из штаба армии — не мой уровень, — нейтрально ответил я. — Капитан Щеглов готовит группу для рейда в тыл противника, потому и не смог приехать лично. А я — именно тот, кто будет корректировать ваш огонь с помощью рации, поэтому я здесь.
— Ты когда-нибудь работал корректировщиком, младший лейтенант?
— Не доводилось, — честно ответил я, — но теоретическую подготовку имею.
— Ну, тогда ты нам накорректируешь…
— Товарищ подполковник, у меня очень хороший глазомер и тренированный слух. С математикой я тоже дружу, поэтому мне и поручили эту задачу. Я могу с достаточной точностью выдавать целеуказание в прямоугольных координатах, но, есть и еще один вариант. Если вы разрешите мне поработать непосредственно с расчетами орудий, мы сможем существенно увеличить точность стрельбы и сократить количество пристрелочных выстрелов.
— Это каким же образом, младший лейтенант?
— Я сам могу исчислять установки прицела, уровня и угломера, а также топографическую дальность с учетом поправок на баллистические и метеорологические условия и деривацию. Под требуемый тип заряда, естественно.
— Так… — Цайтиуни хмыкнул, — Умные слова ты знаешь, но говоришь явную чушь. Как ты сможешь все это вычислить, находясь на наблюдательном пункте в непосредственной близости от цели?
— Если буду точно знать координаты каждой гаубицы — смогу. Более того, если вы дадите мне возможность ознакомиться с таблицами индивидуальных поправок каждой гаубицы, позволите сделать из них выписки и проверить внутреннее состояние стволов, точность стрельбы будет еще выше.
— Не верю! Это просто болезненный бред какой-то, младший лейтенант! Не знаю, что ты там рассказывал своему капитану, а он комдиву, а комдив командарму, но если операция спланирована, исходя из этого словоблудия… Я не стану подставлять гаубицы особой мощности под огонь немецкой полевой артиллерии ради этих бредней!
— Товарищ подполковник, разрешите мне устроить небольшую демонстрацию. Сутки назад я побывал в немецком тылу, и там наша группа, помимо прочего, обнаружила один очень перспективный блиндаж, по всем признакам похожий на полевой склад боеприпасов или горючего — дело было ночью, и толком рассмотреть его нам не удалось, но отметку на карте я сделал и координаты запомнил. Если вы дадите мне поработать с расчетом одной из Б-4, я вычислю все необходимые установки для стрельбы и сообщу артиллеристам. Телефонная связь с передовой у вас имеется, и мы можем попросить кого-нибудь на ближайшем полковом наблюдательном пункте посмотреть в нужную сторону. Склад находится в восьми с половиной километрах от первой линии немецких окопов, но если там хранятся боеприпасы или топливо, результат попадания должен быть неплохо виден с полкового НП.
Командир артполка секунд десять обдумывал мое предложение, нехорошо разглядывая меня с высоты своего немалого роста.
— Три снаряда, младший лейтенант, — наконец раздраженно выдавил он, доставая карту из планшета, — Где склад?
* * *
К позиции гаубицы, выделенной подполковником для проверки моих слов, меня проводил командир дивизиона — старший лейтенант Бирюков, весьма скептически смотревший на пришлого разведчика, пытающегося корчить из себя артиллериста.
— Товарищ старший лейтенант, — вытянулся перед Бирюковым командир расчета, — Орудие замаскировано и готово к стрельбе. По вашему приказу заканчиваем оборудование резервной позиции в трехстах метрах отсюда на опушке леса.
— Старший сержант, соберите расчет. Вы временно поступаете в распоряжение младшего лейтенанта Нагулина. Ровно на три выстрела из вашего орудия. Я тоже поприсутствую, но вмешиваться не буду. Выполняйте!
— Есть! — подчиненный Бирюкова развернулся ко мне, — Товарищ младший лейтенант, командир расчета гаубицы Б-4 старший сержант Ильин. Какие будут приказания?
— Для начала, старший сержант, покажите мне ваше орудие.
Минут за десять я облазил всю позицию, заглянул в ствол гаубицы, бегло просмотрел таблицу поправок, уточнил у старшего лейтенанта, есть ли в полку последние метеоданные, а потом отправился выбирать себе снаряды для стрельбы.
Когда я подошел к сложенным в ящиках под навесом зарядам и стал вынимать их по одному, взвешивая в руках, во взглядах сержанта и старлея плескалась сдержанная насмешка, смешанная с настороженностью.
— Вот эти, товарищ старший сержант, — отложил я в сторону выбранные заряды.
Следующей моей целью стали, собственно фугасные снаряды. Когда я подошел к ним, усмешка на лице лейтенанта стала чуть более явной — богатырским телосложением я не отличался, а весил снаряд сотню килограммов.
Я наклонился и приподнял снаряд, покачал его из стороны в сторону, повернул несколько раз вдоль оси, давая вычислителю возможность оценить распределение массы и пригодность боеприпаса для точной стрельбы. Краем глаза я наблюдал, как с лица лейтенанта сползает усмешка, а командир расчета уважительно покачивает головой.
Два снаряда я забраковал, а три выбранных расставил в стороне рядом с зарядами.
— Стрелять будете именно в этой последовательности, — повернулся я к старшему сержанту, — Заряжай!
Я выдал командиру расчета данные для установки прицела, угломера и уровня, артиллеристы заученными движениями зарядили гаубицу, и поршневой затвор басовито лязгнул, запирая канал ствола.
— Орудие к стрельбе готово! — доложил Ильин, отмотав метров двадцать веревки, привязанной к спусковой рукояти.
Мы с лейтенантом спускались в небольшой окоп, когда раздался зуммер установленного в нем полевого телефона.
— Товарищ полковник сообщает, что наблюдатели на полковом НП готовы, — доложил ефрейтор, дежуривший у аппарата.
Старший лейтенант бросил на меня вопросительный взгляд, и я повернулся к командиру расчета.
— Огонь!
Закрытые ладонями уши и приоткрытый рот несколько смягчили удар звуковой волны, но эффект от выстрела Б-4 все же превзошел мои ожидания. Гаубица особой мощности — не слишком гуманная штука для собственного расчета.
Сержант занялся заряжанием орудия, а нам со старшим лейтенантом оставалось только ждать. Я, прикрыв глаза, с интересом наблюдал за полетом снаряда. Вычислитель чертил пунктирную линию прогнозируемой траектории, и было видно, что точного попадания не будет, но результат все равно был неплох.
Через минуту телефон зазвонил вновь.
— Наблюдатели зафиксировали одиночную вспышку в немецком тылу примерно в восьми-девяти километрах от передовой, — доложил связист.
— Похоже, промах, — констатировал старший лейтенант. Он старался, чтобы его голос звучал нейтрально, но нотки удовольствия от неудачи слишком уверенного в себе разведчика в нем все же проскальзывали.
— Что ж, внесем коррективы в расчет, — пожал я плечами, выбираясь из окопа, — видимо, требуется провести его с большей точностью. Секунд тридцать я старательно изображал задумчивость, после чего решительно повернулся к Ильину. Старший сержант, получивший новые данные для стрельбы, посмотрел на меня с удивлением.
— То есть как это две трети минимального деления, товарищ младший лейтенант? — уточнил он, услышав непривычную вводную.
— А вот так, товарищ сержант. На такой дистанции точности в одно деление недостаточно. Приходится работать с дробными значениями. У вас ведь хорошее зрение?
— Так точно! Никогда проблем с этим не было.
— И рука, я уверен, твердая, — кивнул я, —