Читать интересную книгу ТУ-104 и другие - Юрий Скоп

— Рита...

— Не надо, Артем. Проводите меня домой.

— Где мы с вами встретимся?

— Вы мне позвоните. Запишите номер, Артем.

В «зимовье» никого. Девчонки ушли на вечер в Дом офицеров. Я долго сижу на оттоманке и думаю:

«...Невестушка...» — говорит Неверов.

«...А наш Артем около шести тысяч, по-старому», — хрипит Елизавета Григорьевна.

Разбудили меня голоса. В сенках.

— Спасибо вам еще раз, Клавдия Александровна, за приятно проведенный вечер. По-моему, вы остались довольны? — приглушенно рокотал чей-то басок.

— Да, конечно, Алексей Петрович. Мне было очень и очень хорошо.

— А как вам, Майя?

Майка ответила звонко:

— Хорошо!

— Пошел, — снова загрохотал басок, — приятного вам сна. А вы, Клавдия Александровна, не забудьте, о чем мы с вами договорились. И Риту обязательно уговорите.

— Не забуду, Алексей Петрович.

Я насторожилась и только сейчас догадалась: да это же Филиппов! Но при чем здесь мое имя?

В эту ночь мне пришлось проснуться еще раз. Меня разбудила Майка.

— Рит, а Рит, пусти!

— Ты чего не спишь?

— По тебе соскучилась... Ой, мы натанцевались! Нас Филиппов привез на своей машине. Он за Клавкой весь вечер ухаживал. Мы пиво пили. Клавка — на двадцатом небе. Влюбилась, наверно. Что будет!

— Кирилл был на вечере?

— Был. Все время со мной. Только потом в бильярд играть ушел. Он, Рита, на деньги играет. Лучше всех...

Сон прошел. За окнами, в щели ставен, сочился невыспавшийся рассвет.

— А я, Майка, Артема видела, — вдруг вырвалось у меня.

— Артема! — Майка даже подскочила. — Того, московского?.. Ой!.. А он?..

Майка крепко прижалась ко мне.

— Он... Я тебе потом, ладно...

Я проснулась совсем рано, тихо оделась, стараясь не разбудить девчонок, и вышла на улицу. Когда я вернулась во двор с полными ведрами, возле зимовья меня встретила тетя Пана. Стертой метлой она скребла покосившееся крыльцо. Мирка сидела на крыльце, дрожа и широко зевая.

— Доброе утро, тетя Пана.

— Доброе утро.

Тетя Пана коротко взглянула на меня, поправила на голове сбившийся платок и тихо сказала:

— Письмо у меня к вам. Все забываю отдать. Сейчас принесу.

Она вынесла конверт и, подавая, спросила:

— Фарида от вас съехала, да?

Я кивнула, вглядываясь в неясные строчки адреса. Письмо было Клавке от Михаила.

— Ушла от нас Фарида, тетя Пана.

— И где она теперь?

— Здесь, в городе, к подруге одной переехала.

Тетя Пана тяжело вздохнула, взяла снова огрызок метлы и зачем-то обронила:

— Да. Раньше в нашем дворе жили люди...

Мирка, заскулив, снова зевнула.

Я открыла ставни и постучала в замороженное стекло. Потом прошла в зимовье, включила свет.

— Клава, вставай! Письмо тебе!

Заспанное лицо ее разноцветно: одна щека бледная, другая розовая, подушка отпечаталась сеткой неровных полосок. Клава долго плещется возле умывальника и, только когда сон смыт окончательно, спрашивает:

— От кого, говоришь, письмо?

Как-то нехотя, вяло прочитывает его и так же нехотя сообщает:

— Мишка третье место занял. Ногу потянул. Упал. В Кирове сейчас. Пишет, чтобы я готовилась встречать его. И в любви объясняется. С ошибками. — Клавдия с хрустом потянулась. — Надоел он мне со своей любовью...

— Уже?! — Заспанная Майка, натянув до подбородка одеяло, сидит на оттоманке и щурится на Клавдию.

— Уже... уже, — передразнила ее Клава. — Это я шучу.

Она стоит у зеркала и старательно выкладывает косу, рот ее набит шпильками.

— Что ты понимаешь, рыжая, в мужчинах! Для тебя же на Кирилле свет клином сошелся. А для меня... Ну, сама подумай. Кто такой Михаил Тропинин? Токарь, спортсмен, пусть даже известный. Еще года два побегает, а дальше? Тренер. И все.

— Разве это плохо, Клава? — Майка настраивается на серьезный лад. — Если любишь...

— Любишь, — тянет Клавдия. — Да ну тебя...

— А я про Мишу в газете читала, — говорит Майка.

— В какой это газете?

— В «Комсомолке».

Майка соскакивает с оттоманки и в одной рубашке шлепает босыми ногами в угол. Роется в сумке, достает смятый газетный лист.

— Вот. Тут даже и снимок его есть. А пишут-то, — Майка, кашлянув, читает: — «...мужество спортсмена, настоящий бойцовый характер помогли Михаилу Тропинину, токарю из Лопатска, подняться на пьедестал почета...»

— Дай-ка, — тянется к газете Клавдия. — Смотри-ка ты, что делается!

Со страницы улыбается усталой улыбкой победителя Михаил. На нем красивый свитер, пестрая вязаная шапочка. Клавдия довольно смотрит на нас.

— Ай да Михась!

— А ты говоришь еще! — укоряет ее Майка.

Клава хохочет, хватает Майку, и они валятся на оттоманку.

— Отпусти! — визжит Майка. — Шальная, прямо!

Клавдия встает и задумчиво говорит:

— Мы с Мишкой ведь на стадионе и познакомились. Там на льду и целоваться начали.

— Ледовая у вас любовь, значит, — подкусываю я Клавдию.

— Ну, это как сказать, — улыбается она.

Мы знаем, Клавдия увлекалась коньками. Была даже чемпионкой города, и о ней тоже писали в газетах.

...Клавдия бежала по малой дорожке. От этого забега зависело тогда все — судьба первого места. Мы с Фаридкой, почти ничего не понимая в конькобежных соревнованиях, пришли поболеть за подругу. На стадионе играла музыка, было много людей, и морозный день был как-то по-особенному искрист.

Сразу же после выстрела Клавдия вырвалась вперед.

— Давай! — заорала Фаридка.

Круг... Еще...

— Молодец, Клавка! — слегка рисуясь, на публику, «болела» Фаридка.

И вдруг... все оборвалось. На вираже Клавдия споткнулась и, беспомощно взмахнув руками, упала. Сила инерции потащила ее на спине. За Клавдией потянулась чистая-пречистая полоса. И девушка, бежавшая сзади, сразу же настигла Клавдию. Но в последний момент, когда она должна была уйти вперед, Клавдия, как бы стараясь подняться, выставила поперек дорожки ногу. И соперница тоже повела за собой в падении широкую полосу чистого льда.

— Фаридка, а ведь Клавка той ножку подставила...

— Брось ты! Давай! — кричала Фаридка, азартно блестя глазами.

Первухина пришла первой...

— Рита, — говорит Клава, — у меня к тебе дело есть. Весьма важное. Ты что сегодня вечером делать собираешься?

— Ничего вроде не планировала.

— Так вот, — Клавдия смотрит на Майку, потом на меня, — мы тут все свои, Филиппов меня с тобой сегодня на день рождения приглашает.

— Ой! — взвизгивает Майка. — Филиппов?!

— Пойдешь, Рита? Алексей Петрович очень меня просил, чтобы ты пришла. У него здесь никого нет.

— Нет, Клава, я не пойду.

— Почему, Ритонька? — лезет ко мне Клавдия. — Пойдем. Зачем ты отказываешься? У него так хорошо...

— Ты что, уже у него была? — удивленно спрашивает Майка.

— А как же, — гордо говорит Клавдия. — Мы с Алексеем Петровичем в очень хороших отношениях.

— Слышали, слышали, — холодно говорю я.

— Где это слышали? — настораживается Клавдия.

— В службе. Девчонки о тебе болтали.

Клавдия ухмыляется.

— Пускай треплются. Завидуют, значит.

— Чему?

— Счастью моему!

Клавдия резко оборачивается, и я невольно отмечаю про себя, что Клавдия все-таки красивая. Как-то хищно красивая.

— Алексей Петрович не такой человек, чтобы что-нибудь себе позволить. А наши девки только сплетни распускать могут. Дуры! Да я за Алексея Петровича...

— Хватит, Клава. — Мне противно слушать ее. — Хватит.

— Да ты что?

— Ничего. — Я набрасываю на себя пальто и выхожу во двор.

Идет снег. Небо над городом совсем низкое. Тетя Пана возле ворот кормит голубей.

«А может быть, стоит пойти к Филиппову? — думаю я. — Может быть, стоит?»

В службе обычная деловая суматоха: телефонные звонки, возня с полетными графиками, самые последние «новости» от улетающих и прилетающих девчонок.

После обеда Алевтина подкатывается к доске приказов и демонстративно откалывает он нее какую-то бумажку.

— Готовьтесь, Соболь, — говорит она мне, — в рейс. На послезавтра буду планировать. В Москву. Радует это вас?

— Очень, Алевтина Андреевна, — деланно улыбаюсь я.

— Кстати, — говорит Алевтина, — Абдрашитова просила меня перевести ее в другую «тройку». Что вы на это скажете?

— Раз просила, значит, ей так надо. Переводите.

— Вот как! — удивляются из-под очков Алевтинины глазки. — Что-то не поделили... Знаете, кто с вами полетит? Юноша. За третий номер. Фамилия его... Сейчас... Сейчас... Сушков... Кирилл. Долговязый такой. Знаете? Это будет его первый стажировочный полет. Вы, Соболь, будете за старшую.

«Интересно, — думаю я, — знает об этом или нет Майка? Успею ли я повидать до отлета Артема?»

К четырем часам мы заканчиваем все дела. Алевтина уходит. Мы остаемся в службе вдвоем с Клавдией. Она листает журналы. Молчит. Я тоже молчу. Потом Клава говорит:

— Ты, может быть, все-таки поедешь к Филиппову? Я тебя очень прошу, Рита. Ну, ради меня... Сделай милость. Мы ненадолго. Посидим только часок, другой. Рита, а?