Переливая в звуки
Мои глухие чувства,
На самых резких нотах
Перепела поют.
МЕДОВЫЕ ПЧЕЛЫ
Каждое утро на луг прямиком
Пчелы из улья летят с ветерком,
Чтобы умыться росой-хрусталем,
Серые пчелы и желтые пчелы.
Пчелы пытают цветок-однолюб,
Жадно сосут дивный мед его губ,
Может быть, труд их покажется груб;
Та улетит, прилетает другая.
Время свиданья идет на закат,
Пчел вереницы обратно летят,
Больно расстаться, но травы молчат,
Боль тишиною объята.
Утром печаль отпускает цветы,
Снова они и светлы, и чисты,
Соком и свежестью всклень налиты.
Так и летают до осени голой
Серые пчелы и желтые пчелы.
ЛЮБОВЬ К ГОРОДУ
Тропы славы идут через город.
М.Исмаил
Да, это чувство мне не скрыть уже,
Как сказано друзьями справедливо.
Но чувство к городу в моей душе
Стоит лицом к лицу со сжатой нивой.
Да, гложет зависть и меня порой.
Портрет поэта — что он выражает?
Тут он рябит в газете городской,
А там вода арыка отражает.
Все камни детства прокляли меня,
Посаженные мной трещат дубравы.
Зачем же среди суетного дня
Мне кружит голову желанье славы?
Перевел с азербайджанского Юрий КУЗНЕЦОВ
СМЕРКАЕТСЯ В ГАШГАДЖЕ
Меня эта ночь не застанет в пути.
Смеркается в Гашгадже.
Последний подъем остается пройти.
Смеркается в Гашгадже.
Неужто я здесь задержусь до утра,
В густых облаков шалаше?
На гору сползает ночная чадра
Смеркается в Гашгадже.
Чем ближе родное селенье и дом,
Тем жарче тревога в душе.
Летучая мышь задевает крылом.
Смеркается в Гашгадже.
Звезда надо мною осколками льда.
Так часто случалось уже —
В село возвращаюсь родное, когда
Смеркается в Гашгадже.
Едва различая дорогу, бегу
По кручам, камням, черемше…
И даже в дверях улыбнуться смогу.
Смеркается в Гашгадже.
ТЕБЕ
Эхо первой любви расплескалось,
Раскололось о камни. Ну что ж…
У тебя моя нежность осталась,
У меня — твоя сладкая ложь.
Тихо падают жаркие листья.
Надо мною смеется судьба.
У тебя — мои ранние письма.
Что осталось, скажи, от тебя?
Говорить о минувшем нелепо.
Отжелтела луна, отцвела.
У тебя — мое синее небо,
У меня — твоя снежная мгла.
Жизнь моя слишком скоро сгорела,
И была ли кому-то нужна?..
От тебя на ветру оголтелом
Только песня осталась одна.
Перевел с азербайджанского Александр АНАНИЧЕВ
"СОКРЫТЫ КОРНИ ПОД ГЛУБОКИМ СПУДОМ..."
Корни поэзии Годжи Халида (Номизада Халида Оглу Закарияева) действительно сокрыты для многих "под глубоким спудом". Этот талантливый азербайджанский поэт в своих исповедальных монологах нередко прячется за маской деревенского простака.
В эпоху горделивой урбанизации он любит вызывающе подчеркнуть, поддразнивая высокомерного горожанина: "Мои стихи благоухают сеном…". Но искушенный читатель сразу почувствует в них древнюю поэтическую культуру Востока: на ее плодотворной почве выросли многие образы Годжи Халида.
Погружаясь в поэтический мир автора (а многие стихи воссоздать по-русски помог признанный мастер русской философской поэзии Юрий Поликарпович Кузнецов), вспоминаешь основанный в Багдаде "Дом мудрости" с огромной библиотекой (к великой печали, разоренной в наше время). Этот очаг книжной духовности еще в начале IХ века стал главным переводческим центром произведений античных мыслителей на арабский язык, впрочем, как и "Дом знаний" в Каире, обладавший уже в XI столетии уникальным собранием религиозной и научной литературы.
Особенно созвучны стихи Годжи Халида средневековой восточной миниатюре, динамичной, изощренной, изыскано условной и декоративной одновременно. Это своеобразная живопись без светотени и перспективы — "мир восточной миниатюры, — утверждают московские искусствоведы Т.Каптерева и Н.Виноградова в монографии "Искусство средневекового Востока", — это слияние реальности, вымысла и символики. Ее образы праздничны, полны радости жизни. Чаще всего представлен роскошный сказочный сад. Розовые, голубые, сиреневые, золотые, покрытые пестрым ковром цветов лужайки окружают громоздящиеся скалы, подобные кускам драгоценных камней. Небо золотое или ярко-синее, с затейливо бегущими облаками …все это, связанное единым композиционным и цветовым ритмом, создает образ пленительной красоты. Искусство миниатюры отличает одухотворенное чувство природы. Пейзаж, только обозначенный в произведениях багдадских миниатюристов 13 столетия, пробрел в живописи Среднего Востока особое значение. Появились даже уникальные изображения чистого пейзажа".
Убеждена — когда-нибудь пейзажная лирика Годжи Халида (стихотворения "Медовые пчелы", "Поселок бабочек", "Весна", "Осенняя вода", Снопы света") будет проиллюстрирована миниатюрами знаменитой ширазской школы, возникшей в городе на юге Ирана, где родились великие Саади и Хафиз. Ибо редкое в наши дни ощущение души, трепещущей от стихов, естественно одухотворяющей природную красоту, — эмоциональный стержень стихов Годжи Халида. Живет это ощущение и в одиннадцати пейзажных миниатюрах, украсивших в 1998 году "Антологию персидской поэзии".
Читая праздничное, весеннее стихотворение Годжи Халида "Поселок бабочек", возвращаешься мыслью к словам сирийского поэта Х века, утверждавшего, что любое время года "превосходит лучезарная весна: она приносит цветы и свет. Тогда земля — яхонт, воздух — хрусталь". А драматический финал стихотворения Годжи Халида "Дождь ночной — из моих воспоминаний" заставляет вспомнить трагический образ ночи, возникший в газелях Алишера Навои (1441-1501): "То — ночь измен? Что ширь небес в дым стонов облеклась…", "Всю ночь он стонет до зари в мученьях и кручине…" (перевод С.Иванова).
При этом Годжа Халид избирателен и осторожен в своем следовании поэтической восточной традиции: он избегает цветистости и ритуальных красивостей. Строгость и благородная простота его стихов, убедительная точность пластично вписанной в поэтическую ткань живой детали, афористичность и лаконизм — следствие многолетней учебы поэта у поэтических авторитетов Европы, у гениальных славянских витязей Федора Тютчева и Афанасия Фета, Сергея Есенина и Николая Рубцова, чьи стихи благодаря таланту Годжи Халида обрели новую жизнь на азербайджанском языке.