— Разве ты не знаешь? — Он пожал плечами. — Хотя с какой стати тебе это знать? Я делаю мультфильмы, Брук. Правда, хотел… мне нужно было работать дома, и когда другу пришла в голову идея создать детский телесериал… — он опять пожал плечами, — это было хоть какое-то занятие.
Потом вернулась бы Брук, и он взялся бы за намеченное? Да только она не вернулась.
— Если ты все еще занимаешься этим, значит, ты преуспел, — бодрым тоном сказала она. — Я могла их видеть?
Он скупо улыбнулся.
— Не знаю, Брук. Это зависит от того, часто ли ты смотришь детские телепередачи.
Проводя долгие часы у постели матери, она мало что видела.
— Ну а все-таки?
Он пожал плечами.
— Первым был «Мышонок Эйнштейна», потом «Пряник и Помадка», «Воздушный шарик Беллами»…
Она изумленно уставилась на него. Так это он сделал такие прелестные мультяшки? Фиц истолковал ее молчание как отрицательный ответ.
— Ну, может, ты видела «Могглов»? Это самый последний…
— «Могглы»? Это твоя работа? Они же просто великолепны…
— Ты их поклонница? — Он улыбнулся. — Тогда, если тебе очень повезет, обнаружишь одного из них в своем рождественском чулке.
— А откуда он возьмется, этот Моггл?
— Мы открыли свое производство и торопимся изготовить их как можно больше к рождественским праздникам. И еще книжки.
— Ты делаешь это сам? И у тебя еще остается время на то, чтобы создавать фильмы? А время на то, чтобы жить, у тебя остается? — У Брук это было любимым присловьем. Хотя она ни разу не поинтересовалась, откуда оно, время на личную жизнь, у сестры возьмется.
Фиц гневно сверкнул глазами.
— Если ты спрашиваешь, остается ли у меня время для Люси, то ответ таков: я делаю так, чтобы оставалось…
— Нет, что ты, я не об этом. — Не думая, Брон успокаивающим жестом положила ладонь ему на руку. Покрытая темным загаром рука на ощупь оказалась теплой и мускулистой. Внезапно опомнившись, она быстро отдернула руку. — Я поражена. Честно.
— Правда? — Он опустил глаза в чашку. — Что ж, это поддерживает местную экономику, хотя и не идет ни в какое сравнение с трудами по спасению земли.
Боже, с какой горечью это сказано. Но чему удивляться — он ведь остался с ребенком на руках.
— Но Люси наверняка в восторге.
Он вскинул на нее глаза, явно удивленный ее теплотой и воодушевлением.
— Да, она идеально подходит для испытания опытных образцов. — Фиц неожиданно улыбнулся не скупой улыбкой, а широко, по-настоящему, и у Брон часто заколотилось сердце. — То, что не сломается, пройдя через ее руки, с легкостью пройдет все обязательные для игрушек испытания на безопасность.
— Бедный ребенок, — сказала она с неподдельным сочувствием. — Я знаю, каково это.
— Да? Я что-то не помню, чтобы ты страдала неуклюжестью. Скорее наоборот, но поскольку тогда ты проводила большую часть времени лежа на спине…
Брон мучительно покраснела, и бокал у нее в руке опасно задрожал. Она быстро поставила его на стол, получилось слишком резко, но Фиц отреагировал мгновенно, как человек, привыкший предотвращать катастрофы такого рода, и не дал бокалу упасть.
— Не исключено, что беременность временно излечивает от этого недостатка, — задумчиво продолжал он, поправляя бокал.
Брон сурово отчитала себя за потерю самообладания. Брук никогда не покраснела бы в подобной ситуации. Нельзя втягивать себя в такие разговоры. Обернувшись назад, она спросила:
— А что там насчет сэндвичей?
— Я полагал, что ты не голодна.
Его тон намекал, что он все понимает: она отказывается от приглашения в прошлое.
— А я и не голодна, — раздраженно сказала Брон. — Но не сидеть же здесь полдня ради сомнительного удовольствия наблюдать тебя за едой.
Фиц расслабился. Он уж начал было сомневаться, что его собеседница — та самая Брук Лоуренс, которую он знал. Он не помнил никакого шрама, да и этот румянец — что-то новенькое… Конечно же, он ожидал, что изменения будут. Тогда она была студенткой третьего курса, а теперь — большая знаменитость. Глупо было ожидать, что слава сделает ее более милым, более добрым человеком. И не сделала. Она просто пробует себя на роль матери. Поощрять ее в этом незачем.
— Расскажи мне о Борнео, — сказал он, когда принесли еду. — Ты ведь была там во время лесных пожаров, не так ли? — Си-Эн-Эн показало ее прижимающей к груди осиротевшего детеныша орангутанга и драматически взывающей к международному сообществу о помощи. Как странно, что она могла испытывать такое сильное чувство по отношению к обезьяне и оставаться такой равнодушной к собственной малышке.
— Мне не хочется говорить об этом, — попробовала уклониться от ответа Брон.
— Было совсем плохо, да?
Было действительно плохо. Даже лишенная сентиментальности Брук, вернувшись домой, выплакала все глаза. Брон никогда еще не видела ее в таком состоянии. Плакала ли она, когда отдавала Люси? Может, заперлась в своей комнате и ревела навзрыд, а потом взяла себя в руки и наклеила на лицо улыбку, чтобы никто не догадался о ее истинных чувствах? Именно так она и поступила после поездки на Борнео, когда начала кампанию с целью привлечь внимание мировой общественности к этим проблемам. Она делала то, что у нее исключительно хорошо получалось.
— Да, было плохо. — Тут им принесли сэндвичи, и это спасло ее от дальнейших расспросов.
— Что ты ей сказал? — спросила Брон, когда они подъезжали к Брэмхиллу.
— Что я сказал Люси? О тебе? — Он немного подумал. — Сказал, что ее мама совершенно особенный человек, делающий очень важную работу. Сказал, что тебе приходится часто уезжать и жить в таких местах, куда нельзя взять с собой ребенка. И что ты, хорошо зная, как нужна маленькой девочке стабильность, оставила ее со мной.
Это было сказано гораздо мягче, чем того заслуживала Брук, но он, понятно, хотел ее защитить. Ведь любовь матери — первейшая потребность ребенка.
— А ей разве не хотелось узнать, почему я никогда не навещала ее?
— Нет. К тому времени, как она достаточно подросла, чтобы задуматься над этим, она уже успела увидеть, что у многих ее сверстников только один родитель. А потом, позже… может, она думала, что меня ее расспросы расстроят.
Глубоко внутри Брон испытывала сострадание к этой незнакомой девчушке. Как если бы слышала тоненький плач среди ночи, который хватал за душу, и ей хотелось дотянуться до страдающего ребенка, прижать к себе, успокоить. И это было совершенно новое для нее чувство…
— Ты никогда не говорил, кто…
— Таков был уговор, Брук, — резко перебил он. — Если я беру ее, то она остается со мной. Ты сделала свой выбор, подписала бумаги…