Читать интересную книгу Шамиль - Булач Гаджиев

Амирхан похоронен в Чиркее.

Уроженец аула Карата Хаджио был преданным другом имама и его казначеем. Хаджио участвовал во многих боях, отличался храбростью. В последний день Кавказской войны 25 августа 1859 года был в числе последних товарищей Шамиля (на Гунибе). Из его обязанностей отметим следующие. Хотя казначей не входил в состав Совета Шамиля, но на его заседаниях всегда присутствовал, притом садился близко к имаму, чтобы при необходимости дать ответ на тот или иной вопрос. Во время каких‑либо переговоров или встреч становился радом с Шамилем. По вечерам он с фонарем обходил двор в Ведено и пересчитывал пленных. Это также входило в круг его обязанностей. Надо сказать, что хотя Хаджио был казначеем, о финансах он имел самое отдаленное представление. В 1854 году Шамиль потребовал за грузинских княгинь, кроме своего сына, около 5 миллионов рублей серебром. Того же хотел и «министр финансов»

Хаджио. Никакими доводами убедить Шамиля и его казначея в фантастичности названной суммы не было возможности. Хаджио даже старался доказать пленным княгиням, что цифра невелика: казначей достал где‑то газету «Русский инвалид» и принес ее грузинкам; в ней говорилось, что английская королева Виктория отдала кому‑то за пленников миллионную сумму. Хаджио считал, что и царица России должна заплатить за пленниц большие деньги. Каково же было удивление Хаджио, когда он, получив за пленных княгинь 40 тысяч рублей серебром, не мог вывести их даже на двух арбах — так велика была масса денег.

Бескорыстие, честность, доброта Хаджио снискали симпатии людей. Особое уважение к нему вызывает его решение добровольно уехать с Шамилем в Калугу.

В России Хаджио выполнял приблизительно те же функции, что и на родине. В основном он распоряжался деньгами. И, как прежде, самым поразительным было то, что казначей никогда не знал, сколько средств у него в наличии. Нередко получался перерасход, только однажды повздорил Шамиль с Хаджио на этой почве.

В Калуге необыкновенное удовольствие получал Хаджио от посещения театра, балов, вечеров, куда местное дворянство приглашало Шамиля и его близких. Имам никогда долго не задерживался на них. Вместе с ним уезжал старший сын Кази–Магомед. Оставались младший сын Мухаммед–Шеффи и Хаджио. Как только бывший имам покидал их, из очень строгих и смиренных они превращались в общительных и веселых людей. Русские находили Хаджио симпатичным. «Хаджио — красавец собой, — писал о нем И. Захарьин, — белоснежное лицо, обрамленное изящною, небольшою бородою, черные блестящие глаза и длинные ресницы, строгий профиль, алый рот, жемчужные зубы… среднего роста… на нем был шелковый бешмет, дорогого сукна черкеска, редкое оружие — шашка и кинжал…»[26]

Хаджио очень хотел научиться говорить по–русски. С усердием учился он и танцам. И добился своего. Через год он свободно владел чужим язы–ком, танцевал кадриль, и уже не одна дама томно вздыхала при встрече с ним. То ли в шутку, то ли в всерьез Хаджио говорил: «Все, что шариат запрещает, — хорошо, а что позволяет, — то все дурно».

С 1866 года, после присяги царю, Хаджио с разрешения имама выехал на родину, в Карату. Популярность его в Дагестане была велика. Казначея и близкого друга имама приходили слушать в Карату из самых отдаленных аулов. Из уст в уста передавались рассказы о Шамиле, о его житье–бытье, о семье имама, о порядках в России и о многом другом.

Хаджио знал русский язык, настроен был миролюбиво, и поэтому областное начальство решило использовать его авторитет на службе царю. Бывшего казначея имама назначили ункратлинским наибом. В 1871 году там началось восстание. По одной из версий, тогда в перестрелке погиб и бывший казначей. Останки его перевезли в Карату и похоронили в верхней части аульского кладбища, недалеко от могилы сына Шамиля — Джамалутдина.

НАИБЫ

В низамах Шамиля имеется раздел «Положение о наибах», состоящий из 14 глав. Главы очень сжаты, и полный их текст займет не более 3–х — 4–х машинописных страниц. Зато их содержание дает исчерпывающий ответ на вопрос о правах и обязанностях наибов.

Первая глава требует от наиба буквально следующее: «Должно быть исполнено приказание имама, все равно, будет ли оно выражено словесно или письменно, или другими какими‑либо знаками; будет ли оно согласно с мыслями получившего приказание или несогласно, или даже в том случае, если бы исполнитель считал себя умнее, воздержаннее и религиознее имама»[27].

Во второй главе говорится, что «на войну или на работу» надо идти «без лицемерия». Когда в чьем‑либо наибстве произойдет несчастье, «прочие наибы должны спешить на помощь… без промедления», — гласит третья глава. «Не должно наговаривать (одному наибу на другого) перед имамом, хотя бы они знали друг о друге в действительности предосудительные поступки», — указывает пятая глава. «Относительно охранения страны своей и границ, — записано в следующей главе, — нужно быть всегда начеку, днем и ночью».

Седьмая глава требует удерживать себя и подчиненных своих от взяточничества. В десятой говорится, что при отступлении в бою наибам нужно не бежать в беспорядке, не оставлять позади себя имама, а «напротив, они должны окружить его и не делать без него ни одного шагу…»

Одиннадцатая глава категорически запрещает грабить жителей населенных пунктов, куда прибывают войска наибов. Запрещая открывать секреты государства другим наибам, семье, братьям, тринадцатая глава заключает: «Когда будут открыты тайны, то дело дойдет до погибели».

«Положение» было оглашено в 1847 году на съезде в ауле Анди. При этом событии, обращаясь к наибам, Шамиль произнес краткую речь: «Несколько раз я видел ваше положение и испытал дела ваши, я запрещал вам и увещевал вас оставить мерзкие поступки и отвратительные происки, в которых коснеете, — и так как вы все еще не пробудились, то я пожелал издать этот низам и положить, его общим руководством между людьми»[28]. Тех наибов, которые одобрили низам, он пригласил поставить свои печати в журнале и снять копии с «Положения», хранить их и справлять свою службу в соответствии с ним.

«Если же между вами найдется такой, который не в состоянии будет перенести его (этого низама — Б. Г.) трудности, — заканчивая речь, говорил Шамиль, — тот пусть оставит свою должность и сойдет в число простонародья[29].

В своем ответе наибы выразили свое полное согласие со всеми главами «Положения», сняли копии с него, и в журнале, где рукою Шамиля изложено оно, поставили свои печати.

Должности наибов существовали еще задолго до Андийского съезда, но только на нем эти должности были законодательно определены и утверждены. В основном во главе наибств стояли храбрые и распорядительные люди. В большинстве это были выходцы из состоятельных семейств, что, конечно, неблагоприятно отражалось на подчиненных. Только Ахверды–Магома, Уллубий и еще несколько других наибов происходили из узденей и даже гулов–рабов. Наибы хорошо одевались: на правом плече носили серебряные пластинки, а пятисотенные и сотенные — медали. От имени имама они давали распоряжения, разрешали споры, собирали налоги с населения, готовили ополчения из рекрутов, чтобы защитить подчиненную им территорию от вторжения царских войск; а при надобности они обязывались со своими бойцами стать под знамя Шамиля и действовать в том районе, где приказывал имам.

Но оказалось, что не всякий сметливый и храбрый военачальник, какими были почти все наибы, может хорошо управлять народом. Кроме того, многие из них, невзирая на подписи и печати, поставленные в «Положении», стали преследовать не общенародные, а свои личные интересы. Многих из них Шамиль смещал, даже предавал смертной казни. Но и эти крайние меры не приносили пользы, так как новые наибы оказывались не лучше смещенных.

Были, разумеется, среди наибов и честно выполнявшие свои обязанности. Биографии нескольких военачальников, очень разных по уму и характеру, нам помогут в какой‑то мере разобраться в той сложной обстановке, в которой Шамилю приходилось жить и работать.

Имя храбреца, военачальника Шамиля Ахверды–Магомы стало известным еще при втором имаме Дагестана — Гамзат–беке. Шамиль питал глубокие симпатии к Ахверды–Магоме и считался с его мнением.

В 1837 году предполагалась поездка Николая 1 на Кавказ. Командование решило сделать своеобразный миролюбивый жест — пригласить Шамиля к царю и уговорить прекратить борьбу. В Чиркату был отправлен «верный» человек. Микаил, так его звали, убедил Шамиля явиться к роднику на Гимринском спуске, где его с 15 солдатами будет ждать генерал Клюки фон–Клугенау.

Свидание состоялось. Противники пожали друг другу руки, сели на бурку. Узнав суть предложения, Шамиль категорически отказался видеться с царем Николаем I. «Я решил, — сказал Шамиль, — не отправляться на свидание, потому что я многократно видел от вас измену…»[30]