не покорилась своему хозяину.
Совсем скоро я замечаю перед собой черные ботинки своего палача, но не могу даже закричать. Сейчас он просто убьет меня. Сломает мою шею, как жалкую палочку. Поступит так, как привык поступать с непокоренными рабами.
Я не смотрю на него. Не могу смотреть. Мне страшно.
Закрываю глаза, впервые ощущая такую сильную безысходность. В этот миг я чувствую, как по моим обледенелым щекам катятся соленые горькие слезы от страха и понимания, что эта самая секунда может стать последней в моей жизни.
– Не надо, прошу…
Я шепчу этого одними только губами, практически беззвучно, даже не надеясь на милость Алихана. Я уже видела, как он поступает в таком случае с другими рабами, поэтому сейчас не строю никаких иллюзий. Демон пришел, чтобы ранить, разорвать и сломить меня. Если с кнутом он только забавлялся, то сейчас он явился, чтобы убить.
Жуткая, парализующая боль пронзает все мое тело, и к счастью, я все же проваливаюсь в спасительную темноту. Именно благодаря ей я не вижу, как меня раздирают на куски острые когти демона, который считает меня своей бесправной собственностью.
* * *
Мы практически проходим древний лес в округах Тегерана, когда я вижу, как со всех ног к нам бежит Тай. Мальчишка чуть ли не попадает под копыта моей лошади, буквально преграждая дорогу собой. Мне приходится сильно натянуть поводья, ставя животное на дыбы, чтобы оно не затоптало его мелкое тело.
– Тай, черт тебя побери, ты так сильно хочешь погибнуть под копытами лошади Господина?
Быстро окидываю его взглядом. Маленький слуга чуть ли пополам не сгибается. Он жадно хватает ртом воздух, пытаясь отдышаться. Словно очень быстро бежал сюда.
– В чем дело?
– Мой Господин. Простите меня. Ваша рабыня. Та с белыми волосами. Я просто сказать хотел.
– Прочь с дороги, щенок! Едем!
Шамиль проходит вперед, но я все же хочу выслушать этого мальчишку.
– Стой, Шамиль! Я не приказывал ехать дальше. Говори, Тай.
– Та рабыня больше не идет. Она почему-то не поднимается. Я не подходил к ней близко, честное слово, не давал ей еды, но видел издалека, что она совсем не двигается. Лежит на земле.
Сжимаю зубы и резко поворачиваю коня. Как знал, что с ней будут одни проблемы.
Тай ведет меня в самый конец свиты, и очень скоро я оказываюсь возле Саназ. Сжимаю зубы, видя ее. Глупая человечка. Смотри, чего ты добилась своим упрямством.
Рабыня она лежит на боку. Вся ее накидка на спине пропиталась кровью. Ее босые ноги поджаты.
Схожу с лошади и иду прямо к ней. Что-то подсказывает мне, что это лишь игра этой хитрой девушки, которая снова ищет пути побега.
Останавливаюсь напротив Саназ, внимательно ее рассматривая. Она тяжело дышит и пытается согреться на этой мерзлой земле. Когда мои ботинки узнает, начинает дрожать и глаза закрывает, будто это ей чем-то поможет.
Не похоже, чтобы она притворялась или играла. Кажется, рабыня больна. Она слишком слаба для Хамадана. Ей не выжить.
– Не надо…
Еще миг, и взгляд ее кристально чистых голубых глаз становится каким-то потерянным, рассредоточенным. Вскоре девчонка и вовсе закрывает глаза. Кажется, она лишилась сознания.
Сажусь напротив нее и переворачиваю девушку на живот. Поднимаю накидку и вижу источник проблемы. Глубокие раны от моего кнута на спине Саназ сильно воспалились. Они пропитаны кровью и уже начали гнить. Провожу рукой по ее нежной коже. Она вся горит.
Ее тело оказалось слишком слабым для такого наказания. Был ли у меня выбор? Да. Но я не хотел ее убивать.
Мой взгляд тут же падает на ее босые ступни, которые рабыня пытается поджать под себя. Они также густо покрыты ранами. Я понимаю, что все это время она ходила босой. Даже по скалистым горам, которые имеют острые как лезвия камни. Проклятье. Саназ не доживет до утра, если ничего не сделать. Сама сгорит от жара или ее растерзают дикие звери уже через несколько минут.
Проклиная всех богов, быстро подхватываю рабыню на руки. Она очень горячая, однако это вовсе не тепло ее тела. Это лихорадка, которая, похоже, только усиливается. Тело этой человечки очень маленькое и кажется мне невесомым. Девушка совсем не двигается, но я отчетливо слышу стук ее сердца, который в эту минуту бьется очень слабо.
Я несу Саназ к своей лошади, рядом с которой уже стоит Шамиль. Он перебирает свои бусы руками, смотря на меня во все глаза.
– Господин, оставите ее здесь. Эта шармута только тормозит нас.
– Смеешь мне приказывать, Шамиль? Отойди в сторону. Она поедет со мной.
– С вами? Как это?
– Это мой приказ, и он не обсуждается.
Я пускаю лошадь галопом, прижимая окровавленную спину Саназ к себе. Девушка едва до груди мне достает, она раза в четыре будет меня тоньше. Черт! Почему я тогда не вырвал ей сердце? Сейчас бы не пришлось возиться с ней. Но нет. Я сделал это специально, я хотел, чтобы она жила, и теперь расплачиваюсь за свою глупость.
Саназ еще никогда не была так близко ко мне, и я не могу отрицать, что мне это чертовски нравиться. Ощущать ее тело своим, прижимать к себе эту мягкую человеку оказывается очень приятно, однако одно лишь осознание того, что она мне так и не покорилась, заставляет моего демона выходить наружу.
Рабыня, как тряпичная кукла совсем не шевелится и очень тяжело дышит. Она невольно об мой торс опирается, голову опрокидывая мне на грудь, и я снова чувствую тепло ее тела. Его сейчас слишком много в ней. Рабыня вся буквально горит огнем, и я понимаю, что ехать надо еще быстрее.
Только спустя пару часов мы добираемся до ближайшего поселка, в котором можно остановиться.
– Парс!
– Да повелитель.
– Разбить здесь шатер. Собрать шкуры. Живее!
– Слушаюсь, мой Господин.
Спускаюсь с лошади и беру Саназ на руки. Ее тело стало еще более горячим. На лбу выступила испарина. Губы стали сухими и бледными. Ладонями я ощущаю ее кровь, все еще стекающую с истерзанной мною спины. Мне ее не жаль, мне неведомо это чувство, однако сейчас я хочу, чтобы рабыня жила.
Уже через несколько минут я заношу ее в разбитый шатер и укладываю на шкуры. Рабыня так ни разу и не открыла своих глаз. Черт!
Одним махом сдираю с нее эту накидку, видя красивое тело. Укрываю теплой шкурой и выхожу из шатра. Я не могу ей больше ничем помочь, пока она не покориться мне. Таков закон, и я не