оставить в стороне человеческие качества, рассматривая только и исключительно профессионализм, то ничего, кроме скепсиса, и пожалуй, брезгливости, такие спецслужбы не вызывают. Они опасны только как часть системы, как часть государственного Молоха, своей надсудностью и надзаконностью.
Но впрочем, недооценивать возможности Государственного Аппарата, пусть даже проржавевшего и рассыпающегося на ходу, нельзя. Да и люди… какие ни есть, а чему-то обученные, что-то умеющие, набравшиеся какого ни есть, а опыта.
Здесь же… сложно судить, но отношение к КГБ, как к чему-то невообразимо могущественному, довлеющему над всей территорией Восточного Блока, если и оправдано, то лишь отчасти. Так-то оно так… но КПД, если верить позднейшим мемуарам, у этой махины низкое, и если уж приводить аналогии с механизмами, то это, пожалуй, паровой трактор конца девятнадцатого века.
Нечто очень массивное, тяжёлое, изрыгающее в воздух клубы чёрного дыма, воняющее и лязгающее всеми сочленениями. Впечатление, особенно на человека неподготовленного, эта махина производит, да и работу свою в общем-то выполняет, и становиться на пути этого механизма не стоит… Да я, собственно, и не хочу.
Навеянные моим виденьем парового монстра, в голову полезли разного рода исторические экскурсы, всё больше почему-то про Революцию и первые годы Советской Власти, а чуть погодя — становление ВЧК-ОГПУ, чистки рядов и тому подобное.
Когда, ещё в двадцатые годы, в СССР начали сколачивать собственные спецслужбы, делали это, по понятным причинам, на скорую руку, из того, что было под рукой. Профессиональные революционеры и уголовники, перешедшие на сторону Советской Власти, составили костяк, фундамент спецслужб[iii]. Ещё, кажется, было какое-то количество «сознательных» рабочих, чтобы это ни значило, ну и так — всякой твари по паре.
Хм… или вернее будет сказать, что из деталей разобранных механизмов собрали кое-как работающую машинерию? Давно устаревшую, попёрдывающую угольным паром, и с чудовищно низким КПД, но механики-самоучки, махнув на всё рукой, удовлетворились тем, что их изделие каким-то чудом не разваливается на части, а усовершенствование, как водится, было оставлен на потом.
Получившая Химера кое-как работала, но наилучшую производительность она показывала не в обеспечении безопасности страны, а в репрессиях против собственных граждан, и — собственных создателей! Чавкая и давясь, захлёбываясь кровью и страхом, она перемалывала жизни и судьбы, двигаясь вперёд под звуки выстрелов и бравурных маршей.
Потом, разумеется, были чистки, репрессии и война, и наверное, обновлённое МГБ, а позже и КГБ, стало иным, но вот кардинально ли? В своей основе, это всё та же Химера, нежизнеспособная в нормальных условиях…
— Да и люди там всё те же, — произношу я вслух, пытаясь поймать ускользающую мысль, но, покосившись на родителей, замолкаю.
Руководство КГБ, по большому счёту, выходцы из тех времён — не самые лучшие, не самые образованные, не самые умные…
… а просто — выжившие! Это люди, пережившие Большую Чистку, колебавшиеся вместе с Линией Партии, и поднаторевшие более всего не в оперативной работе, а в очень специфических аппаратных играх.
Бюрократы, верные прежде всего не идее Социализма, а системе НКВД, в которой они выросли. Люди, для которых важнее кастовость и идеология, и только потом — профессионализм.
Позже, даже я это знаю, они были разбавлены «комсомольцами» Шелепина[iv], но сейчас, если верить газетам, читая между строк, начался закат его карьеры. Зная, куда и как смотреть, понять не сложно…
— Н-да… получается, что на место сталинских волкодавов пришли бюрократы, — констатирую я, машинально расчёсывая место укуса под локтем.
— Хотя какого чёрта? — озадачиваюсь, отгоняя комаров, — С какого это дьявола они — волкодавы⁉ А… «В августе сорок четвёртого»[v] в голове вылезло, точно! Но сколько, на самом деле, реальных оперативников в Органах? Один процент? Два? А остальные — не волкодавы, не оперативники, а палачи!
— В лучшем, хм… — покосившись на родителей, я замолк, хотя говорил едва ли не шёпотом.
' — В лучшем случае они — бюрократы, поставившие репрессии на поток, по принципу «Лес рубят, щепки летят», и даже если они лично никого не пытали, то назвать их профессионалами можно только с натяжкой'
В голову пришла странная мысль, что, наверное, работники прокуратуры или милиции, как следователи и оперативники, дадут сто очков форы сотрудникам КГБ! Они, в массе своей, руководствуются Законом и Процессуальным Кодексом… в отличии от…
Поворачивая эту мысль так и этак, я не нахожу в ней каких-то противоречий. Действительно, КГБ, как бы оно ни называлось, всегда стояло и стоит НАД Законом.
Наверное, какие-то внутренние нормативные акты ограничивают их работу, но в целом, действия сотрудников так или иначе нарушают Закон. В этом сила спецслужб, и в этом же — их слабость.
Чувствуя, что мне нужно проговорить это вслух, я встал…
… ну и заодно, чтоб два раза не ходить, вон он, туалет. Главное — не провалиться…
— На смену старой… хм, гвардии, — рассуждаю я, расстёгивая штаны и прицеливаясь, — пришли сперва бюрократы из ВЛКСМ, а теперь, получается, вместе с Шелепиным их выдавливают из органов, меняя… А собственно, на кого⁈
— Впрочем, не важно… — застёгиваю ширинку, и, прикрыв за собой дверцу, иду к умывальнику, — Выходит так, что у них там сейчас период Междуцарствия, а значит, можно надеяться на некоторую пробуксовку…
… и все свои соображения, сжав в несколько предложений, я озвучиваю родителям.
— … а ещё, слышал в Посёлке такую байку от дяди Миши, — продолжаю, напрягая память и актёрские способности, — что раньше, ещё до войны, если человек, заметив какие-то нехорошие признаки со стороны органов, просто переезжал, его как бы теряли из виду.
— Понятно, — тут же поправляюсь я, — если дела мало-мальски серьёзные, то фигурантов искали хоть на краю света, а вот ради мелких пескариков напрягать весь аппарат не имело, да наверное, и не имеет смысла.
Отец, выслушав меня, замер и некоторое время сидел молча, и кажется даже, не дыша. Затем он медленно кивнул, быстро, и как-то по-новому, глянул на меня.
— Не знаю, как сейчас… — пожимаю плечами, действительно, имея очень мало понимания, но зато знакомый с таким понятием, как «мозговой штурм» и привыкший на квизах накидывать в команду любую информацию, какая может оказаться хоть сколько-нибудь близкой к теме.
— Я тоже, — чуть усмехнувшись, негромко отозвался отец, и совсем тихо добавил:
— Вырос…
Несмотря время к полуночи, сна у нас ни в одном глазу, и спать никто не идёт. Какой уж тут, к чёрту, сон…
Озябнув, я вернулся в дом за рубашкой, оставив родителей тихо разговаривать на крыльце.
Давно заброшенный, с нечастыми и неаккуратными постояльцами, дом пахнет сырость, мышами, трухой и всем тем нежилым, что невозможно описать словами, но что явственно понимается, стоит только зайти внутрь и вдохнуть неизменно затхлый воздух. Открыты окна