Англичане подняли радостный крик, когда они, подойдя к занятым позициям, нашли там комманданта Спрейта, который, не зная о том, что его фельдкорнет покинул позицию, отправился туда один.
— Куда вы идете? — закричал он.
— Руки вверх! — отвечали англичане.
Комманданту ничего более не оставалось, как сдаться. Солдаты захватили его к себе и зажгли поскорее огонь, чтобы увидеть, кого же они наконец поймали. Рассмотрев бумаги, находившиеся в его кармане, и увидев, что поймали важное лицо, они подняли радостный крик[22].
Услыхавши эти крики, я думал, что неприятель хочет сделать нападение на нас. Я приказал всячески отстаивать позицию, так как знал, что эта позиция составляла ключ к возможному спасению генерала Кронье. Но, к моему удивлению, нападения не последовало. Так как никому и в голову не могло прийти, чтобы 2000 человек, которые уже наполовину взяли наши позиции, отступили, то каждый из нас ожидал кровавого нападения на следующее утро. Мы решили ни в каком случае не покидать наших мест, так как все знали, что случись, что Кронье не успеет спастись, нас всех постигнет страшное не-счастие. Под влиянием этих ужасных мыслей, мы остались все на наших местах.
— Вперед! — услышали мы незадолго до рассвета.
Что же случилось?
Моментально все оцепенели и с напряженным вниманием стали вглядываться в темноту, ожидая ежеминутного нападения англичан. Мы затаили дыхание, прислушиваясь, не услышим ли где поблизости подкрадывающиеся шаги. Но ничего не происходило. Стало светать... И что же? Возможно ли это? Не обманывает ли нас наше зрение?...
Неприятель ушел!..
Мы были поражены. Радость сияла на каждом лице. Всякий говорил:
— Хоть бы теперь-то захотел генерал Кронье освободиться!
Это было утром 25 февраля.
Конечно, неприятель вскоре увидел, в чем дело. К 9 часам он подошел к нам с двумя орудиями, обходя нас большими силами справа и слева. У меня оставалось всего несколько зарядов для орудия Круппа и 30 для орудия Максим-Норденфельдта; теперь пришлось пустить в ход последние. Я послал одно орудие направо, другое налево и ненадолго помешал снова англичанам. Еще раньше приказал я артиллеристам после последнего выстрела увезти орудие в безопасное место по направлению к Петрусбургу. Увидев теперь, что они это делали, я понял, что заряды истощились.
Бюргеры, старавшиеся задержать фланги неприятеля пушечными выстрелами, не могли теперь устоять против огромной силы и тяжелых орудий англичан. Вскоре после того, как увезли наши пушки, я увидел, что и они отступают (позднее буры стали это называть: trappen).
Что оставалось делать? Меня беспрерывно осыпали снарядами, и, кроме того, ружейный огонь действовал против нас с самого утра. Все это еще мы бы выдержали. Но теперь неприятель нас обходил. Как ни горько было мне, но я должен был отдать ключ к спасению генерала Кронье в руки неприятеля. Спешно распорядился я сняться с позиций. Все тоже видели, что, останься мы еще, мы все бы погибли.
— Если мы здесь останемся, генерал, то будем заперты вместе с генералом Кронье, — говорили они.
Все благополучно ушли, за исключением фельдкорнета Спеллера, который, к моему глубокому огорчению, был взят в плен с 14 человек. Это произошло вследствие того, что мой адъютант, который должен был передать и ему мой приказ, забыл в общем смятении это сделать. Храбрый фельдкорнет Спеллер, заметив, что остался с 14 воинами один, мужественно защищался, пока не был взят. Англичане поплатились несколькими убитыми и ранеными, прежде чем взяли храбреца в плен.
Сообразив, что нужно удирать что есть мочи, я все же не думал, что дело наше уж так скверно. Англичане очень быстро заняли позиции направо и налево, выставив орудия, и нам пришлось 9 миль скакать под их выстрелами. И на таком огромном расстоянии, когда еще и ружейные выстрелы были направлены на нас — удивительное дело! — у нас был всего один человек убит и один ранен, да еще несколько лошадей.
Позиции, оставленные нами, были заняты теперь англичанами, и генерал Кронье был окончательно заперт, так что о спасении нечего было и думать.
В тот момент, когда мы освободились из-под выстрелов англичан, подошли наши подкрепления, которых мы ждали из Блумфонтейна; между ними находились комманданты Тениссен из Винбурга и Вилонель из Сенекаля — все под начальством генерала Андре Кронье.
Немедленно собрались все офицеры и стали совещаться о том, что еще можно сделать для освобождения генерала Кронье. Было решено вернуть покинутые мною позиции. Но теперь местность перед нами была так пересечена, что, оказалось, надо было брать приступом три позиции. Решили также, что нападение должно сделать тремя частями.
Генерал Филипп Бота должен был с коммандантом Тениссеном взять наши прежние позиций у Стинкфонтейна, генерал Фронеман первые оттуда позиции к северу, а я с генералом Андре Кронье еще совсем другие, лежавшие еще более к северу.
Нападение должно было состояться на следующее утро.
Штурм генерала Бота не удался, что следовало приписать главным образом тому, что рассвело прежде, чем он дошел до позиции англичан. Произошло жаркое дело, следствием которого было взятие в плен комманданта Тениссена с сотнею людей. Отчего это произошло, оттого ли, что коммандант Тениссен безрассудно надвинулся на неприятеля, или оттого, что генерал Бота опоздал поддержать его, мне трудно сказать, так как со своей позиции я не видел хорошо, как было дело. Но когда мы возвращались со штурма, то некоторые бюргеры, бывшие очевидцами, обвиняли генерала Боту. Сам же он обвинял комманданта Тениссена в неосторожности. Как бы там ни было, попытка наша не удалась, позиция не была отнята и коммандант Тениссен с сотнею людей был взят в плен. Но что было самое ужасное — это то, что на бюргеров напал панический страх. Это было начало той страшной паники, которая распространилась среди буров после сдачи Кронье с его тысячью людей.
Я все-таки еще не хотел считать дело потерянным.
Накануне прибыл ко мне Дани Терон, всем известный незабвенный капитан разведывательного отряда. Я спросил его, не согласится ли он, пробравшись к Кронье, передать ему устно мое предложение и совет. Я не рисковал писать ввиду того, что письмо легко могло попасть в руки англичан.
Немедленно последовавший ответ, какой только и можно было ожидать от такого героя, каким был Дани Терон, звучал кратко, определенно и гордо:
— Да, генерал, я иду!
То, что я предложил ему, было не только храбрым, рискованным делом, но это превосходило вообще все, что было сделано в течение этой кровавой войны.
Я отвел его в сторону и сказал ему, что он должен передать генералу Кронье, что все наше дальнейшее дело, вся судьба, зависят от того, уйдет ли он от неприятеля или нет, и если случится последнее, то это будет непоправимым ударом для бурского народа. А потому я предлагаю способ, посредством которого он может спастись. Для этого он должен оставить свой лагерь на месте и ночью пробиться через неприятельские силы, а я берусь встретить его в двух пунктах и помешать англичанам преследовать его.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});