…Города планеты Роллит были разрушены до основания. В них бесчинствовал огонь. Толпы бегкенцев, скопившиеся в долинах, видели встающее во весь горизонт смрадное зарево. Кто-то разыскивал потерявшихся в сумятице домочадцев, кто-то отчаян, но пытался навести хоть какой-то порядок, кто-то организовывал из врачей, лишившихся клиник, отряды первой — да и последней тоже — помощи.
И за всей этой бездной забот никто поначалу не обратил внимания на то обстоятельство, что губительные подземные толчки прекратились. Что ураганный ветер с ливнем не только валил с ног самых слабых, но и прибивал к земле тучи пепла, сносил с умиротворенных вулканов дымные шапки в океан. Что и океан больше не насылал цунами на избитые, изувеченные берега, напротив — с каждым часом отступал прочь, возвращаясь в очерченные для него пределы.
И когда в просвете низких туч внезапно вспыхнул краешек солнца, о существовании которого успели позабыть, — лишь тогда у несчастных роллитян возникла слабая тень надежды.
Имперские стервятники упустили из виду этот переломный момент. Им было не до того — полагая, что с Роллит покончено, они внимательно наблюдали за непрестанными попытками звездолетов Разума пробить дьявольский барьер. И ждали благоприятной возможности, чтобы вступить в бой.
На дальних от Роллит орбитах установилось шаткое равновесие сил добра и зла. Должно было произойти нечто, склонившее бы чашу весов в ту или иную сторону, вмешательство некой третьей силы. Это было неизбежно.
Незримое присутствие этой загадочной третьей силы первыми почувствовали выродки-биороботы. Нельзя было назвать смятением то, что они испытали при этом. Но и безразличием — тоже…
— Это мистификация, — произнес Вольф, тщательно протирая очки. — Вот уж не думал, что в стенах нашего института может найтись место подобным шарлатанам, как вы, не имею чести знать вашего имени и отчества…
— Игорь Рюрикович, — вставил Дедушев.
— Должен признать, что мне неясны технические средства, какими вы достигли подобного зрительного эффекта. Хотя, конечно, видеотехника уже добилась определенных успехов в своем развитии. Я вполне признаю за вами право на некоторое инженерное дарование, иначе вряд ли вам удалось бы задержаться на «Полигоне», где такое умельчество в чести. Что же касается тех целей, какие вы преследовали своей демонстрацией, то они мне предельно ясны. Вы хотите спасти реноме своего коллеги, а если выразиться точнее — соучастника. — Вольф с негодованием мотнул головой в сторону Колобова. — Но пусть у вас не останется никаких иллюзий на этот счет.
— Поимейте совесть, — сказал Колобов. — Или она не входит в число ваших программных установок? Гибнет целая цивилизация, а вы все сводите к мелочовке.
— Вы инженер, Колобов. Вы сотрудник научно-исследовательского института, что никак не является предметом гордости последнего. Но тем не менее вы обязаны отдавать себе отчет в полной невозможности подобных, с позволения сказать, феноменов. Что за метафизика такая — незримые, неощутимые для всей научной общественности, но в то же время легко обнаруживаемые и интерпретируемые этим убогим ящиком причинно-следственные связи? Пренебрегающие расстояниями, глумящиеся над скоростью распространения света в вакууме… Где, я спрашиваю, элементарное, известное даже школьнику запаздывание обмена сигналами? Ведь реакция на ваш поступок может воспоследовать там, среди звезд, через сотни, тысячи лет! А уж проинформированы о последствиях будете не вы, а ваши отдаленные потомки. Не говоря уже о мистической обратной связи, якобы выразившейся для вас в тягчайшем абстинентном синдроме.
— Вы, Олег Олегович, напоминаете мне лошадку в шорах, — задумчиво сказал Дедушев. — Нет, скорее ухоженного орловского рысака. В прекрасных шорах в заграничной оправе. Уперлись в актуальные постулаты физики и не желаете от них отступиться, как младенец от маминой ручки. Предельность скорости света в вакууме — лишь допущение, удобное для некоторых теоретических построений существующей науки. Меня это допущение не устроило, и я им пренебрег. Со временем на принципах внесветовой связи, заложенных в мой аппарат, будет построена новая теория относительности, а человечество прорвется к дальним звездам.
— И наткнется на ваших ублюдков, — прибавил Колобов. — На империю Моммр, то есть. Мы уж с Дедом похлопочем, чтобы до потомства было доведено, кому они должны быть благодарны за это счастливое соседство.
— В нашем институте порой происходят странные вещи, — проговорил Вольф. — Нередки, к сожалению, случаи соискания ученых степеней на недостойные темы. Под его крышей свили уютное гнездышко немало лишних людей. Гораздо чаще его сотрудники приносят своей деятельностью существенную пользу отечественной науке и производству. Но вот гениев, соразмерных Ньютону и Эйнштейну, ни в его стенах, ни вообще в пределах нашего города никогда не было.
— Я не гений, — честно признался Дедушев.
— Похвальная скромность, но вы меня не убедили, — отрезал Вольф. — Ни вашим страшноватым синематографом, ни горячими паранаучными доводами, сделавшими бы честь кружку любителей оккультизма. Пусть вам удалось склонить в свою веру этого человека, — он снова брезгливо кивнул в сторону Колобова. — Но я желал бы, чтобы на мне ваши экзерсисы прервались. Иначе я вынужден буду обратиться в соответствующие инстанции.
— Это на вас похоже, — схамил Колобов.
— Что мешает вам испытать мою правоту, Олег Олегович? — упрямо спросил Дедушев. — Совершите какой ни на есть естественный человеческий поступок и посмотрите, что произойдет с империей Моммр, а прибор я вам пока…
— Человеческий поступок? — усмехнулся Вольф. — С готовностью. Как человек здравомыслящий, я прошу вас немедленно покинуть мою квартиру, куда вас никто не приглашал. Оставьте меня в покое, пока я не обратился в милицию.
— Пошли, Дед, — сказал Колобов. — Этого биоробота в галстуке тараном не прошибешь!
— До завтра, Олег Олегович, — вежливо проговорил Дедушев.
— Нет уж, избавьте меня от удовольствия еще когда-либо лицезреть вас.
— А нашу лабораторию не троньте, — уже с порога воскликнул Колобов. — Зубы обломаете. Мы вам нашу тему на поругание не дадим. Метаморфные структуры себя еще покажут!
— Благих начинаний, — ледяным голосом сказал Вольф и дверью вытеснил Колобова на лестничную площадку.
Ему пришлось проделать несколько дыхательных асан, чтобы вернуть утраченное спокойствие. С неудовольствием он отметил тот печальный факт, что на общение с двумя проходимцами было бездарно убито почти два часа. День начался неудачно, нехорошим оказалось и его продолжение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});