Я еще не дошла до машины, а он уже открывает передо мной дверцу.
— Давно ждете? — спрашиваю я, опускаясь на прохладное кожаное сиденье.
Переднее сиденье. Уилсон знает, что сколько бы он ни настаивал, сзади я не сяду.
— Не очень, — отвечает он.
На лице у него играет бесстрастная, всезнающая улыбка. Вокруг носа и в уголках глаз залегают глубокие складки. Нос испещрен нитями поврежденных кровеносных сосудов. Сколько себя помню, он всегда выглядел таким же старым и таким же потрепанным.
— Несколько часов? — уточняю я.
— Нет, — говорит он, закрывает дверь, обходит машину спереди и занимает водительское место.
— Врете, — отвечаю я, поднимая с приборной панели книгу в мягкой обложке. «Дэвид Копперфильд». Уголок страницы загнут чуть ли не посередине.
— Я начал читать несколько дней назад, — поясняет он, когда мы вливаемся в редкий поток воскресного транспорта.
— Ну да, конечно.
— Вы бы предпочли, чтобы она позволила вам идти пешком?
— До дома десять минут. Думаю, я бы справилась.
— То есть за это вы бы на нее не разозлились? — спрашивает он.
В ответ угрюмо смотрю на него.
— Знаете, мы с Карлой слушали ваш подкаст, — говорит он. — По-моему, он очень хорошо сделан.
— Я не выдам вас маме, — отвечаю я, хотя мне на удивление приятно слышать похвалу из уст Уилсона.
Они с женой работали на нашу семью с тех пор, как мы с Мэгги были детьми. Карла готовила, иногда присматривала за нами, исполняла роль экономки. Уилсон водит машину, ухаживает за садом и заботится о Карле. Приятно знать, что кто-то еще, кто знал Мэгги — кто любил ее и остро ощутил ее потерю, — одобряет мою работу.
— Не говорите глупостей, — отвечает он. — Я сказал ей то же самое.
— Вы сказали маме, что слушали мой подкаст? — спрашиваю я.
— И что счел его очень хорошим.
— Вы смелее, чем я.
— Это она попросила меня его послушать, — говорит он.
Это настолько невероятно, что даже смешно. Я поворачиваюсь к нему лицом.
— Моя мать попросила вас послушать? Моя мать? Саманта Риз? Блондинка, ростом около пяти футов восьми дюймов, спина такая прямая, как будто она завела интрижку с хиропрактиком?
— Она самая, — отвечает Уилсон. — Она попросила меня послушать и дать ей знать, нет ли там чего-нибудь, потенциально компрометирующего семью.
— Ах, понятно, — вздыхаю я. — Наверное, у нее в расписании нет времени для подобных вещей. Защищать честь семьи от дочери-предательницы.
— Вы к ней слишком суровы, — говорит Уилсон. Знакомая песня, как будто он ждет, когда я наконец достигну возраста, при котором забуду, насколько мама осложнила мне детство. — Она боялась, что слишком расстроится, если сама послушает, — продолжает он.
— Это не ей пришлось прожить все это в реальном времени, — возражаю я. — Ей не пришлось говорить с человеком, который нашел тело. Ей не пришлось сдавать образец ДНК.
Обычно я стараюсь не вспоминать то утро, когда я сидела, прижав вспотевшие ноги к пластиковому стулу в полицейском участке Двадцать четвертого округа, пытаясь разобраться, о чем мне молиться, пока я ждала, что меня вызовут сдавать генетический материал, который может совпасть с ДНК Неизвестной.
Без сомнения, Бог осудил бы меня, начни я молить о смерти сестры, просто чтобы наконец получить ответ. Я могла бы молить о прощении за то, что провела столько лет, пытаясь забыть сестру, пытаясь забыть вопросы, на которые не было ответа, пока я ходила дегустировать вино с Эриком, тренировалась в спортзале и смотрела сериалы на Netflix Андреа.
Я наконец поняла все, когда детектив Олсен опустился возле меня на колени. Он ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. С извиняющимся видом он открыл упаковку набора для анализа ДНК. Импульс, который я ощутила как трепетный звон колокола, пробудил во мне желание найти утешение в объятиях мужчины. Лишь танец на краю той бездны, которой я боялась больше всего, мог умиротворить меня: будучи беззащитной, бросить им вызов, пускай попробуют причинить мне боль. Когда они этого не делали, удовольствие было во сто крат слаще.
— Результаты будут через несколько дней, — сказал он. — Я вам позвоню. Приходить необязательно.
Я кивнула, не в силах выдавить ни слова.
— Держитесь, хорошо? — сказал он, положив руку мне на плечо и озабоченно глядя на меня, как будто сумел предугадать, что я собиралась совершить.
Как, например, той же ночью, когда я, не в состоянии заснуть, отправилась на пробежку и впервые с тех пор, как мне было двадцать, переспала с кем-то, кроме Эрика, в подсобке бара «Матильда». Или как несколько недель спустя, когда один из официантов Коулмана прижал меня к раковине. А после этого было еще много других.
Но в тот первый момент с детективом Олсеном вместе с яркой вспышкой желания я вспомнила, о чем должна попросить. И я обратилась к тому, кто мог меня услышать: «Дай мне еще один шанс. Дай мне еще один шанс, я больше никогда не забуду о ней».
— Думаете, ваша мать не сделала бы этого, если бы ее попросили? — говорит Уилсон, сворачивая на длинную, обрамленную деревьями улицу, ведущую к нашему дому.
Пытаюсь представить себе, как Уилсон отвозит маму в Роджерс-парк, ждет вместе с ней на одном из этих пластиковых стульев, пока детектив Олсен не принесет набор для анализа ДНК.
— Я думаю, что они не просто так позвонили именно мне, — отвечаю я, вспоминая, сколько раз за последние десять лет я угощала регистраторшу из приемной коронера завтраком. Чтобы она держала Мэгги в памяти. Чтобы убедиться, что у нее есть мой номер телефона на случай, если понадобится. — Потому что я единственная, кто все еще ищет ее.
Некоторое время Уилсон молчит, и я решаю, что в этом раунде победа за мной, но тут он тихо продолжает:
— Она ищет. По-своему.
— Ну да, устраивает обед для фонда имени Мэгги, на котором одна тарелка стоит пятьсот долларов.
— А еще она пригласила репортера из «Трибьюн», — возражает он.
— Который пишет в колонке о моде. Но маме не особо понравилось, что подкаст получил три колонки на передовице.
Седые брови Уилсона подрагивают. В доме это явно обсуждали, хотя я не могу определить, чью сторону он принял и с кем спорил.
— Ваша мать предпочла бы, чтобы ваше расследование было не столь… публичным.
— Она бы предпочла, чтобы я не обсуждала на публике подробности жизни Мэгги. Например, то, что она, возможно, занималась сексом. С девушкой.
— Не в этом дело, — говорит он. — Ей не дает спать по ночам то, что вы живете в том городе одна. Зная, что человек, похитивший вашу сестру, возможно, тоже