользу своей стране.
Некоторые самые молодые девушки-солдаты пали жертвой идеалистических представлений о войне и жажды приключений. В начале войны, на восьмой день мобилизации, двенадцать московских гимназисток в возрасте от четырнадцати до семнадцати лет решили вступить в действующую армию. Ими двигало желание «попасть на войну и самим поколотить немцев» [Всемирная иллюстрация 1915 № 47: 4]. В конце июля девушки, не попрощавшись с родителями, сбежали из дома. Они добрались до пригородной станции, где им удалось убедить солдат следовавшего мимо подразделения, чтобы те укрыли их в поезде, который направлялся на фронт. Солдаты согласились и даже снабдили их военной формой. После прибытия на Австрийский фронт присутствие девушек в солдатской форме озадачило и обеспокоило полковое начальство. Вчерашние гимназистки выражали упорное желание сражаться и не поддавались на уговоры вернуться домой. В итоге им разрешили остаться в полку.
Одна из участниц этой авантюры, Зоя Смирнова, в беседе с корреспондентом российской газеты «Новое время» живо и убедительно рассказала о своем фронтовом опыте; этот рассказ был впоследствии перепечатан в The New York Times. Первая битва оказалась очень страшной, особенно для девушек, но вскоре они приспособились к окопной жизни под сильным артиллерийским огнем. Четырнадцать месяцев девушки вместе провели в действующей армии, за это время поучаствовав в нескольких опасных сражениях. Российский корреспондент пишет:
Полк прошел всю Галицию, перевалили Карпаты, беспрерывно участвуя в боях, и они от него не отстали ни на шаг… Бои, в которые попадал полк, были кровопролитные и жаркие, в особенности весной, когда немцы подвезли на Карпаты свою тяжелую артиллерию и стали наступать на нас знаменитыми фалангами.
Наши войска переживали настоящий ад, и вместе с ними переживали его и юные доброволицы [Там же].
Не все молодые женщины пережили это испытание; одна из девушек была убита германским снарядом на глазах у подруг. Сама Смирнова была дважды ранена; во второй раз она без сознания осталась лежать на поле боя, и лишь случайно ее нашли санитары с носилками. Раны оказались слишком серьезными, и Смирновой больше месяца пришлось провести в госпитале в тылу. Ее произвели в младшие унтер-офицеры и наградили Георгиевским крестом за храбрость[14]. После излечения она вернулась в расположение войск, но не нашла свой полк, который перевели на другой фронт. Смирнова встречала в окопах незнакомые лица и чувствовала себя неуверенно без поддержки сослуживцев и подруг. Однажды она потеряла самообладание и заплакала, тем самым выдав свой истинный пол. Офицеры нового полка убедили ее сменить солдатскую форму на костюм сестры милосердия. Она так и не узнала, что произошло с другими девушками из ее предыдущего подразделения [Там же].
Смирнова рассказывала, что солдаты-мужчины относились к девушкам чрезвычайно уважительно и с большой долей отеческой заботы. Создается впечатление, что для полка эти девушки были чем-то вроде талисманов. Бритоголовые, одетые в военную форму, они походили на юношей, а мужчины-сослуживцы видели в них таких же солдат, как они сами. Смирнова утверждает, что в какой-то момент она и ее подруги настолько ассимилировались, что стали называть друг друга мужскими именами и почти забыли о своей прежней женской жизни. Впрочем, мужчины никогда полностью не забывали, что они женщины, и продолжали следить за своим поведением по отношению к ним [Там же].
Поддержка со стороны мужчин зачастую была ключевым фактором для зачисления женщин-солдат в действующую армию. Подобно описанным ранее двенадцати девушкам другие женщины также находили помощников и покровителей, оказывавших им поддержку. Офицер по фамилии Яковлев поступил так в отношении одной девушки, которая хотела поступить в его подразделение, готовившееся к отправке в Галицию. Он вместе с двоюродным братом девушки, поручиком того же полка, склонился на ее настойчивые мольбы взять ее с его частью на фронт, несмотря на то, что Яковлев назвал трудностями, связанными с выполнением такой просьбы. Он и его товарищи-офицеры неоднозначно относились к присутствию в их рядах женщины, но согласились взять ее с собой и не раскрывать ее истинную личность полковому командиру. Ее соответствующим образом обмундировали и вооружили, и вместе с остальными солдатами она отправилась на передовую. Вскоре девушка приняла участие в боевых действиях и проявила себя как храбрый солдат. Она даже с риском для жизни вернулась за раненым солдатом, когда ее подразделение уже отступило. О ее храбрости доложили командиру, который вскорости узнал о том, кто она на самом деле. Вскоре девушка была ранена и отправлена в тыл на лечение. Впрочем, после ее выздоровления командир согласился снова принять ее в полк [Девушка-воин 1915: 5].
Нередко женщины-солдаты следовали в армию за возлюбленными или членами семьи. Женщины уходили на фронт одновременно или вслед за главными мужчинами в их жизни: мужьями, отцами, братьями, любимыми. Молодая крестьянка Александра Брайко добровольцем поступила на службу в полк, в который после начала войны забрали двух ее братьев [Женщины и война 1915:73]. Марфа Малько, жена унтер-офицера, сражалась вместе с мужем, пока он не погиб, а сама она попала в немецкий плен. Она участвовала в трех сражениях, при Сохачеве (Польша) захватила немецкое знамя и застрелила двух неприятельских солдат, гнавшихся за ней [Warrior Women 1915: 42]. Другая женщина-солдат, которую в марте 1915 года обнаружили вместе с мужем в московском лазарете, также последовала в армию за супругом. Когда ее мужа-студента призвали на воинскую службу, она выдала себя за его брата и поступила фельдшером в ту же роту. Их подразделение преследовало австрийцев до Козеницкой пущи и два дня провело в окопах под сильным неприятельским обстрелом близ Ченстоховы (Юго-Западная Польша). Когда рота отправилась в атаку, эта женщина-солдат последовала в бой за мужчинами. И она, и ее муж были ранены и направлены