с силой заставляю себя остановится. Знаю, четвертый удар стал бы для нее последним. Человечка бы не выжила, учитывая слабость ее натуры, а я не хотел убивать ее. Я желал обладать ею. Всей. До последней капли крови.
Отбрасываю окровавленный кнут в сторону видя, что Саназ больше не шевелится. Рабыня получила свое наказание, хоть и не покорилась мне, но она сделает это, если все же захочет выжить.
Вскоре подходит Парс, и отвязывает ее от столба. Он накрывает рабыню накидкой и под руки тащит к остальным рабам. Я ловлю затуманенный взгляд из-под опущенных ресниц Саназ, который заставляет меня сжать зубы. Проклятье! Из ее омутов голубых снова льется вода. Она хрипло дышит и обхватывает себя руками от боли.
Почему-то от вида ее окровавленного тела мне становится не по себе, хоть я и видел такое уже тысячи раз, сотни из которых сам выступал палачом.
Толпа тут же расходиться, но только не Шамиль. Кажется, он уловил мое решение, и совсем не понял его.
– Мой Господин, и это…все?
– Рабыня понесла наказание. Для ее тощей шкуры этого достаточно.
– А как же закон? Шариха посмела сбежать от вас, сбросить кандалы!
– Я все сказал, или ты смеешь усомниться в моем решении, пес?
– Нет-нет, не смею.
Мой верный помощник тут же голову понятливо опускает, перебирая бусы в руках. Хоть он и молчит сейчас, я знаю, Шамиль не одобряет такого решения, и это выводит меня из себя.
– Не смей смотреть на меня так! Я так решил и точка.
Быстро на коня своего запрыгиваю и обхожу свиту. Никто не смеет меня ослушаться, однако один из них уже меня предал, спровоцировав засаду, и я обязательно найду, кто. Моя армия должна окрепнуть, ведь чтобы сразится с Аменом за земли Ширеза и Тегерана, мне потребуется такое сильное войско, которого у меня еще никогда не было.
Нам нужно ускорить шаг, иначе до Таара мы будем добираться, по меньшей мере сутки, а у нас просто нет этого времени. С каждым часом Ширез осаждают набеги орков, и нам нужно приложить все силы, чтобы одержать победу в этой войне.
Мы возобновляем путь и продолжаем его держать до самого вечера. На моих плечах сотни тысяч подданных, однако почему-то все мои мысли в этот момент об упрямой белокурой рабыне, которую я сегодня наказывал кнутом, и которая покориться мне, хочет она того или нет.
Глава 8
От большого количества крови моя накидка буквально прилипает к спине, но я не могу с этим ничего поделать. У меня нет бинтов или любых перевязочных материалов, чтобы хоть как-то помочь себе, поэтому все, что я могу – туже связать свою накидку и продолжить идти вместе со всеми. Я скована цепями, однако мою душу нельзя скорить, и ни одному демону ада это не удастся.
Кажется, это второй день моего невольничества в рядах рабынь у Алихана, однако я даже не думаю о том, чтобы ему подчиниться. Если сделаю это – себя предам, а у меня уже не осталось ничего кроме собственного достоинства и веры в то, что я спасусь из лап этого демона.
Мы проходим еще несколько тяжелых часов пути. Пару раз свита останавливается, чтобы попить и поесть, но меня никто даже не думает кормить. Маленький Тай даже подходить ко мне теперь боится. Он знает, если ослушается, будет жестоко наказан, и я понимаю его страх. Тай всего лишь ребенок, и ни в чем не виноват.
Это все Алихан. Этот проклятый демон ждет, когда я сама приду и попрошу у него хоть крошку хлеба, признав его Господином, но я даже не думаю об этом. Он может хоть сто кнутов мне дать, хоть всю спину мне изрезать острыми лезвиями, но ему не сломить меня. Ни за что на свете.
Оранжевое небо постепенно темнеет над головой, но свита не останавливается. Мы идем по густому лесу, из разных уголков которого на нас то и дело смотрят светящиеся хищные глаза местных зверей. В этот момент я понимаю, что стоит только остановиться, и я тут же стану добычей одного из них.
У меня во рту дико сухо, а от постоянного обморожения становится трудно дышать носом. Глухой кашель душит меня все чаще. Черт. Кажется, я заболела, и у меня поднялась температура.
Озноб неприятно пробирается по коже. Сначала мне становится жутко холодно, однако совсем скоро я чувствую невероятный жар в теле, от которого хочется сбросить с себя всю одежду.
В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что совсем не чувствую ног. Я вроде и наступаю на острые камни, но уже не ощущаю сильной боли как раньше. Даже жжения нет. Совсем ничего. Спина, кажется, уже тоже не горит огнём, словно зажило все в один миг, вылечилось, само прошло.
А еще…у меня появляется странное ощущение наполненности в желудке, словно я досыта наелась, и выпила, по крайней мере, сотню чашек горячего чая с жасмином, который согрел меня и укутал своим теплым пледом.
Кажется, так и выглядит бред, в который я с каждой секундой опускаюсь все больше. Липкий, неприятный и парализующий все тело. Я стараюсь не отставать от других рабов, смотря на свои кандалы на ногах, однако в какой-то момент просто падаю. Заваливаюсь на мерзлую землю точно сломанная кукла.
Почему-то дышать становится все труднее. Каждый вдох дается с невероятной болью и хрипом. Сколько бы я не вдыхала, воздуха, словно, все равно не хватает, и я невольно прикладываю руки к груди.
Не понимаю, что со мной происходит. У меня ведь уже ничего не болит, однако сил встать просто нет. Глухой кашель сильно сдавливает грудь, а малейшая попытка подняться заканчивается черными кругами перед глазами.
Не знаю, сколько проходит времени, но я так и не могу встать на ноги. Как ни стараюсь, ничего не выходит, и тогда я понимаю, что пришла моя очередь стать тростинкой, которую просто сломают и отдадут псам на обед.
Содрогаясь от ужаса и лихорадки, я не слышу ничего, кроме глухого звука металлических цепей и чьих-то приближающихся шагов. Когда рабы рядом затихают и начинают кланяться, я понимаю, что смерть уже близко. Она пришла ко мне в образе огромного страшного демона, под видом воина в человеческом обличии. Только на него так реагирует, только он несет в себе столько смерти. Это Алихан.
Он явился за мной, чтобы, наконец, закончить начатое. Чтобы сломать ту, которая так и