были они — остановились. Старший был опоясан пилой, как настоящий лесоруб. Младший засунул руки глубоко в карманы штанишек и испуганно смотрел на незнакомца.
— Бы что, боитесь меня? — с улыбкой спросил Микола.
Костик глядел на него открыто, не ожидая ничего дурного.
— Чего ж нам вас бояться? — ответил он вопросом.
— А вот он боится, — показал Микола на меньшего. Шурка поглядывал исподлобья, однако и он повторил: — Не-е. Чего ж вас бояться?
— Куда вы? Ну, ты, скажем, ясно — в лес, дрова красть. А ты? В беличью школу?
У Шурки была сумка с книгами и тетрадями.
— Не-е, — сказал мальчуган. — Я не в школу. Я ему помогать.
— Правильно, — улыбнулся Микола. — Двое — это уже сила. А сила, брат, и солому ломит.
Костик тем временем решил оградить себя от подозрений.
— А почему вы думаете, что красть? — сказал он. — Мы в свой лес идем.
— А сколько ж у твоего отца лесу?
— Три гектара, — ответил Костик, не задумываясь.
— А поля?
— Поля у нас только один морг, — на этот раз не соврал дровосек.
Микола захохотал.
— Ну видишь, как ты легко попался! Поля морг, а леса целых три гектара. И лошади своей нету, волоком потащишь. Знаем мы таких богатеев. В Грибовом лесу тяпнешь березку…
Костик немножко испугался:
— В каком Грибовом? Никакого Гриба я не знаю…
— Зато я знаю. В Дворке ты бывал когда-нибудь?
— Нет.
— Ну, вот видишь. А если б бывал, так и знал бы, что там сидит этот самый гриб. Старый уже гриб, червивый, однако ядовитый, как мухомор. Как ваша деревня называется?
— Болотце.
— Ну, видишь, как я угадал! И как раз здесь лес того Гриба. А из вашей деревни есть здесь у кого-нибудь свой лес?
— Только у Якуба Мамоньчика. У него семь гектаров.
— А поля?
— Поля еще больше — десять.
— Ну, так вот, он тоже гриб-мухомор. И вы к нему в лес?
— Нет, мы пойдем направо, в чужой.
Этот веселый дядька опять рассмеялся:
— А налево, по-твоему, свой?
— Нет, он тоже чужой, да из нашей деревни.
Веселый дядька похлопал Костика по плечу.
— Ты, брат, это правильно сказал, что у вас есть свой лес. Он — для всех, он народный, и вы его не крадете, а берете как свой. Только жаль, что без лошади…
Мальчики смотрели на Миколу, казалось, не понимая, чего он, этот дядька, хочет. И Микола подумал, улыбнувшись в душе: «Рановато им эта политэкономия».
— Идите, ребята, — сказал он, — только не попадитесь.
Костик улыбнулся:
— Пускай только попробуют нас поймать. Мне лишь бы из лесу выйти. Что ты, скажу, застал меня, что ли?
— Правильно. А ты, — обратился Микола к младшему, — рукавицы забыл взять?
— Забыл.
— Снегом руки потри. Смелей, орел! Ну, к смоловарне я этой дорогой выйду?
— Выйдете, — отвечал Костик. — Только все прямо да прямо.
— Ну, так бывайте, хлопцы, здоровы.
Веселый дядька пошел «все прямо да прямо», а дровосеки свернули направо — в лес.
Снежок хрустит под ногами. А солнце, солнце!..
— Придем, Шурка, под березку, — говорит Костик, — подсядем: джик-джик-джик… Большие ветки пилочкой, меньшие — ножиком, и готово бревно.
Шурке вспоминается сказка про Пилипку-сынка: «Поехал дед в лес и вырубил бревно…»
— Совсем, Костик, как папа рассказывал, — говорит он и шмыгает носом.
— Не-ет, то — сказка, — отвечает Костик. — А вот я вырасту еще больше, и у нас будет своя лошадь, и я буду ездить в лес.
— И я тоже, ого!..
— Нет, ты будешь еще в школу ходить. А я нет: хватит с меня, и так жить не на что.
Так говорила мама, но Костику кажется, что он своим умом до этого дошел.
— А я тогда буду еще большее и тоже буду ездить в лес, — говорит Шурка, чтоб доказать, что и он не всегда будет в школу ходить.
— Нет, брат, ты еще сопляк.
Шурка в ответ только шмыгает носом и утирает его замерзшим кулаком. И как это он рукавицы забыл?..
А тем временем вошли в лес. Сперва кусты на кочках, затем подлесок — березки, дубки, ольшаник, елочки, как квочки, расселись. А солнце, солнце!..
— Вот зайчик пробежал, — показал Костик, когда они свернули с дороги на целину, в кусты.
— Где?
— Да вот следы, видишь, вот! Здесь и здесь. Двумя ножками… Нет, правда, четырьмя.
И точно: от елочки — заячьи следы, словно кто-то пробежал, опираясь на палочку. Потом пошли ели, березы, ольхи, осины. Стало затишнее и теплее. На елях, как свечки на новогодней елке, золотились на солнце большие шишки. Что-то шевельнулось в зеленых иголках, и посыпалась, заискрившись на солнце, снежная пыль.
— Ти-ше, — прошептал Костик. — Это белка. Я крикну — вот сиганет!..
Шурка и так молчал, насторожившись, как кот на мышиный шелест в соломе.
— Ого!.. — крикнул изо всех сил Костик. Шурка даже вздрогнул. «Ого!» — охнуло меж деревьев глухое зимнее эхо. Все снова стихло, а на елке все-таки что-то шевелится. Вершины шушукались: это ветерок пробирался поверху. А так — все тихо-тихо, только синички: ци-сик, ци-сик…
— Ну, давай пилить, Шурка, а то ты уже замерз. Вот эту.
А была эта березка — пестренькая, длиннокосая, как и все наши березки. Вокруг нее — козьи следы и «бобы».
— Что это, Костик, ходило — овечки?
— Где там овечки. Козы дикие, серны…
И чего он смеется, этот Костик?.. A-а, негодник, толкнул рукой березку, а сам поскорее съежился. Жгучая снежная пыль посыпалась с веток на Шурика. И на лицо, за ворот забралась…
— Ы-ы! Костик-хвостик! Я скажу ма-аме-е, — захныкал Шурка.
— Видели, дурака, — ругается в лесу… Не плачь, это же приятно, снежок. Видишь, какой он блестящий на солнце…
Успокоил братишку, отряхнул, и начали пилить. И правда: пила звонко джик-джик-джик, а на снег сыплются опилки. Они брызгают и на руки Шурику и на лицо, одна попала на веко и жжет… Шурка смахнул ее рукой, и снова джик-джик…
— Да не дергай ты пилу, не нажимай! — сердится Костик.
Шурка изо всех сил старается не дергать, а все-таки дергает. Джик-джик-джик…
— У-ух, как трудно с тобой! — вздыхает Костик и садится на собственную ногу.
— Руки у меня померзли… — не выдержал Шурка.
— Померзли? Так и я же без рукавиц! Снегом возьми потри, как тот дядька говорил. Или нет, ты же еще маленький. Ты побей о плечи. Видел, как я делал?..
Шурка встает, отступает на шаг и взмахивает окоченелыми руками.
— Ай-ой! — закричал он и заплакал.
— Что ты, что? — вскочил Костик.
— Во!
Это — соседняя березка. Шурка ударился об нее запястьем и вдобавок снова обсыпался