уже не больно. Я полностью опираюсь о столб и в какой-то момент просто теряю опору в ногах. Перед глазами все плывет и кажется, я теряю сознание, но нет. Мой обезумевший от ужаса разум не спешит покидать меня, поэтому я нахожусь все еще в создании, когда слышу как Алихан отбрасывает кнут в сторону, грубо говоря что-то на незнакомом мне языке.
– Отвязать и поставить рядом с рабами. Заменить кандалы, чтоб не сбежала снова. Не поить. Не кормить, пока сама не попросит. У своего Господина.
– Да, мой господин.
Парс тут же отвязывает меня, и я кулем сваливаюсь на пол. От адской боли в спине почти не могу двигаться. Только пытаюсь прикрыться ошметками накидки, которую разорвал на меня этот проклятый демон. От сильной истерики не могу вымолвить ни слова, только вижу сквозь слезы, как Алихан уходит, даже не взглянув на меня больше ни разу. Он наказал свою рабыню, поэтому какой смысл ему еще смотреть на нее?
Парс поднимает меня, и тащит к другим рабам точно мешок картошки, так как я едва ли ноги волочу после этой ужасной пытки. Боль в спине такая сильная, что я плачу безостановочно еще целый час. Моя разодранная накидка вся промокла в крови, которая кажется, не остановится уже никогда.
Я не могу увидеть, что у меня со спиной, но думаю, там не осталось ни единого сантиметра живой кожи. Он разодрал ее всю. До остатка изрезал, но я ни о чем не жалею. Я лучше сдохну, но не признаю себя собственностью этого нелюдя. Ему не добиться этого. Ни за что в жизни.
Как только среди рабов оказываюсь, ищу хоть малейшее сожаление в их глазах, но его нет. Напротив, рабы недовольно смотрят на меня, похрустывая своими кандалами.
Я отползаю от них подальше, тут же на землю сваливаясь. Не могу лежать на спине, поэтому лишь на бок поворачиваюсь, стараясь не задеть свои раны.
– Парс, почему они так смотрят на меня?
– Рабы злятся за тебя. Ты унизила их.
– Я? Господи, чем?
– Ты посмела сбежать от Господина, и при этом избежать наказания.
Не верю в то, что слышу. Как это вообще возможно.
– Как они могут так считать? Разве не меня только что били кнутом до потери сознания, разве это не было наказанием?
Кривая улыбка воцаряется на лице Парса, словно сейчас я сказала что-то нелепое.
– Конечно нет, шариха. Это детский лепет был, а не настоящее наказание рабыни в Хамадане за побег. Ты посмела ослушаться своего Господина, а потом еще и сбежать. Сам удивляюсь, как ты еще дышишь.
– Я не понимаю. А какое наказание следует за побег рабам?
– Смерть. Всегда. В жутких муках. Вот только я не знаю, почему Алихан оставил тебя в живых. И они тоже не знают. И ненавидят тебя за это, так что смотри, крепко не засыпай. Теперь все рабы мечтают, чтобы ты подохла поскорее, и не нарушала больше строгие законы Тегерана, в которых никогда нет отступлений.
Я прихожу в шок от услышанного, но боль в спине такая сильная, что мне уже откровенно плевать на то, кто и что думает. Все что я могу сейчас – просто лежать на сырой земле чувствуя, как из моих ран все еще продолжает сочиться кровь.
Малейшее движение при этом приносит просто адскую боль, поэтому я стараюсь даже не дышать лишний раз.
Сквозь жуткое жжение в спине и застилающие глаза слезы вижу лишь, как Парс наклоняется и захлопывает новые кандалы на моих ногах. На этот раз они совсем без ржавчины, и туго соприкасаются с кожей, лишая даже малейшего шанса на побег.
Когда этот белобрысый слуга уходит, я остаюсь совсем одна среди всех этих зверей. Истерзанная, униженная и напуганная, однако все это ничто по сравнению с ненавистью, которую я теперь испытываю к своему палачу.
Алихан. Демон Хамадана, полководец армии Тегерана. Тот, чьей смерти я сейчас желаю больше всего на свете, и к кому чувствую такую жгучую ненависть, которую еще никогда не испытывала в своей жизни. Он наказал меня, унизил, сделал больно, однако я все еще не понимаю, почему он оставил меня в живых.
Глава 7
Эта мелкая шармута не привлекает моего внимания ровно до того момента, пока Икран ее снежные волосы не распускает, и она не укрывается ими как белым покрывалом. Когда же этот грязный шакал ее одежду разрывает, показывая небольшую налитую грудь девушки, я тут же ощущаю прилив возбуждения в паху.
Эта молодая человечка трясется как дикий ягненок, пока мои воины не пожирают ее тело глазами. У нее очень бледная кожа и розовые стоячие соски, которые тут же становятся налитыми бутонами на холодном пронизывающем ветру.
У меня уже есть тысячи рабынь и сотни наложниц, однако почему-то я ощущаю желание взять эту шармуту себе. Чтобы насладиться ее юным телом, чтобы собственными руками ощутить нежность ее кожи.
Саназ. Я даю ей это имя, так как она и правда необычная. Ее голубые глаза разят чистотой и невинностью, а дрожащие губы возбуждают мои самые грязные желания. Я хочу ее. Всю и до последней капли.
Я ожидаю покорности от этой человечки, однако рабыня оказывается поистине дикой и совершенной необузданной. Когда на цепь ее наступаю, Саназ еще больше трястись начинает. Из глаз ее течет прозрачная вода, делая все лицо мокрым. В будущем я буду видеть эту воду постоянно, особенно тогда, когда она будет смотреть прямо на меня.
Я смотрю в глаза этой молодой шармуты и не верю, что они реальные. Прозрачные и чистые, голубые как целебный ручей, они сразу же запоминаются мне, вбиваясь в голову.
Мы забираем девушку, и привязываем ее к остальным рабам. Уже с первых минут я вижу что она дико упрямая, поэтому практически сразу жалею о том, что не убил ее вместе с Икраном. Она совершенно не знает, как быть рабыней и подчиняться хозяину.
Хуже того, эта молода шариха даже вздумывает противится, всеми силами не желая мне подчиняться, чем делает себе только хуже. Кажется, она еще не знает, что никто не смеет перечить мне, а тот кто решится – лишиться головы.
Я понимаю в последний момент, что Саназ просто не знает, что я не человек, поэтому так глупо и отчаянно ведет себя со мной. Когда она отказывается признать меня ее хозяином, я не сдерживаюсь. Мой демон тут же наружу вырывается, от чего я сватаю первого попавшегося