Медленно ведя камерой по рядам родителей, чьи лица светились радостью оттого, что не было дождя, что они увиделись со старыми друзьями, что могут «поболеть» за своих детей, Фиц вдруг увидел прямо перед собой Брук, смеющееся лицо которой заполнило видоискатель. Она засмеялась в ответ на что-то, сказанное сидящей рядом женщиной, и все вокруг нее тоже начали смеяться. Что же в ней было такого, что заставляло людей думать, будто она очень славная!
Что бы они подумали, узнав, с каким дьявольским упорством она настаивала на прерывании беременности, как ему пришлось уговаривать ее, что рождение ребенка — это еще не конец света?
Он смотрел на нее через объектив, вспоминая, как она была молода и как испугана, как панически боялась утренней тошноты. В беременности для нее не было ни красоты, ни радости, это уж точно.
Ему стоило неимоверных усилий следить за тем, чтобы она ела как следует, чуть ли не силой гнать ее в женскую консультацию, записаться вместе с ней на курсы естественных родов, чтобы знать, что делать, когда все начнется. Он успокаивал ее, когда она обнаруживала следы растяжек, покупал специальное масло и натирал им ее быстро растущий живот, уверял ее, что она все такая же красивая и желанная…
Он даже печатал ей курсовую работу в последние месяцы, когда у нее возникли проблемы с давлением и ей было рекомендовано больше отдыхать, возил ее на лекции, следил, чтобы она соблюдала постельный режим в остальное время.
И сидел с ней все долгие часы родов, читал ей, растирал спину, давал сосать кубики льда, заставлял правильно дышать, когда ей хотелось лишь одного — дать себе волю и кричать, кричать. Наградой ему была возможность наблюдать обыкновенное чудо — рождение Люси. Он влюбился в нее с первого взгляда.
А потом, когда лежащей рядом с ней малышке не исполнилось и часа, Брук заявила, что отдаст ее на удочерение.
Он был на сто процентов уверен, что она об этом пожалеет, что через несколько недель или месяцев вернется, захочет расторгнуть сделку. Он умолял ее выйти за него замуж. Был готов на все, чтобы это крохотное, беззащитное существо осталось с ним. Она это поняла и использовала. Под очаровательной внешностью скрывалась самая крутая женщина из всех, кого он когда-либо встречал.
А когда она получила все, что хотела, и подписала бумаги о передаче Люси под его опеку, то сказала ему, что он сумасшедший. Может, так оно и было, но за те восемь лет, на протяжении которых он растил Люси, ставки еще больше возросли. Восемь лет назад он был очарованным простачком без малейшего понятия о том, как изменится его жизнь и какую ужасную ответственность он на себя берет. Теперь он это знал и готов был пойти на все ради того, чтобы Люси по-прежнему была с ним.
На все.
— Вы — мать Люси?
Пожонглировав своей чашкой с блюдцем, Бронти достала портмоне и извлекла десятифунтовую купюру.
— Да, — сказала она, расплачиваясь за лотерейные билеты. Как-никак, а Люси именно за этим и позвала ее сюда — чтобы все знали, что она не врала.
— Но ведь вы с Фицем не… не были…
— Женаты? — Бронти ощутила присутствие Фица у себя за спиной за секунду до того, как его рука опустилась ей на плечо, но все равно вздрогнула.
— Брук считает брак пережитком. — Он взял у нее чашку, со стуком подпрыгивавшую на блюдце. — Или по крайней мере считала. Может, сейчас ты считаешь иначе, дорогая?
Чувство уверенности в себе росло сегодня у Брон с каждым часом. Она провела годы, ухаживая за матерью, и привыкла к тому, что ее считают женщиной ограниченной. Ведь если бы она соображала, то поместила бы мать в интернат для престарелых и попробовала бы добиться чего-нибудь в жизни, как сестра. Правильно?
Временами она и сама так думала о себе. Самоуважение — это ведь во многом отраженное мнение других. Сегодня же люди относились к ней с уважением, восторженно внимали ее словам.
Что ж, она была достаточно хорошо осведомлена об идеях Брук и достаточно часто смотрела видеозаписи телевизионных программ, чтобы справиться почти с любым вопросом, какой могли ей здесь задать.
Другое дело — брак. Прошло очень много времени с тех пор, как они с Брук разговаривали по-сестрински, в том числе и о мужчинах, так что у нее не было ни малейшего понятия о том, как сестра смотрела на брак. У них как-то вообще не заходил об этом разговор. Сейчас, испытывая волнение от тепла его руки, она моментально лишилась уверенности и посмотрела на него снизу вверх в надежде на подсказку.
Его взгляд был непроницаем. Он бросил ей приманку, но ничем не намекнул, какого ответа ожидал.
Тут до нее дошло, что все ждут ее ответа, что она тут — главная, и у нее возникло некое ощущение власти; она почувствовала нежелание спускать ему что бы то ни было, особенно подобные дешевые штучки.
— Ты делаешь мне предложение, дорогой?
Мгновенно воцарилась полная скрытого смысла пауза, когда даже звук от падения булавки показался бы оглушительным грохотом, а потом Фиц все с тем же непроницаемым выражением лица пожал плечами и сказал:
— Предложение остается в силе.
Неужели он предлагал Брук выйти за него замуж?
— Мамочка! — Брон обернулась на голос Люси. Разумеется, он предлагал ей выйти за него замуж. Ведь у них был ребенок. Ребенок, которого он явно хотел, даже если у Брук были другие планы. — Мамочка, ты подойдешь поздороваться с Джози? Она моя лучшая подруга и очень-очень хочет с тобой познакомиться.
Брон посмотрела туда, где стояла с застенчивым видом другая маленькая девочка.
— Обязательно подойду, солнышко. — Она взглянула на взрослых, стоящих перед ней полукругом и заинтригованно переваривающих услышанный волнующий разговор. — Прошу меня извинить, — сказала она и, протянув Люси руку, позволила ей увести себя.
Фиц смотрел, как они уходят, обуреваемый желанием присоединиться к ним, усесться на траву рядом с ней и двумя девчушками и смеяться чему-то, как они. К ним подошла мачеха Джози с животом, свидетельствующим о поздней стадии беременности, ведя за руку маленького сынишку. Брук ласково притянула мальчика к себе, и ее лицо осветилось ласковой улыбкой.
Отвернувшись, Фиц оказался лицом к лицу с группой людей, которую только что оставила Брук; все они тотчас уставились на него. Он извинился и отошел, подхватив свою камеру, куда нужно было вставить новую кассету. Пальцы у него дрожали. Он фактически сделал ей предложение на глазах у дюжины свидетелей. Кто дернул его за язык? Просто смешно и глупо. Даже если предположить, что это ее заинтересует.
Боже мой, да у нее наверняка целая свита поклонников. Мужчин с деньгами. Мужчин, обладающих властью. Именно такие мужчины ей всегда нравились.